Читать книгу Часть картины. Роман - Анастасия Володина - Страница 4

Того самого мальчика, который пол-урока держал девочку на коленях посреди класса. Неповоротливого, медлительного и такого безобидно-безотказного Васи Горностаева.

Васю можно было выпихнуть отвечать первым, Васю можно было попросить пронести в школу сигареты, у Васи можно было занять денег и позабыть об этом. Васю привыкли использовать. Когда-то его даже пытались за это дразнить. Однако день ото дня Вася рос и ширился в плечах куда быстрее одноклассников, так что одним неловким движением мог зашибить сразу парочку шутников. Поддевать его исподтишка было скучно, вот насмешки и заглохли. О Васе все забыли.

До того, как история с Олей дошла до своего пика – из-за Васи в том числе.

Директриса содрогнулась, а ученики возликовали: очередное громкое дело в их школе! Можно было наперебой рассказывать, как все было! Щедро сдабривая домыслами, описывать одноклассников, гордую Миронову, труса Горностаева, истеричку-учительницу.

Наконец-то было, кому их услышать.

Интернет пестрил свидетельствами очевидцев и мимо проходящих. Скриншот с Васей и Олей всплывал повсюду. Васина ранняя возмужалость сыграла против него же: здоровый парень, удерживающий на коленях хрупкую девочку, провоцировал самые дикие версии. Где-то ему накинули пару-тройку лет, где-то окрестили сыном матушки Николая, где-то проставили спектр диагнозов, а где-то и вовсе записали в педофилы.

В аккаунты Васи незамедлительно пришли борцы за честь девы. Вася отключил комментарии и закрыл сообщения. Его вещи в раздевалке то и дело сбрасывали на пол и вдохновенно-остервенело затаптывали. Вася стал носить одежду с собой. В столовой все места внезапно оказывались заняты. Вася покупал пирожок и шел есть в коридор.

Вася был незлобивый мальчик.

Однако в какой-то момент Вася спускался по лестнице и его толкнули. Пролетел до самого низу, разбил нос. Никто не помог. Ребята кучковались вокруг и смеялись. Кто-то все же протянул руку. Когда Вася потянулся, рука исчезла и тут же показался средний палец. Смех, поток брани, снова смех. Кто-то вытащил телефон и начал снимать.

– Ну давай, заплачь еще!

Горностаеву было двенадцать лет, и он твердо знал от отца, что мальчики не плачут. Встал, зажал нос, сделал шаг вперед и тут же получил сильный толчок в спину. Такой же, как в прошлый раз. Он резко обернулся и занес уже кулак, когда увидел сбоку Олю. Она ничего не говорила, но все было понятно и так. Вася отшатнулся. Повернулся. Побежал. Остальные, казалось, только этого и ждали. Васю с улюлюканьем загнали в женский туалет и заперли.

Мальчики не плачут.

У Васи был с собой телефон, но жаловаться он не посмел: казалось, что падать было уже ниже некуда.

Как оказалось, было.

Мальчики не плачут.

Туалет на третьем этаже, ну и что, ну и неважно, только бы выбраться, только бы избавиться от этого смеха, от этой школы, от этих комментариев, от этой матушки Николаи, от этой Оли, от этого папы, который учил не скулить и не жалеть себя, от мамы, которая ничего не знает, потому что не хочет знать, ото всех них вообще, которые только и могут, что смеяться и показывать «фак», а так ведь и будет всегда, сейчас и потом тоже, и ему это не забудут, не простят, никогда-никогда, а зачем тогда все это, раз он никому не нужен и никто за него не вступится, ведь он все равно что обгадился посреди всего класса?

Мальчики не плачут.

Вася дернул на себя ручку окна. Гул снаружи как-то притих.

– Эй, что здесь происходит? – послышался голос завуча.

Вася открыл окно.

– А ну разошлись! Разошлись, я сказала!

– Ирина Семеновна, это мужской туалет, вам туда нельзя!

Ваня встал на подоконник.

– Да что вы делаете, черти! Дайте пройти! Опять дрянь свою в школу протащили, да?!

– Ну Ирина Семеновна!

– Пошли вон! Кого вы там сторожите! Сейчас я всем устрою! Куда побежали?! – дверь открылась. – А ты что творишь?!

Вася поскользнулся.

К счастью, долетел только до козырька.

СТЕНОГРАММА

собрания от 9.12.2023

Ковтун Елена Георгиевна, директор (далее Е.Г.)

