Читать книгу Небо без границ - Анастасия Кодоева - Страница 9

Шел пятый день нашего пребывания в Танзании. Гулять по улицам не хотелось, фотографироваться тоже, среди местных я чувствовала себя напряженно и беспокойно. Ощущение одиночества дополняло картину последним штрихом.

Мои попытки строить отношения с другими мужчинами (после расставания с Кириллом) были обречены на провал. И, кажется, я догадывалась, почему: то ли моя внутренняя убогость притягивала точно таких же, как я, и мне от этого становилось только хуже, то ли я застряла в своей боли, как муха в смоле, и не имела возможности оттуда вырваться.

Тоска внезапно сменялась радостью, но, как понимаю сейчас, это был тревожный признак. Я нуждалась в обследовании и лечении, но вместо того, чтобы пропить курс успокоительных, отправилась в отпуск. Порой мое состояние оставляло желать лучшего и откровенно пугало.

Я могла встать утром, и на меня накатывало вдохновение: я думала о том, что все совершенно не так плохо, как кажется! Надо просто относиться к своему одиночеству как к глотку воздуха. «Это всего лишь такой период», – успокаивала я себя. Нужно осознать свою непохожесть на других и принять это: ведь все мы разные, и у всех свои вкусы и желания. Чем необычнее человек по своей природе, тем сложнее ему найти кого-то. Хотя необычной я себя никогда не считала. Странной – да, но необычной – нет… Что во мне такого особенного? Совершенно стандартная работа, размеренная жизнь, никаких хобби и интересов, характер замкнутый, а друзей – и тех нет. Однако если сейчас пришло время покопаться в себе, то вот хорошая метафора: точка роста. Допустим, личность формируют страдания. Значит, все закончится, когда я усвою этот тяжелый урок? Но только урок все не усваивался, а я периодически ловила себя на том, что мне незачем жить.

Может, состояние одиночества – это шаг навстречу себе? Скажем так, останавливаясь среди толпы, фотографируя городские руины, горы сочных фруктов, пальмы, снимая на камеру измученные жарой и уставшие лица стариков, а рядом ликующие детские физиономии, я задавала себя вопрос: «Что здесь особенного, в этом ракурсе, в этом человеке?» Кажется, именно так я начала лучше понимать себя, определять, что мне нравится, а что нет. Поначалу это знакомство с собой удивляло, потом захватило, как увлекательная игра. А потом произошло полное обнуление, приступ апатии.

Уставшие, мы с Наташей сели на лавочку под пальмами. Она натерла ногу, и у нее появилась ранка. Пластырь остался в номере, и я предложила ей свои шлепки. Она согласилась, хотя ее ступня утопала в них, зато идти было не больно. «Для разнообразия неплохо пройтись босиком», – подумала я и убрала Наташину обувь в сумку. Мы сделали еще небольшую петлю вокруг памятника и увидели стеклянную витрину уличного кафе, где продавали мороженое.

– Это то, что нам нужно. Согласна? – спросила я Наташу.

– Думаю, да!

Мы купили мороженое и сок, потом сели за столик и долго щелкали кнопками фотоаппарата, листая снимки, рассматривая одно и то же по сто раз.

– Мам, ты классно фотографируешь, – сказала Наташа.

– Правда? Ты так думаешь?

– Ну да. Вот тут смотри, здорово.

На маленьком экранчике я увидела рассевшихся в парке медитирующих африканцев.

– Ну, спасибо.

Вдруг меня осенило: вот он, урок! Я поняла! У меня есть право на осуществление своих собственных желаний… А я чаще выбирала чужие!

Раньше я всегда шла навстречу Кириллу и уступала ему в любых вопросах. Мало того, мне это нравилось, я упивалась своим благородством, ведь любовь предполагает готовность идти на компромисс. Вот и они, первые признаки «антенн на голове», добро пожаловать в «Корпорацию Монстров»! Кирилл оценивал мои действия скорее негативно, чем видел в них проявления искренних чувств, но мне это все было невдомек. Каждый из нас любил в меру своих возможностей.

Вспомнился вечер накануне разрыва. Нас пригласили на юбилей к его маме, и мы думали, как ехать: отдельно от всех гостей, потому что Наташа еще совсем кроха и часто плачет, или все же соблюсти рамки приличия и прибыть к торжеству вовремя.

