Читать книгу Дорога на Москву - Алесь Кожедуб - Страница 2

С Голенчиком мы встретились в его комнате в общежитии.

«Оказывается, и преподаватели живут в общаге, – с любопытством оглядывался я. – Но это, если без жены. А с женой и детьми?»

– Мои пока в деревне у родителей, – сказал Николай Гаврилович. – С квартирами тут совсем беда.

– Всюду беда! – рубанул рукой воздух отец. – Я вот сына пристрою – и в Хадыженск.

– Куда?! – опешил я.

– В Краснодарский край. Там в Белореченске Толя Кучинский живёт. Купил дом с виноградником, живёт и в ус не дует. Будем к нему в гости ездить.

– Откуда у тебя деньги на дом? – хмыкнул я.

– А мне в техникуме две комнаты с кухней дают, – гордо сказал отец.

В Новогрудке у нас тоже были две комнаты с кухней и такая же должность. Но отец жил по своим законам математики, и объяснить, чем хадыженские две комнаты с кухней лучше новогрудских, мог только он.

– Там климат, – сказал отец. – Псориаз замучил. Врачи сказали – или меняй климат, или образ жизни. Лучше климат.

– И когда переезжаете? – спросил я.

– В сентябре.

В принципе к переездам я привык. Когда мне было десять лет, из Ганцевич мы переехали в Речицу. Там года три пожили на съёмных квартирах и отбыли в Новогрудок. Сейчас тоже прошло три года.

– А мама? – спросил я.

– Куда она денется.

Мама против всех этих переездов протестовала, но не настолько сильно, чтобы им помешать.

– Значит, решил на филфак? – вмешался в наш разговор Голенчик.

– Упёрся, как баран! – сказал отец. – Я ему говорю, давай в нархоз, у меня там все знакомые, от лаборантки до ректора, а он уставится в книжку и молчит.

– На филологическом тоже хорошее образование, – сказал Николай Гаврилович. – Что у тебя по математике?

– Четыре.

– А по истории?

– Пять.

– Думаю, поступит, – посмотрел на отца Голенчик. – Скажу ребятам из приёмной комиссии, чтоб не сильно придирались. Но у нас и так не придираются. На филфаке хлопцев мало.

На эти последние слова я не обратил внимания, но, как выяснилось позже, именно они имели решающее значение.

– А кем он после филфака будет? – спросил отец. – Учителем. Разве можно учителя сравнить с бухгалтером?

– Время покажет, – закряхтел Голенчик, закуривая папиросу. – Я тоже не думал, что окажусь в этом общежитии. В Ганцевичах давно был?

– Давно, – махнул рукой отец. – Хочу вот с сыном съездить.

– Ты же в Хадыженск собрался, – усмехнулся я.

– Лучшие годы там прошли, – не слыша нас, посмотрел в окно Голенчик. – Теперь думаю: зря оттуда уехал.

– Давай по грамульке, – сказал отец, доставая из авоськи бутылку водки. – Закуска есть?

Николай Гаврилович взял с подоконника два стакана, вынул из тумбочки полбуханки засохшего хлеба, кусок сала и луковицу.

– Ты как? – посмотрел на меня отец.

– Пейте сами.

Тогда я был ещё равнодушен к водке, впрочем, как и к вину. И не знал, что лучшая в мире закуска – хлеб, сало и луковица.

Взрослые выпивали, вспоминая своих ганцевичских друзей, я же думал о предстоящих экзаменах. Вероятно, университетские требования чем-то отличались от школьных, но чем? По той же истории, например, кроме учебника и пособия для поступающих в вузы я прочитал множество романов и повестей из дополнительного списка. Имеет это значение или нет? А даты? Вроде, все вызубрил, но какая-то из них может и вылететь из головы. Про английский язык лучше вообще не думать. Это был самый трудный из всех языков мира, может быть, за исключением китайского.

– Не бойся! – потрепал меня по плечу Николай Гаврилович. – Главное, напиши как следует сочинение, а там оно само пойдёт. Я вот из деревни приехал, и ничего, со второго раза поступил.

«Почему не с первого?» – чуть было не спросил я, но сдержался.

– Поступишь – и сразу уедем в Хадыженск, – сказал отец. – Хороший городок, про климат я и не говорю. Два часа поездом до Туапсе.

– А что в Туапсе? – спросил я.

– Море, – ответил отец.

И мне сразу же захотелось на море.

Мои родные Ганцевичи хоть и находились в полесской глубинке, но в них была железнодорожная станция с эстакадой, на которой вкусно пахло свежеспиленным деревом. А станция – это поезда, и каждый пацанёнок в Ганцевичах знал, что можно сесть в поезд и укатить в Москву или на море. В нашей огромной стране было куда уехать. Мы и песни тогда распевали про поездки. «Едут новосёлы, рожи невесёлы, кто-то у кого-то стырил чемодан. В чемодане было два кусочка мыла, полкило печенья, килограмм конфет. Ой ты, зима морозная, тёща туберкулёзная…»

Гимн Советского Союза в нашем исполнении тоже был связан с поездкой: «Союз нерушимый свалился с машины…» То есть кто-то куда-то ехал, но по дороге упал.

Кстати сказать, Новогрудок проигрывал Ганцевичам с Речицей именно в том, что в нём не было железной дороги. Потому и пришлось лететь в Минск на самолёте, чёрт бы его подрал. Этот «кукурузник» ещё долго будет мне сниться.

– Как ты думаешь, зачем она везла в Минск порося? – спросил я отца.

– Кто? – вытаращился он на меня.

– Тётка из самолёта.

– Не знаю, – взял в руки стакан отец. – Люди часто такое могут учудить…

– Хоть стой, хоть падай, – согласился с ним Голенчик. – Мне тоже надо было оставаться в школе, а не в аспирантуру лезть. Сейчас жил бы в Ганцевичах, по грибы ходил…

Мне по грибы ходить не хотелось. Может быть, ловить рыбу, но это можно делать и на море.

– Море так море, – вздохнул я. – Может, и поступать надо в какой-нибудь Краснодар?

Отец и Николай Гаврилович непонимающе уставились на меня.

– Шучу, – усмехнулся я.

– Поступишь, – успокоил меня Голенчик. – Ты думаешь, здесь одни гении учатся?

– Я вообще институт экстерном кончал, – сказал отец. – Друзья по преферансу в Ганцевичах заставили. Не поступишь, сказали, в институт, не станем с тобой в карты играть.

– Ради этого не то что в институт – в академию рванёшь, – засмеялся Голенчик.

Взрослые допили остатки водки, и мы с отцом ушли из общежития.

– Поможет? – спросил я отца на улице.

– Обязательно! – выпучил он глаза. – У нас в Ганцевичах дал слово – держи.

В Ганцевичах уже давно не жили ни мы, ни Голенчик, но я отцу поверил.