Мироновы И. К. и С.Р., родители ученицы 6Б класса О. Мироновой

Горностаев А. И., родитель ученика 6Б класса В. Горностаева

Колесникова А. Н., председатель родительского комитета (далее РК1)

Прокшин П. Р., зампредседателя родительского комитета (далее РК2)

Ткачева А. А., член родительского комитета (далее РК3)

Велемирова В. Р., бабушка ученика 6А класса (далее Б)

Покровская С. Л., учительница русского языка и литературы (далее С.Л.)

Горбатенко О. П., учитель физкультуры и ОБЖ. (далее О.П.)

Педсостав: присутствует 15/20, кворум собран.

РК 1: Да комиссий на вас нет!

РК 2: Устроили здесь!

РК 3: Тоже еще, нашли кого виноватить!

Миронов: Как вам вообще пришло в голову подпустить к ребенку больную бабу?

РК 3: Ага, ага, а то дети ангелы! Сами вон! Мальчика столько времени изводили… И вообще, чего это ваша дочь не слушается?!

Миронов: Моя дочь и не должна слушаться! Она здесь не для того, чтобы слушать старых баб, а чтобы получить образовательные услуги, за которые мы, между прочим, нехило так платим! Обязательный благотворительный взнос каждый год заносим в эту шарагу! И за что, спрашивается? Чтоб мне здесь ребенка калечили психологически?!

Е.Г.: Слушайте, я все понимаю, но, пожалуйста, давайте будем выбирать выражения. Нас вообще-то записывают!

Миронов: Вот и хорошо, что записывают! Я ровно эту запись в прокуратуру и отнесу! Вместе с предыдущей, с урока!

РК 3: Не надо никуда ничего нести! Тут квартиры на миллион дороже из-за одной этой школы!!! Под себя не копайте!

Миронова: Вы совсем, что ли? Вам квартира дороже ребенка?

РК 3: Знаете, вот не все здесь богатенькие, кому-то и зарабатывать надо! На взнос школьный в том числе!

Е.Г.: Пожалуйста, ну давайте же не будем все вместе кричать… Тем более, нас записывают!

Б.: А я вообще не понимаю, с чего это вы так взъелись на Нину Николаевну взъелись? Такая достойная женщина, заслуженная, старательная, благим делом занята! А девка провокаторша, сразу видно! Научилась в интернетах своих. У нее же цель была довести человека и в интернетах этих прославиться! Вот Маша бы так никогда не сделала…

Миронов: Вот и зря! Сейчас ваша Маша не жалуется, а потом выяснится, что ее в здесь физрук домогался!

Б.: Да чтоб у тебя язык отсох!

О.П.: Вы совсем куку, что ли? У меня у самого дочь! За такое и огрести можно!

Е.Г..: Ну Олег Петрович, ну хоть вы!

О.П.: Елена Георгиевна, а чего он?

Миронов: Знаете, а я не удивлен. Если у вас религию так ведут, то физкультурник здесь должен битами детей лупить. Странно, что пока без эксцессов вышло.

Е.Г.: Ну зачем же вы так, ну что вы…

О.П.: Я никого не бью! Меня любят дети, сами у них спросите! Мы на соревнованиях все места занимаем вообще-то! Первые по округу!

Б.: Вот я и говорю, Маша любит Нину Николаевну. Все дети довольны, ни у кого проблем не было, одна только эта Миронова воду мутила.

Миронова: Что?! Да какую воду, бабуля?! Если б не моя дочь, то мы б и не знали, что здесь работает садистка и фанатичка!

Б.: Сама вы фанатичка! Сектантка! Верно Нина Николаевна говорила: дочка вся в вас!

РК2: А вам, я погляжу, ее методы воспитания по душе? По «Домострою», небось, живете? Детей каждый вечер на горохе стоять заставляли и «Отче наш» вычитывали? Хотя нет, вы-то своих в пионеры отдавали, а вот с внуками уже другую схему отрабатываете… Знаю я таких!

Б.: Вот девчонке этой вот уж точно не помешало бы помолиться. Грех-то какой на душу взяла! Мальчика загубила.

Горностаев: Никто его не загубил. Нечего говорить о нем как о покойнике. Вася идет на поправку.

Миронова: О, глядите-ка, кто явился! Соизволил-таки!

Е.Г.: Ой, здравствуйте! Как Васенька, мальчик наш, мы тут все испереживались, сказать по правде, в гости уже собирались к нему…

Горностаев: Только попробуйте сунуться. Я не буду подавать в суд. Ни на вас, Елена Георгиевна, ни на школу, ни на класс, ни на эту юродивую. Она-то побоялась прийти, да? С детьми только смелая. Вы дадите ей черную метку. И передайте: если выяснится, что ее хоть раз еще где-то подпустили к детям, то посажу. И не посмотрю, что женщина.