…За окном светят фонари, капает мелкий дождик. Я включаю торшер на кухне и зажигаю гирлянду на окне. В комнате тут же становится уютно и тихо, дочка спит. Мои мокрые волосы туго затянуты в полотенце, я насыпаю в кружку содержимое пакетика с какао, заливаю кипятком и собираюсь присесть к столу.

Кирилл сегодня не в духе, и мне хочется задать вопрос, что с ним такое происходит в последнее время, но я не решаюсь. Вместо этого мысль течет плавно сама собой, пока я размешиваю какао, как будто это не моя мысль вовсе. «А спросил бы он меня, в каком настроении вообще я нахожусь? И когда я последний раз нормально спала?»

– Во сколько поедем к маме? – спрашивает Кирилл.

– Как хочешь…

– Да что ты вечно: «Как хочешь!» – взрывается он. – У тебя на все одно и то же! Хоть бы раз сказала сама, что ты думаешь!

Кирилл резко ставит чашку на стол, и липкий сладкий напиток разбрызгивается на скатерть, я хватаюсь за тряпку и срочно отворачиваюсь, чтобы он не успел заметить мои слезы.

– Мне кажется, что в отношениях важно услышать другого, – отвечаю я, стоя к нему спиной.

Мне не по себе от такого грубого тона, хочется сжаться, как ежику, и выставить колючки, которых у меня нет. Еж без колючек – вот, кто я на самом деле.

Однажды я нашла в журнале психологический тест: каким сказочным героем вы себя представляете? Мой персонаж слишком жалок и труслив.

Я не хочу, чтобы Кирилл видел мои слезы, потому что он либо никак не реагирует, либо начинает иронизировать, что еще хуже. Я боюсь его равнодушия – и его насмешек тоже.

Этот упрек до сих пор звучал эхом в моих ушах. Может, Кириллу все это надоело, и для него жизнь со мной стала пресной и скучной. Однако теперь, сидя за столиком в уличном кафе в Африке, я могу смело выбирать себя (что, по сути, не так уж и плохо), по причине того, что выбирать мне больше не из чего.

Мы с дочкой съели мороженое, допили сок и вышли из кафе. Пока смотрели фотографии, даже не заметили, как начало смеркаться. Теперь набережная сияла огнями, тут толпился народ, и мы попали на шумную ярмарку. Всюду играла музыка, стояли открытые торговые точки, в каждой из них улыбающиеся повара в длинных одеждах жарили морепродукты. Креветок, кальмаров, кусочки рыбы насаживали на шпажки и продавали недорого. Я не рискнула это пробовать: уличная еда казалась мне небезопасной. Зато здесь можно было купить орешки, фрукты, попкорн – все это отдавали почти даром.

На многолюдной площади смешались все нации и культуры, которые только можно себе представить. Арабские женщины, затянутые черной тканью с ног до головы, вели за руку детей. Туристы, по здешним меркам смело и даже неприлично одетые, пили пиво и веселились.

Мне на глаза уже несколько раз попадался один и тот же пожилой мужчина с седой бородой и в очках. Он напоминал солидного европейца, возможно, владельца небольшого бизнеса. Рядом с ним ходила юная африканская девушка, почти школьница, на вид лет семнадцати, не больше. В этот раз они медленно прогуливались вдоль берега, находясь достаточно близко, но не держась за руку. Вчера я встретила их же в кафе в центре города, когда зашла туда пообедать вместе с Наташей. Они сидели вдвоем за одним столиком, выглядело это довольно странно: девушка листала что-то в телефоне, опустив глаза вниз, а мужчина пил свой кофе. Они молчали часа полтора, а потом просто встали и пошли в одну сторону, не обмолвившись ни словом.

Как только я увидела приближающегося к нам Романа, у меня словно камень с души упал. Теперь мы в безопасности, можно смело гулять по центру города – даже ночью. Втроем мы ускользнули от толпы и в конце набережной обнаружили кафе, в котором играла живая музыка.

Я шла босиком по теплому песку, прогретому солнцем, вдыхая аромат благовоний. В памяти надолго осталось это удивительное, спокойное место: рядом шумит прибой, а в небе – множество ярких звезд. Казалось, мы попали в другой мир, здесь все ощущалось по-новому, совсем не так, как на площади.

