Читать книгу Эх, хорошо в Стране Советской жить. От Сталина до Путина, от социализма до капитализма - Анатолий Панков - Страница 3

Насколько я осведомлён, я был у родителей не первым ребёнком. Это можно судить и по документам. Их брак был зарегистрирован ещё в 1934 году. Кстати, зарегистрирован в Воронежской губернии. Это позже родина родителей – село Сергиевка (ныне Умётского района) – отошла к самостоятельной Тамбовской области. Так вот, а я появился на свет только в 1938-м.

Это было для России обыденно: рожали много, выживали лишь некоторые. До меня один ребёнок погиб в утробе. Хотя мама была на восьмом месяце, но ещё работала в колхозе. Вообще тогда в декретный отпуск отпускали чуть ли не перед родами. Тем более в деревне этот срок не слишком-то соблюдали.

Шла уборка колхозного урожая. И что-то там произошло: то ли мама упала со стога, то ли сделала чрезмерное усилие, то ли не во время расшалилась молодёжь (а маме, когда вышла замуж, и было-то лишь девятнадцать лет – ещё в девках могла бы побегать). Получился выкидыш.

Второе дитя появилось-таки на свет. Нарекли его Александром, но вскоре он умер.

Я родился уже на московской земле. Формально – в посёлке Владимировка Ухтомского района Московской области. Но, тем не менее, я – коренной москвич. Потому что, во-первых, этот посёлок давно уже, ещё в 1930-е годы, преобразовался в столичные Владимирские улицы. А, во-вторых, на свет я появился в роддоме, что был в Немецкой слободе (это район Госпитальной площади).

Хотели и меня назвать Александром, да, видимо, побоялись повторения трагедии.

Почему-то в те годы имя «Анатолий» стало очень популярным. Дядю моего, маминого брата, тоже так звали. И среди сверстников было много тёзок. Чем этот всплеск тогда был спровоцирован, непонятно. Нередко на выбор имени оказывает влияние какая-либо очень популярная в данный момент личность: лётчик, учёный, артист, космонавт, литературный герой… Но я не знаю, какой знаменитый тёзка был в чести у моих родителей. Ну, не Анатоль Франс, вряд ли о нём были осведомлены выходцы из сельской глубинки.

А может, революционно-пропагандистская популярность «матроса-партизана Железняка» сыграла свою роль? Того самого, что командовал вооружённой группой солдат и матросов, которая должна была следить за порядком во время заседания в январе 1918 года первого в истории нашей страны всенародно избранного демократического парламента – Учредительного собрания. Того самого Железняка, что по своей идеологии был анархистом, но примкнул к большевикам. И как анархист, он вообще неодобрительно относился к любой власти. А как новоявленный большевик, был недоволен волеизъявлением россиян, отдавших на выборах предпочтение эсерам и другим социалистам. Потому он легко прихлопнул зарождавшийся российский парламентаризм одной фразой: «Караул устал!» За это Анатолий Железняков (вопреки популярной песне он не партизанил и с махновцами не воевал) был прославлен большевистской пропагандой в названиях улиц и пароходов, в фильмах и книгах… Хотя вряд ли – в честь «Железяка»: мои родители не очень-то славили революционные деяния большевиков.

А может, героическое спасение челюскинцев в 1934 году повлияло: один из прославившихся тогда лётчиков – Ляпидевский Анатолий.

Но, мне кажется, ближе к истине – церковный вариант, связанный с именинами. Что обычно и влияло на выбор имени. Близко к дате моего рождения были именины в честь православного святого Анатолия – патриарха Константинопольского, который в пятом веке первым в Византийской империи короновал правителя.

Впрочем, случается, что в погоне за оригинальностью, многие семьи начинают склоняться к одному и тому же «редкому» имени. И получается, что мода ходит по кругу. Правда, мода на «Анатолий» больше не возвращалась. Никакого всплеска позже я не заметил.

Своим именем я вполне доволен. Оно хорошо согласуется с фамилией. И не давало моим сверстникам повода для обидных кличек. Кто-то фамильярно обращался: «Толян». Но это – редкость. И это не обидно. Другого бытового искажения придумать не смогли.

Доволен и тем, что родители не поддались на моду первых лет советской власти называть детей в честь политиков и горячих событий того времени. Такие имена, как Сталина (была в юности у меня такая знакомая), Ленина, Лениан, Виленин (В. И. Ленин), Велор (Великая октябрьская революция»), Вилор (В. И. Ленин и Октябрьская революция), Мэлор (Маркс, Энгельс, Ленин, Октябрьская революция), Каленин (Калинин и Ленин), Октябрь, Октябрина, Ремир (революционный мир), Ким (коммунистический интернационал молодёжи), Варшавянка (в честь революционной песни), Зарница, – это ещё цветики. А вот Лагшмивар («лагерь Шмидта в Арктике», который вынуждены были создать в Северном Ледовитом океане из-за катастрофы ледокола «Челюскин»; правда, это имя зафиксировано лишь в пьесе Эдварда Радзинского «104 страницы про любовь») – это покруче!

Есть такой московский актёр – Авангард Леонтьев. Встречал я и более редкие имена – Воля, Энерг, Неон, Комбайн, Трактор, Тракторина, Урожай и т. п. Не было предела для творчества людей, одухотворённых идеей преобразований в нашей стране.

Специалисты говорят, что чисто русских имён только три – Вера, Надежда и Любовь. Все остальные взяты из православных источников, которые, как известно, пришли к нам с Запада. И все они что-то означают на родном языке той страны, откуда к нам перекочевали. Вот и моё имя в переводе с греческого – «Восточный». И оно действительно как-то сказалось на моём жизненном пути. Я немало прекрасных лет прожил на Востоке нашей страны, точнее в Якутии. Часть детства, в военное и послевоенное время жил к востоку от столицы – в тамбовском селе. И в Москве большая часть моей жизни здесь связана с восточной стороной.

Недаром же говорят, что от выбора имени зависит судьба человека. Или: как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Возможно.

Хотя имя «Александр» лично мне очень нравится. Я несколько раз использовал его как журналистский псевдоним. Но кто знает, что бы было со мной-Александром. Да и выжил бы я в наше сумасшедшее время с этим именем? Дожил бы до моего нынешнего солидного возраста?