РК 3. За что же вы ее сажать собрались-то?

Горностаев. За доведение до самоубийства, если хотите.

Е.Г.: Ну что вы, что вы такое говорите! Ну нас же записывают!

Б.: А может, вы еще и девчонку за это посадите? И ребят? Они-то больше виноваты. Из-за таких, как вы, у нас в стране сплошная разруха! Своими руками выбиваете главное из-под ног!

Миронова: Бабуля, вы на маразм давно проверялись?!

Б.: Ах ты, паразитка! Какая я тебе бабуля?! Никакого уважения к старшим, посмотрите, что творится!

Горностаев: Девочка не виновата. Она спустила крючок, но пистолет ей дала школа. Нельзя такое сваливать на ребенка, на детей. Тем более, ей очень жаль, я знаю.

Миронова: Это откуда это?

Горностаев: Оля приходила в больницу.

Миронов: Что?! Когда это? С какой вообще стати? Мы не разрешали ей!

Горностаев: С той стати, что Оля очень умная девочка. И без разрешения понимает, что можно, что нельзя, а что нужно.

Миронова: В отличие от вашего сына, уж да.

Горностаев: Ира, ну не надо, у человека беда…

Миронова: А у нас не беда!? Не беда, я спрашиваю? Дочку травили не меньше, учительница травила, класс травил! Ее на коленях держали, а она еще к этому (неценз.) будет в больницу бегать!

Миронов: Ира!

Е.Г.: Нас же записывают!!!

Горностаев: Я понимаю, что вы тоже расстроены. И вы мать. Поэтому я и сделаю вид, что этого не слышал.

Миронова: Ах ты ж, посмотрите, он нас прощает! А мы не прощаем! Не будет вашему сына покоя, не будет!

Горностаев: Слышь, утихомирь уже свою жену.

Миронов: Ты это мне указывать будешь?!

С.Л.: Простите! Можно мне сказать?

Е.Г.: Конечно-конечно, давайте уже все послушаем Софью Львовну. Может, она нам чего полезного скажет! Да, Софья Львовна?!

С.Л.: Спасибо. Дело в том, что Софья Львовна вот уже час все это слушает и не слышит конструктива.

РК1.: А кто в этом виноват, по-вашему?

С. Л. Все. И никто. Поэтому давайте признаем случившееся… системным сбоем. Нина Николаевна сыграла роковую роль, но это роль лакмусовой бумаги, ведь упущения были и без того.

Е.Г.: Софья Львовна хочет сказать, что…

С.Л.: Тревогу надо было бить раньше, еще на форме. Почему дети не рассказали все еще тогда? Да, это вина школы, но почему Оля, например, взялась воевать в одиночку? Почему она не пришла к вам, к родителям?

Миронова: Вы на что это намекаете?

С.Л.: Все еще на общесистемный сбой. Смотрите, где они могут найти поддержку, которая точно сработает? Где не замолчать, не замять, не утаить?

Горностаев: В интернете.

С.Л.: Именно. Они идут туда со своими гранатами. На той стороне выдергивают чеку. А что делаем мы, взрослые? Смотрим на взрыв и наказываем виновных? А потом ждем, когда рванет в следующий раз, так? Ведь ничего не поменялось.

Е.Г.: Софья Львовна у нас литературу ведет, вот и любит образно выражаться, да? Нас записывают, помните, да? Давайте без…

Миронов: Давайте, она уже скажет.

С.Л.: Проблема глубже. В том, что дети нам не доверяют. Всем нам. Как учителям, так и родителям, уж простите. Ведь мы все оторваны от них.

Горностаев: Красиво говорите. А где конструктив-то?

С.Л.: Там, где и везде.

Е.Г.: Софья Львовна, нас же записывают!

С.Л.: Я не каламбурила. Хотела сказать, что нужен штатный психолог, а лучше несколько. Не только для учеников, но и для учителей и родителей, для совместных консультаций. Может быть, онлайн-сессии. Администрирование школьных сетей, модерирование общения. Все спорные вопросы должны обсуждаться в присутствии психолога. Вот, например, сегодня мы бы не стали бы так бесполезно тратить столько времени, будь здесь специалист. Если мы, взрослые, не разговариваем друг с другом, а только орем, простите, то чего ждать от детей? Школа обвиняет родителей, родители – школу, а дети сами по себе и воюют тоже сами по себе. Выбирая доступные методы, не понимая, чем это может аукнуться. Пока что никто не придумал ничего лучше. Не нужно изобретать велосипед, только и всего. Оля с Васей это уже, очевидно, поняли, раз смогли навести мосты. Они умнее нас. Кстати, это тоже надо уметь признавать: наши дети могут быть, а чаще всего и есть лучше нас.