Ансамбль исполнял что-то этническое. Сочетание барабанов с гулкими перекатами низкого голоса завораживало: казалось, что солист изливает душу и сетует на свою тяжкую судьбу. Музыка затронула меня очень глубоко, как будто она внушала надежду на лучшее и одновременно призывала смириться с чем-то большим и неизбежным в жизни. Я незаметно стала притопывать ногой в такт мелодии. Наташа даже успела снять видео, пока у нее не сел телефон.

Втроем мы вышли на уличную террасу, где обнаружили много пустых столиков, в центре каждого из которых горела свеча. Присев за один из них, я вдруг услышала, как бьются о берег волны. Песни закончились, посетители ушли, и со всех сторон нас обступила оглушительная тишина. Официант в белой рубашке положил на стол меню. Роман заказал пиво, Наташа – спрайт, а я – джин-тоник. Вскоре нам принесли напитки, и мы подняли бокалы за встречу.

Не успели мы выпить по глотку, как я почувствовала, что в мою голень впивается что-то острое, а потом еще и еще. Я посмотрела вниз, на ногу, но ничего не увидела.

– Комары! Чтоб их так! У меня нет спрея, – расстроилась я.

– Я тоже не взял, – ответил Рома.

Комары кусали нещадно, словно хотели напиться крови до конца своих дней. Я похлопывала себя по плечам и по ногам, но это особо не помогало. Неожиданно Рома произнес:

– В чем смысл жизни? Как ты думаешь?

Я поставила стакан на стол и долго смотрела сквозь стекло на пламя свечи. В голове пронеслось несколько вариантов ответа, но я не знала, какой из них правильный.

– В чем? Конечно же, в любви. Может, еще так: в том, чтобы найти себя? И не спутать одно с другим, и не потеряться. А твое мнение?

Он молчал, я покосилась на Наташу. Вот оно ей надо, слушать наши разговоры?

– Я думаю, смысл жизни в том, чтобы идти к своим целям, – ответил мой умный ребенок.

– Наташа, ты молодец, – поддержала я. – Рома, а сам-то ты как думаешь?

– В том, чтобы использовать свои возможности на максимум, – ответил он.

– Ну, допустим. А как ты поймешь, что использовал все свои возможности? У тебя что, есть такой измеритель возможностей?

– Измерителя нет. Но не стоит так, Марго, – улыбнулся он. – Активные действия, которые приводят к результату.

– Ладно, считается! – примирительно произнесла я. – Я тут постоянно вижу одну пару, они ходят вместе, но не разговаривают. Пожилой мужчина, европеец, и рядом с ним местная девушка. Молодая. Как школьница, на вид совсем юная.

– Так это же известное дело. Обеспеченные люди, приезжие, покупают такие услуги. Все включено, – проговорил Роман, поглядывая на Наташу и подбирая выражения. – Они платят за жилье, девушку, и она с ним ходит, сопровождает, гуляет, делает массаж и все остальное тоже.

– Это вы про секс? – спросила Наташа.

От удивления я потеряла дар речи, а Рома отнесся к вопросу философски.

– Разумеется, да. В таких странах это в порядке вещей. А разговаривать им зачем? Они и так прекрасно проводят время. Ну что, предлагаю выпить за Фредди Меркьюри и за Танзанию!

Зазвенели бокалы, ветер колыхал пламя свечи. Я пила свой коктейль и переваривала услышанное: оказывается, Наташа – не такой уж и наивный ребенок. И про секс спрашивает, и выводы о смысле жизни делает вполне разумные. Однозначно спасибо Роме, что сменил тему: я посмотрела на него с благодарностью и улыбнулась.

Я могла бы поспорить на все, что угодно: если выстроить в ряд моих коллег из проектного бюро и спросить у каждого, в чем смысл жизни, они и двух слов не связали, не то, чтобы выдать в эфир более-менее вразумительный ответ. Обычно, когда мы отправлялись куда-то после работы, то серьезность наших разговоров не переваливала за отметку «телефоны, политика, сплетни».

