Читать книгу Мир без изъянов - Андрей Истомин - Страница 14

Блэк мягко открыл дверь мастерской Хайма. Тишина в комнате была почти осязаемой. Свет мягко рассеивался от встроенных панелей, играя на поверхности холстов, инструментов и необычных скульптур, раскиданных по углам. В центре комнаты, на ковре с высоким ворсом, сидел Хайм. Его ноги были скрещены, спина идеально прямая, а взгляд устремлен куда-то в невидимую точку вдали. В тонких пальцах, которые, казалось, были созданы для творения, он вращал лазерное перо. Движения были машинальными, почти гипнотическими.

Джеймс остановился у самого порога, скрестив руки на груди. Его чёрные глаза внимательно изучали Хайма. Ни одно движение, ни один жест подопечного не ускользали от его пристального взгляда. «Гипнотическая монотонность движений», – отметил он мысленно. – «Сосредоточенность на одной точке… Возможно, уход в себя. Это типично для состояния эмоционального выгорания или погружённого творческого транса».

«Однако, он явно не в отчаянии», – размышлял Блэк. – «Но и не в равновесии. Это состояние на грани, когда мысль ещё не оформлена, но уже угрожает вырваться наружу. Что-то его гложет, подавляет. Но что именно? Потеря цели? Переизбыток идей? Или же страх? Его взгляд сильно изменился. Это не те глаза, которые я видел раньше».

Доктор не торопился говорить. Ему казалось, что любое слово может разрушить хрупкую оболочку, окружавшую Хайма. Он искал подсказки в обстановке. Холсты у стены были пусты. Инструменты лежали аккуратными рядами, словно их никто не трогал в течение нескольких дней. Единственное, что нарушало идиллию этой ситуации, так это то, что Хайм быстро и шумно двигал пальцами ног. Они, словно цепляясь за реальность, впивались в мягкий ворс ковра, осторожно перебирая его, как струны невидимой арфы. Этот почти неуловимый жест выдавал внутреннее напряжение, которое он пытался скрыть за маской отрешённости.

«Застой? Или наоборот, внутренний конфликт? Но в чем причина? Он ведь не просто так продолжает держать перо…».

Джеймс сделал шаг по направлению к Хайму. Тот никак не отреагировал, продолжая смотреть сквозь пространство. Доктор подошёл ближе и, не произнося ни слова, сел напротив него на пол, приняв ту же позу. Несколько минут они просто смотрели друг на друга. Глаза Хайма были наполнены странной смесью – что-то между опустошённостью и подавленной энергией. Он словно хотел что-то сказать, но внутри него не находилось ни слов, ни сил. Блэк чувствовал это. Его взгляд оставался спокойным, но внутренний аналитик работал на полную мощность.

«Контакт глаза в глаза. Проверка реакции. Он осознает моё присутствие, но не спешит действовать. Это может говорить либо о глубокой подавленности, либо о нежелании показывать свои мысли. А может, и о недоверии», – подумал Блэк.

Наконец, Хайм слегка склонил голову, словно изучая сидящего напротив.

– Я думал, вы не придёте, – тихо, почти шёпотом произнёс он, не отводя взгляда.

Джеймс медленно выдохнул, позволяя себе лёгкую улыбку.

– Я всегда прихожу, когда это важно, Хайм, – ответил он ровным голосом, в котором звучала нотка доброжелательности.

Во вновь повисшей тишине витал невысказанный вопрос: стоит ли разрушать ту хрупкую оболочку, которую Хайм успел выстроить вокруг себя? Доктор знал, что перед ним сидит не просто человек, а его величайшее творение – результат не одного поколения экспериментов, надежд и, порой, отчаяния. Но сейчас он видел не гения, а человека на грани. Хайм выглядел потерянным, но за этой отрешённостью пряталась искра – искра понимания того, в какой опасности он находится.

Блэк уловил это едва заметное напряжение: движение пальцев, слабый блеск в глазах, незначительный наклон головы. Всё говорило о том, что Хайм осознаёт свою нестабильность, но страх все еще берет верх над его разумом. На секунду мысль мелькнула, как вспышка: «Может, так и оставить? Пусть деградирует. Система сама всё решит, как всегда».

Эта мысль пульсировала в сознании Джеймса, вызывая острое чувство разочарования. Что, если действительно позволить Хайму завершить свой путь естественным образом? Без вмешательства, без боли, без борьбы? Он представлял, как этот человек, сидящий сейчас напротив, медленно исчезает, растворяется в безликой системе, где больше нет места для ошибок. Это был бы самый простой путь, избавляющий от риска и ответственности.

Но стоило доктору Блэку закрыть глаза, как перед ним всплывали образы прошлого. Он вспомнил, сколько раз Хайм вызывал у него ярость своим упрямством, ставя под сомнение любые авторитеты. Как коллеги из ЦМЛ с высокомерной улыбкой предлагали закрыть проект, называя его провалом. Вспомнил каждый рапорт, где сомнения в успехе эксперимента выкладывались на бумагу сухими формулировками. И каждый раз он выбирал сохранить Хайма, словно пытаясь доказать всему миру – и самому себе – что прав.

«Нет, уж! Я вложил в тебя слишком много», – мысленно сказал Блэк, глядя на Хайма. – «Не ради тебя, не ради системы, а ради идеи. Ради того, чтобы понять, на что способен искусственный гений, освобождённый от оков правил. Ты – не просто эксперимент, ты – вызов, который я бросил этой проклятой системе. И я доведу его до конца».