Горностаев: У меня появилось еще одно условие.

Е.Г.: Какое еще условие?

Горностаев: Классное руководство возьмет она. Только она.

Е.Г.: Мы же не можем принудить Софью Львовну, тем более зная ее ситуацию…

С.Л.: Софья Львовна готова.

Е.Г.: Вот и славненько! Проголосуем? Что ж, тогда Софья Львовна назначается новым классным руководителем 6Б. Внесите это в протокол. Думаю, на этом запись можно окончить.

***

Уже совсем поздним вечером после собрания она вышла из школы. Поежилась от холодного ветра, прищурилась и досадливо вздохнула: трамвая не видно, в такое время ходят уже плохо, да еще и метель. Отмахиваясь от снега, уткнулась в телефон: ждать двадцать минут, может, тогда такси… Внезапно сбоку от нее раздался резкий автомобильный гудок. Вздрогнула, обернулась – за рулем оказался отец Васи.

– Вы что-то еще хотели? – она заранее нахмурилась.

– Погода ни к черту, давайте я вас подвезу.

– Не стоит, я вызову машину… – она махнула рукой в сторону рельсов.

Он покачал головой:

– Я смотрел навигатор, все встало намертво. А я смогу через дворы проскочить.

Утром к первому уроку, поздно, холодно и очень устала, поэтому она и согласилась. Во время сегодняшней вакханалии он все же вел себя по-человечески. Хотя больше всех имел право закатывать сцены.

По дороге аккуратно разглядывала его. Крупный, под сорок. Нависающий лоб, крупновато-мясистый нос, едва заметные узкие губы – лицо из тех, что скорее из вежливости называют «волевыми». В темно-русых волосах видна проседь, густую бороду давно надо бы подравнять – хотя трудно его упрекать в такое время в неаккуратности. Вася был похож на отца. На месте и неловкость – только уже не подростковая, а взрослая, как будто он не знал, как именно себя расположить в пространстве. Хотя в такой ситуации разве кому-нибудь было бы ловко и уклюже?

Молчание становилось все душнее, превращаясь в откровенную нелюбезность. Она откашлялась и пробормотала:

– Вася надолго еще в больнице?

– Пару недель точно.

– Вы говорили с ним о возвращении в школу? После каникул уже, видимо?

– Нет, еще не говорил.

– А если он не захочет?

– Я пойму. Но доучиться ему надо здесь. Хотя бы этот год. Учебный.

Отрывочные резкие предложения звучали не очень-то вежливо, но Софья не могла не отметить приятный, будто поставленный голос. Из тех, что хочется слушать.

– А вы не думали о переводе в другую школу?

– А вы не слишком быстро соскакиваете?

– Я не поэтому, – она поморщилась от неожиданного упрека.

– Точно? Вроде как вам же и предлагали руководство после Марьи. А вы не взялись.

– Было дело.

– Если б взяли, то может, и ничего бы этого не случилось.

– Может. Но я не религиовед.

– Но тогда им было бы, к кому прийти пожаловаться на, прости господи, религиоведа.

Софья сжала руку:

– Кажется, нам не хватает еще одного пассажира.

– Кого же?

– Психолога. Если вы решили меня подвезти, чтобы пристыдить, то…

– Простите, вы правы. Мне бы самому сейчас психолог не повредил.

– Как и всем нам. – Софья кивнула, отметив, как просто он признал свою грубость.

– Так вот, Вася. Если его перевести и сделать вид, что ничего и не было, то проблема не решится. Будет замалчиваться, пока не прорвется наружу. Такое всегда дает о себе знать. Тем более он, как и Оля, какое-то время в любой школе будет звездой. Вам ли не знать.

– Пожалуй.

– Пожалуй. Только вот в роли героини у нас оказалась Ольга. А Васе досталась роль вашей жертвы. Всеми ненавистного мальчика для битья.

Замутило, в руку будто стрельнуло.

Слишком мало времени прошло, как же он не понимает?

Покажите, как вы его ударили.

Значит, у вас была возможность замахнуться?

Вы же говорили, что били не глядя, почему ударов так мало?

