Читать книгу Мир без изъянов - Андрей Истомин - Страница 15
Глава 5. Затишье перед бурей.
Диалог откровений
ОглавлениеДоктор Блэк слегка выпрямился, скрестив ноги чуть иначе, чтобы устроиться поудобнее. Его взгляд был мягким, но глубоким, словно он стремился через тишину заглянуть в самую суть души Хайма. В комнате повисла густая тишина, лишь иногда её нарушали слабые звуки: щёлканье лазерного пера, которое Хайм вертел в руке, и едва слышимый шум воздуха, проходящего через вентиляционные каналы.
– Хайм, – мягко начал Блэк, его голос звучал словно мелодия, призывающая к доверию. – Ты всегда был человеком, чьи чувства и мысли находили отражение в творчестве. Я знаю, что сейчас тебе нелегко, и я не прошу тебя всё выкладывать сразу. Просто расскажи, что тебя тревожит.
Хайм остановил движения рукой, пальцы замерли на корпусе лазерного пера. Он медленно поднял взгляд, будто взвешивал, стоит ли продолжать эту тему. Его губы слегка дрогнули, и на мгновение он выглядел потерянным, но потом выдохнул.
– Я… – начал он, но запнулся, нервно вцепившись пальцами в ворс ковра. – Это не то, что я могу просто взять и объяснить.
Блэк не отводил глаз, давая Хайму время. Его спокойствие и терпение создавали безопасную атмосферу, в которой слова звучали, как первый дождь после долгой засухи.
– Последние полгода, – наконец выдавил Хайм, с трудом подбирая слова, – всё стало… другим.
– Расскажи, – мягко подтолкнул Блэк.
Хайм нахмурился, отпустил перо и сцепил пальцы, словно пытаясь удержать мысли, которые готовы были разлететься в разные стороны.
– Музыка, картины… Они больше не такие, как раньше, – сказал он, не глядя на доктора. – Всё, что я делаю, кажется мне… не моим.
Блэк кивнул, не прерывая его.
– Я точно не помню, как это началось. Однажды я сидел за инструментом и вдруг понял, что больше не могу играть привычные мелодии. Они раздражали меня. Слишком гладкие, слишком предсказуемые. Мне хотелось чего-то… другого.
– Другого? – уточнил Блэк, слегка наклонив голову.
– Резкого. Грубо звучащего. С треском, с рваными нотами. Сначала я думал, что это просто настроение. Но потом… потом это стало как навязчивая идея. – Он остановился, взял лазерное перо и начал крутить его снова, но движения были нервными, не такими плавными, как раньше.
– А живопись? – осторожно спросил доктор, наблюдая за ним.
Хайм бросил короткий взгляд на один из пустых холстов, стоящих у стены.
– Она тоже изменилась, – сказал он с горькой улыбкой. – Я больше не могу использовать цвета. Они… мешают. Каждый раз, когда я берусь за перо, мне хочется всё закрасить чёрным. Или серым.
– Почему?
– Не знаю. – Он пожал плечами, его голос звучал растерянно. – Может, потому что это ближе к тому, что я чувствую. Цвета слишком громкие, слишком живые.
Доктор кивнул, изучая каждое его слово.
– И что ты чувствуешь, Хайм?
Этот вопрос отозвался даже в самых темных уголках подсознания Хайма. Он поднял голову, его глаза встретились с глазами Блэка.
– Пустоту, – выдавил он после долгой паузы. – Как будто всё внутри темное, глубокое и там ничего нет.
Блэк слегка наклонился вперёд, положив локти на колени.
– Но ты ведь продолжаешь творить, несмотря на это?
– Да. И это самое странное, – пробормотал Хайм. – Кажется, что пустота сама по себе имеет какое-то содержимое.
Блэк на секунду прикрыл глаза, пропуская слова Хайма через себя. Этот молодой человек, сидящий напротив, был не просто творцом. Он был зеркалом, в котором отражались все противоречия системы.
– Твои последние работы, – сказал Блэк, открывая глаза. – Ты чувствуешь, что они стали больше… твоими?
Хайм чуть сжал губы, раздумывая.
– Сложно сказать. Они… другие. Они пугают меня, но я чувствую, что должен их завершить.
Доктор слегка выпрямился, сцепив пальцы в замок.
– Может быть, в этих изменениях есть что-то важное. Ты никогда не задумывался, что эта пустота – не враг, а твой союзник?
– Союзник? – переспросил Хайм с горькой улыбкой. – Вы правда так думаете?
– Я думаю, что твоя пустота может быть частью тебя. Той частью, которая стремится выйти за рамки.
Хайм молча смотрел на доктора. Он хотел бы поверить в его слова, но что-то внутри него сопротивлялось.
