Читать книгу Дорога на Москву - Алесь Кожедуб - Страница 5

Литературу я сдал легко. Но так и должно было быть, всё ж библиотеку прочитал.

– Какую библиотеку? – разинула рот Ленка, когда я ей сказал об этом.

– Обыкновенную, – пожал я плечами. – Хотя нет, техникумовская меньше городской.

– Объясни толком! – рассердилась она.

Когда Ленка, скосив тёмный глаз, смотрела на меня сверху вниз, она походила на лошадь. Овал лица, тяжёлая грива волос, изгиб долгой спины и длинные ноги не оставляли сомнений – на гербе Ленкиных предков когда-то красовалась лошадь. Возможно, чистокровный арабский скакун.

– В Новогрудке, – объяснил я, – у меня был ключ от техникумовской библиотеки. Я приходил туда и брал любую книгу. Даже «Золотого осла» мог взять.

– Ключ украл? – пропустила мимо ушей слова об осле Ленка.

– Почему украл? – обиделся я. – Отец работал в техникуме преподавателем. Библиотекарша меня любила, потому что в день я прочитывал пять книг.

Здесь я прилгнул. Конечно, пять книг в день у меня не получалось. Две проглатывал, но и то не всегда. А библиотекарша меня любила, во-первых, потому, что я был сыном преподавателя, а во-вторых, книги я глотал аккуратно, в отличие от тех же студентов. Вот их библиотекарша тихо ненавидела, она сама мне в этом призналась.

– И что, всю школьную программу одолел?

Ленка теперь походила на букву «о» не только глазами и ртом, но и телом.

– Да я все романы Уэллса прочитал! – хмыкнул я.

– «Войну миров»? – блеснула она эрудицией.

– У него куча романов об английской жизни. Их намного больше, чем фантастических.

Ленка оглядывала меня, как музейный экспонат. С виду ничего особенного, а поди ж ты.

Кстати, позже выяснилось, что по глотанию книг я отнюдь не чемпион. Попадались уникумы, которым книга легко заменяла еду и женщин. Я к ним не принадлежал. Но даже эти уникумы не читали роман в девяти томах «Великий Моурави».

– Как, говоришь, фамилия автора? – чесал уникум за ухом.

– Анна Антоновская.

– Про что?

– О героической борьбе грузинского народа против турецких захватчиков.

– Нет… – отводил глаза уникум.

Мне нравилось уничтожать уникумов этим романом. Во-первых, никому ничего не говорила фамилия автора. Во-вторых, никто не знал значение слова «моурави». И в-третьих, раздавленные девятитомной массой эпопеи уникумы больше не издавали ни писка.

Ленку я о Великом Моурави не спросил. Всё-таки ей было далеко до уникумов.

– Я снова «четвёрку» получила, – похвасталась она.

– Молодец, – сказал я. – Костю с Игорем не видела?

– У Кости «пять», у Игоря «тройка», – отрапортовала она.

– Поступят, – сказал я.

– А история?!

От ужаса у Ленки расширились глаза, и она стала очень красивой.

Да, с историей у любого человека могли возникнуть проблемы. Клио, как мне стало ясно позже, была самой капризной из муз, и заслужить её расположение было сложнее, чем любой из античных богинь, не говоря уж о богах. Впрочем, все древние боги были простоваты, и обмануть их не составляло труда проходимцам вроде Одиссея. Но и на старуху бывает проруха, вспомним хотя бы таких любимчиков Клио, как Нерон, Герострат, Чингисхан или Кортес. О Гитлере я вообще молчу.

Так вот, с историей у меня были своеобразные отношения. Я любил не саму науку историю, состоящую из огромного перечня больших и малых событий, а её толкование профанами, к которым, несомненно, принадлежали писатели. Я с удовольствием читал описания исторических событий Прусом, Яном или Дюма, не придавая особенного значения достоверности этих описаний. Вполне понятно, что история представлялась мне излишне романтизированной особой, похожей одновременно на Венеру, Клеопатру и царицу Савскую. Все они были как прекрасны, так и непостижимы. А главное, в каждой исторической персоне была загадка, которую хотелось разгадать.

Экзамен по истории принимали два преподавателя, молодой и не очень молодой.

– Ну, что у вас там? – устало спросил преподаватель постарше.

– Крымская война, – сказал я. – И Февральская революция.

– Давайте про войну, – распорядился он.

– Крымская война произошла в 1854–1856 годах… – бодро начал я.

– Каких-каких годах? – перебил меня второй экзаменатор.

– В тысяча восемьсот пятьдесят третьем, – поправился я.

В принципе Крымская война была мне знакома, особенно подвиги матроса Кошки. Я читал не только рассказы Льва Толстого, но и «Севастопольскую страду» Сергеева-Ценского, которая, конечно, была меньше «Великого Моурави», но не такая уж и маленькая. О подвигах Нахимова, Корнилова и Тотлебена я мог рассказывать долго. Однако развернуться мне не дали.

– Даты путает, – сказал молодой экзаменатор, беря в руки «зачётку». – «Четвёрка», и то с натяжкой.

– Он же филолог, – возразил его напарник. – Для филолога знания вполне приличные.

– В каком году произошла Февральская революция? – спросил молодой.

– В феврале семнадцатого, – пожал я плечами. – И не революция, а переворот. Революция была в октябре.

– Вот! – оживился не очень молодой экзаменатор. – Политически грамотный абитуриент, что для филолога даже странно. Я думаю, надо ставить «отлично».

– Да он в Крымской войне плавает! – порозовел от негодования молодой.

«Сам ты плаваешь, аспирант хренов, – подумал я. – О Великом Моурави, небось, и слова не сказал бы».

– А что нам говорил Николай Гаврилович? – посмотрел на него старший товарищ. – Кто будет виноват?

У меня в голове всё смешалось. «Кто виноват?» – это ведь роман Чернышевского. Я честно пытался его прочитать, но дальше сотой страницы дело не шло. Хотя сейчас, наверное, это не имело особенного значения.

Пауза угрожающе затягивалась.

– Хороший роман, – сказал я.

– Какой роман? – уставились на меня оба экзаменатора.

– Николая Гавриловича, – упавшим голосом сказал я.

Преподаватели расхохотались.

– Так и быть, «пятёрка», – расписался в «зачётке» аспирант. – Про Николая Гавриловича он хорошо сказал.

– Его все знают, – кивнул второй экзаменатор.

Уже на улице я вспомнил, что Голенчика тоже звали Николаем Гавриловичем.

– Я же говорил, что будет «пятёрка», – сказал отец, заглянув в «зачётку». – Коля слов на ветер не бросает.

«Коля так Коля, – подумал я. – Хотя о Крымской войне я мог им до вечера рассказывать. Может, и впрямь надо было на истфак поступать».