А что тут удивительного? У нас общество потребления, в котором о таких вещах, как смысл жизни, говорить стыдно и не модно. Только, как мне кажется, причина не в том, что у людей поменялась сфера интересов, а в том, что по большей части им нечего ответить. В лучшем случае тебе процитируют кого-нибудь из классиков, а в худшем – переведут в шутку, и дело в шляпе. Именно поэтому я давно перестала задавать этот вопрос всем подряд, как делала давно, в детстве, а мне все еще хотелось.

Вспомнилось смешное видео с Youtube-канала, на который была подписана Наташа. Там звучала фраза: «В дверь постучалось странное существо, по уровню развития что-то среднее между зубочисткой и медузой». К сожалению, глубоких и интересных людей я встречала все реже, и это было грустно.

Грустно оттого, что, кажется, мы разучились думать своей головой. Да и зачем, если все придумано до нас? Мы копируем и вставляем чужие стихи в СМС, чтобы получилось красиво; мы пересылаем картинки без слов, называя это общением; можно просто переслать видео с поздравлением вместо того, чтобы написать два слова от сердца.

Материальные ценности давно вытеснили духовные, и это тоже печально. Не спорю, я люблю окружать себя красивыми и качественными вещами, но все же против культа телефонов и тачек, как и против «просветленности в нищете». Если одно полностью исключает другое, значит, в чем-то мы обкрадываем сами себя! Поэтому когда Рома задал свой вопрос о смысле жизни, я чуть не подпрыгнула на стуле: надо же, мне не послышалось! Юная девчонка из далекого прошлого, та самая, с пытливым умом, ищущая ответы, плясала от счастья где-то внутри меня.

Сидя за столиком, я все время мысленно возвращалась к той странной паре и не могла понять, что меня так цепляет. Это выглядело дико и пугающе: как будто они и не живые вовсе! Не люди, а безмолвные восковые фигуры: находясь рядом, они не вместе, просто каждый играет свою роль. Вспомнился фильм «Вивариум», и мне стало не по себе. Совершенно жуткое ощущение, словно ты прикасаешься к чему-то инопланетному и неорганическому.

Как много супружеских пар или людей, живущих вместе, точно так же превращаются в бездушных кукол. Разница лишь в том, что у этих иностранцев все за деньги и по-честному, а вот в семье все иначе. Кто-то чувствует неладное, догадывается, что отношения дали трещину, но молчит; кто-то давно строит свои отношения в другом месте, возвращаясь домой лишь для того, чтобы переночевать; оба создают видимость благополучия, вроде все в порядке. Разумеется, каждый стремится сделать, как лучше, только это «лучше» у каждого свое. По спине пробежал неприятный холодок, и я решила, что пора собираться обратно.

– Давай попросим счет? – обратилась я к Роме и почесала плечо.

Он помахал рукой, и откуда ни возьмись из густой пальмовой тени явился официант. Мы рассчитались и вышли на оживленный проспект. Тускло горели фонари, зато ослепительно сверкали вывески. Здесь количество комаров заметно поубавилось, что не могло не радовать. Я крепко держала за руку Наташу. Вдоль по улице проезжали машины и велосипеды, общественного транспорта почти не было.

Мы немного прогулялись втроем, а затем остановились возле фруктового ларька. Наш друг из России долго торговался, чтобы купить три манго за два евро, и когда ему это не удалось, то передумал.

– Мы тоже не будем брать, у нас в отеле, в холодильнике, есть еще несколько штук, нам пока хватит, – сказала я.

– Ну, ладно, – ответил он.

Улица извивалась, словно змея, уходя в гору, освещения становилось все меньше и меньше. Я вдруг почувствовала, что мои ноги гудят от усталости, и дальше я не смогу ступить ни шагу.

– Пожалуйста, поймай нам такси, – попросила я Рому.

Через пару минут машина уже ждала нас, водитель курил и широко улыбался, сверкая белыми зубами. Наташа села на заднее сидение, и я поняла, что она почти засыпает. Удивительный ребенок, никогда не ноет, не жалуется, не хнычет. В кого она такая?

– Хорошо погуляли, правда? – улыбнулась я.

– Правда, – ответил Рома.

– Ну, что? Тогда спокойной ночи! Наташа почти спит.

– Желаю вам приятных снов. Пока-пока.

Мы обнялись на прощание. Я села рядом с дочкой, Рома закрыл за мной дверь, и наш автомобиль стал медленно подниматься в гору.