– Ты боишься изменений, – продолжил Блэк. – Но, возможно, именно они делают тебя тем, кто ты есть.
В комнате вновь воцарилась тишина. Хайм посмотрел на свои руки, на перо, которое он держал, а потом на пустой холст у стены.
– Может быть, – тихо сказал он, не отводя взгляда от белого полотна.
Доктор заметил в его глазах едва уловимое изменение. Возможно, это была надежда. Или, может быть, тень принятия. Блэк сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
«По-моему, он готов», – с некой ноткой маленькой победы, подумал Джеймс. – «Теперь нужно подлить в огонь немного мотивации».
– Я хочу, чтобы ты продолжал творить, Хайм. Не ради системы. Не ради меня. Ради себя.
Эти слова прозвучали с неожиданной искренностью, и Хайм впервые за долгое время почувствовал, что его понимают. Он кивнул, не глядя на доктора, но его пальцы уже больше не дрожали. Хайм резко поднял взгляд на Блэка, его глаза вспыхнули озорным блеском, будто внутри него разгорелся неожиданный огонь. Он небрежно отбросил лазерное перо, которое беззвучно упало на ковёр. Уголки его губ чуть приподнялись в смелой улыбке.
– Знаете, доктор, – начал он, склонив голову на бок. – Мне кажется, что мы застряли здесь, в этой комнате. Не хотите сменить обстановку?
Блэк, привыкший к резким перепадам настроения Хайма, не показал ни тени удивления, хотя внутри ощутил лёгкую настороженность. Такая внезапная перемена могла быть чем угодно: от проявления гениальности до очередного симптома нестабильности.
– Что ж, звучит как приглашение, от которого трудно отказаться, – ответил доктор, изображая на лице лёгкое одобрение.
Хайм, словно забыв о своей прежней апатии, пружинисто поднялся на ноги и протянул руку Блэку, чтобы помочь ему встать.
– Доктор, вы, конечно, молоды душой, но что-то мне подсказывает, что йога не совсем ваша стихия, – с усмешкой заметил он.
– Молодость души – понятие относительное, – с лёгким сарказмом ответил Блэк, разминая затекшие ноги и принимая руку Хайма. – Но спасибо за заботу. Всё-таки, возможно, мне пора пересмотреть свою программу физических тренировок.
Они обменялись лёгкими улыбками, и доктор, встав на ноги, отряхнул брюки.
– Так куда ты собираешься меня вести? – спросил Блэк, расправляя плечи.
– В сад, – уверенно ответил Хайм, направляясь к выходу из комнаты. – Там свежий воздух, тишина, и, что самое главное, цветы, которые не задают вопросов, – Джеймс оценил колкость фразы, которая его совершенно не задела. Он привык к такому общению.
Когда они открыли дверь, перед ними предстал Эгберт, который, казалось, ожидал их появления с подсветкой на корпусе, которую можно было бы охарактеризовать как раздражение, будь он человеком.
– Наконец-то, хозяин решил проявить признаки жизни, – произнёс робот, его красный индикатор замигал чуть быстрее. – Но, позвольте напомнить, что вашему организму необходимо восполнить энергию. Прежде чем работать в саду, вам нужно поесть.
– Отлично, Эгберт, – с улыбкой сказал Хайм. – Тогда подай ужин в сад. Я помню, что раньше люди ходили на пикники. Почему бы и нам не попробовать?
Эгберт, выдержав небольшую паузу, словно обдумывая всю нелепость этого предложения, ответил:
– Хорошо, хозяин. Рад, что вы пока не требуете акробатических трюков. С моим телом это было бы затруднительно.
Хайм рассмеялся, отвесив легкую затрещину Эгберту.
– Вот за это я тебя и люблю, Эгберт. Без твоей прямоты жизнь была бы слишком скучной.
Блэк позволил себе тихо улыбнуться, наблюдая за этим обменом «любезностями». Что-то в этой непринуждённой атмосфере смягчило его внутреннее напряжение.
Они вышли из дома и прошли в сад по узкой тропинке, вымощенной мелкими камнями. Сад Хайма раскинулся словно оазис среди бетонного и стеклянного мира Медиополиса. Высокие деревья с густыми кронами создавали ощущение уединения, а аккуратные кустарники и цветочные клумбы придавали этому месту особый шарм. Каждое растение в саду казалось идеальным. Деревья были подстрижены в форме спиралей и пирамид, их кроны отливали мягким зелёным светом в свете скрытых садовых ламп. Между деревьями расположились кустарники с цветами, чьи лепестки переливались насыщенными глубокими оттенками. Но настоящей гордостью Хайма был розарий, расположенный в центре сада. Огромные кусты роз, выведенные вручную, радовали глаз своими необычными цветами: от глубокого чёрного до нежно-голубого и даже серебристого. Каждая роза была уникальна, и, казалось, что над каждым кустом кто-то потрудился с особой любовью.