У вас был опыт обращения с оружием?

Вы знали, куда бить?

Это они вам показывали, куда бить?

– Остановите машину, пожалуйста.

– Что?

– Метро. Здесь. Остановите машину.

– Я могу довезти вас до дома.

– Не стоит. Ваша жена, должно быть, уже беспокоится.

– Она в больнице с Васей. И она бы не стала беспокоиться. Мы давно в разводе, – он сделал паузу и подчеркнул, повернувшись к ней: – Официальном.

– И тем не менее…

– Софья…

– Львовна, – привычно продолжила она.

Никто никогда не запоминал ее отчество. За это ей было стыдно перед отцом.

Не только за это, конечно.

– Андрей.

Он протянул ей руку, она машинально подала свою в ответ. Вечно озябшим пальцам было неожиданно приятно оказаться в теплой мужской ладони. Вот только быстро отпускать он не собирался:

– Софья, пожалуйста, позвольте вас подвезти. Я всего лишь хотел с вами поговорить. Простите, если вдруг задел. Но вы задели меня, так уж вышло.

– Как это?

– Я читал о вас. Много читал. Ведь вы учительница в школе моего сына. Вам это неприятно, я вижу, но от вас теперь многие знают. И не всегда то, что вы бы сами о себе рассказали. Так и Вася: никому не было до него дела, пока он не… ославился. Никто о нем ничего толком не знал. Даже я. Я узнал о проблемах сына не от него и даже не от его матери, а… вот так. Это же дикость, разве нет? Я всего лишь… не хочу сейчас ехать к себе и утыкаться в новости о моем сыне, или чужой дочери, или еще о каких-то детях, которых… проморгали родители. У вас же нет детей, верно?

– Зачем вы спрашиваете? Ведь об этом вы, наверное, тоже уже знаете.

Несправедливо обвинять его в своей неудавшейся личной жизни, но…

Понимающие рыбьи глаза смотрят в упор. Я знаю, поверьте.

Одинокие женщины за тридцать часто становятся жертвами подобных преступников.

Они осыпают вас комплиментами, обещают боготворить, а вы и рады верить.

Но взамен они всегда просят помочь в каком-нибудь деле ради всеобщего блага.

У вас было то же самое?

Как они на вас вышли?

Она выдернула руку, та горела.

– Простите, я не… – он выглядел смущенным.

– Много извиняетесь. Вы, в общем-то, ни в чем не виноваты. Мы все под… чем-то. Под надзором, под колпаком, под прицелом, под следствием, под судом – не официальным, так общественным. Человек снимаемый, человек прослушиваемый, человек надзираемый – новая норма сводит каждого из нас к мухе в стакане. Соверши вы завтра нечто эдакое, раззвони о вас повсюду люди – и в этом стакане окажетесь вы. Нас ведь записывают! – она передразнила интонации директрисы.

– Я знаю. Я и сам…

– И да, у меня нет детей и нет мужа. Любовника тоже нет, если вам это интересно. Но это еще не значит, что я собираюсь быть вашей жилеткой или таблеткой от одиночества на вечер, – гнев в ее голосе все набирает силу, тише, тише, – так что я сейчас выйду и пойду к себе домой, а вот вы отправитесь к себе. Или к сыну. Или куда вам угодно. И этим наше общение ограничится. Прощайте, Андрей.

Она резко выскочила из машины. Металл обшивки приятно охладил нывшую руку. Теперь ей не больно.

***

Он морщится:

– Не понимаю, зачем вы вообще взяли под свое руководство этот класс? Проблемный, судя по всему? Тем более так скоро после… – он качает головой. – Неужели вам не хватило стресса до этого? Я же советовал вам отдохнуть, поехать в отпуск.

– Далеко бы я уехала со своим-то паспортом?

– Необязательно за границу выезжать. Я вот, знаете ли, тоже невыездной, – он недовольно хмыкает. – Отпуск как отдых, я имел в виду.

Софья задумывается:

– Когда происходит нечто такое, но нет дела, которое тебя занимает, то это нечто захватывает тебя целиком. Со мной такое уже бывало, поэтому я и не стала никуда уходить. В отпуске… крыша бы съехала. А так у меня появилось занятие. Да и класс не был в самом деле проблемным – он таким стал. Я лишь хотела вернуть все на круги своя. Я видела, какими дружными были ребята с Марьей. Ребятам нужен был присмотр. И он был прав: один раз я уже отмахнулась от этого класса.

– И вы действительно могли что-то сделать?

Она подавляет вздох.

– Я хотя бы хотела.