Его пальцы едва заметно сжались в кулак, а взгляд стал твёрже. Доктор почувствовал, как внутреннее сомнение уступает место решимости. Ему приходилось идти против мнения большинства, ломать стереотипы и рисковать карьерой. Он уже слишком далеко зашёл, чтобы останавливаться. Да и слишком много прожил, чтобы чего-то бояться. Доктор снова посмотрел на Хайма, который продолжал безучастно водить лазерным пером по воздуху: «Ты ещё не сломлен», – подумал он. – «А значит, у нас есть шанс».

Джеймс слегка подался вперёд, намереваясь разорвать эту напряжённую тишину, которая, казалось, вот-вот поглотит их обоих. Он знал: если не заговорит сейчас, то потеряет Хайма навсегда.

«Момент настал», – подумал доктор, выровнял дыхание и начал говорить. Его голос звучал мягко, словно он боялся разрушить хрупкое равновесие, которое сейчас удерживало Хайма от полного ухода в себя.

– Хайм, как ты себя чувствуешь? – спросил Блэк, стараясь не смотреть в упор, чтобы не вызывать у собеседника дискомфорт.

Хайм медленно повернул голову в сторону доктора, но взгляд его остался таким же отрешённым.

– Нормально, – коротко ответил он, едва заметно пожав плечами.

Доктор кивнул, словно подтверждая услышанное. Внутри он чувствовал, что этот ответ не стоил и гроша, но не стал давить. В конце концов, разговор только начался.

– Ты давно так сидишь? – продолжил он, намеренно выбирая нейтральные темы.

– Не знаю, – равнодушно протянул Хайм, продолжая медленно вращать лазерное перо в пальцах.

На секунду воцарилась тишина. Блэк, изучая его движения, заметил, как напряжение в каждом движении противоречит видимому спокойствию. Пальцы, казалось, хотели сжаться и сломать это перо, но сила воли удерживала их в этом непрерывном вращении.

– А как прошла ночь? Ты смог выспаться? – задал следующий вопрос Блэк, подбирая слова осторожно, как шахматист выбирает ход в сложной позиции.

Хайм чуть наклонил голову, на секунду задумавшись, а затем всё тем же равнодушным тоном ответил:

– Кажется, спал. Не помню.

Доктор отметил этот пробел в памяти. Забывчивость могла быть частью того хаоса, который всё глубже поглощал его подопечного. Но теперь он намеревался подвести Хайма к главному вопросу.

– Ты помнишь, что было вчера? – спросил он, глядя на молодого человека.

В этот момент произошло едва уловимое изменение. Лазерное перо замерло между пальцами Хайма, затем он медленно положил его на ковёр рядом с собой. Его взгляд стал напряжённым, а дыхание чуть замедлилось. Внутри Хайма что-то щелкнуло, как будто Блэк невзначай открыл дверь, которую тот старался держать запертой.

«Вчера…», – эхом отозвалось в голове Хайма, вызывая целый водоворот мыслей и эмоций. Он пытался найти ответ, который звучал бы просто и логично, но истинный ответ пугал его: «Сказать правду? Но зачем? Что это изменит? Доктор и так знает слишком много. Он видел мою гравюру, он видел меня, каким я был вчера. Если я расскажу ему всё, это только ухудшит положение».

Хайм закрыл глаза, пытаясь собрать мысли. Его сознание напоминало мозаику, которую он безуспешно пытался сложить в какое-то подобие узора.

«Если я солгу, он заметит. Блэк всегда видит ложь. Но если я промолчу, это тоже будет подозрительно. Что делать? Чёрт побери, что мне делать?» – сам себя в своей голове спрашивал Хайм.

Эти мысли пробивались сквозь пелену усталости и отчаяния. Он вспомнил, как стоял перед гравюрой, как линии оживали под его рукой, как что-то внутри него кричало, вырываясь наружу. Это было больше, чем творческий порыв – это был бунт. Бунт против всего, что его окружало. Хайм знал, что его гравюра – вызов. Вызов системе, вызов Блэку, вызов самому себе. И если доктор узнает, что именно он чувствовал, то всё изменится.

«Может, он поймёт?» – мелькнула мысль. – «Может, именно этого он и ждёт? Но почему тогда я чувствую, что если расскажу, то окажусь ещё более уязвимым?».

Хайм открыл глаза и посмотрел на доктора. Его взгляд был полон внутренней борьбы, которую Джеймс легко прочитал.

– Я… не уверен, – медленно произнёс Хайм, будто пробуя слова на вкус, прежде чем окончательно их произнести. – Вчера… всё было как в тумане.

Блэк кивнул, но не спешил задавать следующий вопрос. Он чувствовал, что Хайм продолжит говорить, если его не торопить.

– Я рисовал, – добавил Хайм после паузы. Его голос стал тише, словно он говорил не доктору, а самому себе. – А потом… потом всё смешалось. Я не помню.

Блэк внимательно следил за каждым словом, каждым движением. Он понимал, что Хайм не говорит всей правды, но и не врёт. Это была попытка спрятать истину за завесой неопределённости, и Джеймс не мог её пробить пока что.

– Ты ведь помнишь больше, чем говоришь, – спокойно заметил Блэк, скрестив руки на груди. – Но я не тороплю тебя.

Эти слова, сказанные мягко и сдержанно, прозвучали как вызов. Хайм почувствовал, что у него больше нет времени на размышления. Он должен был выбрать: рассказывать ли правду или продолжать увиливать.