– Нравится? – спросил Хайм, заметив, как взгляд Блэка задержался на розах, а глаза, казалось, стали больше линз очков.
– Признаться, впечатляет, – честно ответил доктор, окинув взглядом пространство. – Ты сам этим занимаешься?
Хайм улыбнулся, присев на корточки у одного из кустов и начав осторожно удалять сухие листья.
– Конечно. Сад – это место, где я чувствую себя… свободным, – признался он.
Блэк сел в ротанговое кресло-качалку, стоявшее рядом, и провёл рукой по его подлокотнику.
– Ты сам сделал это кресло?
– Да, – кивнул Хайм. – Иногда хочется отвлечься. Вот и подумал, почему бы не попробовать что-то новое.
Блэк нахмурился, задумавшись: «Откуда у него эти знания? Мы ведь не закладывали в его «Каплю Творца» навыков садоводства и ремесла. Возможно, сбой? Или это скрытая возможность инъекции, которую мы упустили?».
Доктор погрузился в размышления, откинувшись на спинку кресла. Его разум прокручивал сценарии один за другим: «Мы не знаем всего о «Капле». То, что она способна адаптироваться и перерабатывать информацию, было очевидно. Но что, если она… имеет не поддающиеся анализу возможности? И что, если Хайм – первый, кто начал выходить за рамки запланированного?».
В этот момент Хайм, закончив ухаживать за кустами, поднялся, стряхнул руки и посмотрел на доктора.
– Вы задумались, – заметил он.
– Привычка, – коротко ответил Блэк.
– Наверное, Вы думаете, откуда у меня взялись эти способности? – спросил Хайм с лёгкой улыбкой.
Доктор посмотрел на него, не скрывая интереса.
– Признаюсь, эта мысль пришла мне в голову.
– Честно говоря, я сам не знаю, – сказал Хайм, пожимая плечами. – Просто однажды понял, что хочу что-то вырастить. А потом стал изучать.
– Изучать? – переспросил Блэк.
– Да. Книги, старые голограммы… всё, что мог найти. Это успокаивало.
Доктор ничего не ответил. Он чувствовал, что в этих словах скрыта какая-то истина, которую он пока не мог разгадать. Но одно было ясно: Хайм – не просто результат эксперимента. Он был чем-то большим.
Между ними вновь повисла тишина, но на этот раз она была спокойной, почти умиротворяющей. Однако это продлилось недолго. Из-за кустов появилась парящая платформа, гружённая блюдами и напитками. Она мягко скользила по воздуху, словно была частью окружающей природы. Её сопровождал Эгберт, чей красный индикатор мигал в такт его размеренному брюзжанию. Робот выглядел, как всегда, важным и слегка ворчливым и беспрекословно исполняющим свои функции.
– Ваш ужин, господа, – произнёс он с ноткой высокомерия, остановившись перед Хаймом и Блэком. – С вашего позволения, я напомню, что сервировка для пикника не входит в набор моих стандартных настроек.
Хайм, не удержавшись, улыбнулся, подмигнув роботу.
– Ты потрясающе справился, Эгберт. Если бы я мог, я бы дал тебе премию, – с сарказмом заметил он, поднимаясь, чтобы перенести блюда с платформы на небольшой круглый столик из тёмного дерева, который стоял неподалёку.
– Премия? – с деланным удивлением переспросил Эгберт. – Ваша щедрость не знает границ, хозяин. Возможно, в следующий раз вы предложите мне медаль?
Доктор Блэк сдержанно улыбнулся, наблюдая за этой сценой.
– Медаль – это слишком банально, Эгберт. Думаю, тебе больше подошёл бы памятник, – с шутливой напыщенностью произнес Хайм, беря с платформы серебристую чашу с салатом.
Робот на мгновение прекратил мигание, будто обдумывая слова.
– Благодарю за столь лестное предложение, но, к сожалению, моя эффективность выше без подобных украшений. А теперь, если позволите, я удалюсь. У меня ещё куча посуды, которая, как вы понимаете, сама себя не помоет.
Хайм рассмеялся, провожая Эгберта взглядом.
– Ну что, доктор, давайте попробуем, что нам приготовил мой язвительный шеф-повар? – предложил он, усаживаясь за стол.
На столе стояли разнообразные блюда, каждое из которых выглядело словно произведение искусства. Тарелка с прозрачными ломтиками маринованного лосося, украшенная тонкими кольцами красного лука и прочей зеленью. Салат из свежих овощей с золотистыми орехами и блестящими каплями цитрусового соуса. Рядом стояла корзинка с запечёнными мягкими булочками, которые издавали божественный запах свежей сдобы.