Читать книгу Крылатая повесть - Андрей Костров - Страница 11

– Госпожа, вы на ночь опять пьете эту коричневую смесь?

– Кофе – запомни это слово, оно короткое и простое, – сказала госпожа, не глядя на вопрошающего.

– Да, оно просто произносится так. Но, госпожа, зная, как пагубно данная смесь влияет на слизистую вашего желудка, я не хочу называть это вещество по имени. Оно не заслуживает этого.

– Ты, когда со мною пререкаешься или читаешь мне нотации, Даг, начинаешь называть меня «госпожой», хотя я просила не называть меня так. Даг, у меня есть имя.

– О великая и божественная Тата! Ваши учителя, что имели честь давать вам школьное образование, были воспитаны на идеях коммунизма. А в коммунистической идеологии все перевернуто вверх дном, и все, что было хорошо и свято в былые времена, для коммунистов стало злом, потому что они сами были такими.

– Даг, я училась, когда уже не было коммунистической идеологии в моей стране.

– Все одно, Тата, так быстро не переделаешь человека. Просто учителя переоделись в демократов по шкуре, а учили всему по привычке – «человек произошел от обезьяны». Ужас! При коммунистах так говорили и думали. А потом стали выполнять этот коварный план на деле.

– Тебе, Даг, разве плохо оттого, что человек искал истоки своего происхождения в таких, как ты? Разве тебе это не льстит? Разве вам это не на руку? – испытывала Тата Дага.

– Нет, госпожа, все не так – это нам не на руку и не на ногу. Нам это не выгодно никакой частью. Человек должен стремиться к высшему образу, к Богу. А мы должны стремиться к образу человека, высшей ступени для нас. Тогда все встает на свои места. Человек, который думает, что он от обезьяны вырос, – самое страшное существо на белом свете. От этого страдают все, в том числе и обезьяны. Они больше всего. – Даг при этих словах почесал шрам на животе. – Человек, решивший, что он от обезьяны, – продолжал философствовать Даг, – непременно превращается в зверя, и не во обезьяну (если бы!), а непременно в крокодила или льва, в пожирателя всего, что движется и имеет кровь и душу. Человек – это связь, звено между животным миром и Богом. Когда человек молится Богу, тогда и весь мир поднимается на благодатные высоты с ним вместе. Человек – это проводник любви Божьей в мир. Что им слово «госпожа» не понравилось, а? Или слово «Бог», например.

– Ты про кого? – спросила Тата разгорячившегося собеседника.

– Да я все про них – коммунистов. Почему эти слова стали обидными? Что в них плохого? Что, быть похожим на Бога – это плохо, скажете вы? – Даг в упор посмотрел на свою госпожу.

– Даг, ты на меня так смотришь, как будто я коммунист тут перед тобой сижу, – проговорила, миролюбиво улыбнувшись, госпожа.

– Нет, я не смотрю на вас, я в общих чертах рассуждаю, – пояснял Даг.

– Даг, Бога не коммунисты потеряли. Бога оставили люди, кто был призван Его исповедовать. Потеряли Бога до коммунистов еще. А коммунисты – это уже результат падения веры. Коммунисты просто все довели до логического конца. Это следствие, можно сказать, кара – наказание забывшему свое истинное предназначение человеку. Коммунизм – это зло! – резюмировал Даг.

– Даг, и в коммунизме тоже много хорошего было, надо уметь из истории брать лучшее, а все плохое, все неудачи навсегда оставлять в прошлом. Вообще идея коммунизма религиозна по сути и взята из евангельской идеи всеобщего братства. Только коммунизм хотел построить братство без Бога.

– Вот именно, – продолжал Даг, – коммунисты делали все наоборот – они плохое хотели сделать хорошим, верили в одно, а делали другое, в этом вся их суть. Разница в том, что христианство призывало отдать свое ради всеобщего счастья и равенства, а коммунисты призывали забирать чужое, – завершил свою речь Даг.

– Все верно. Какие ты книги читаешь умные, Даг?

– Это мне Мара дает.

– Даг, если мои учителя были воспитаны на коммунистической идеологии, то твои книги, которые ты без конца читаешь, написаны либеральными авторами, их теории не менее утопичны, чем теории коммунистов.

– Нет, ваши коммунисты хотели заставить делать хорошее, именно заставить. А разве можно принудить быть добрым? Нет. Мир не так прост, как думали ваши коммунисты. Никого заставить любить и уважать невозможно. Это по природе так.

– Ладно, заканчивай, Даг. «Ваши – наши». Уже поздно, о политике на ночь говорить вредно.

– Так вот, я договорю с вашего позволения свою мысль про слова, – не унимался Даг, – вы для своей мамы – любимая дочь.

– Спасибо, Даг, я это знаю.

– Да, знаете. Она и строгая у вас – это не вопрос, но только вас она называет «Танюша», и никто такого обращения из ее рта не услышит вообще больше.

– Из «уст», Даг, здесь уместнее сказать из «уст», – поправила Тата своего собеседника.

– Хорошо, из «уст». – Даг, когда возбуждался, начинал путать и перевертывать слова.

– Я не ваша мама, но я люблю вас и уважаю. И так, как обращаются к вам самые близкие люди, мне не позволительно. Мне так совестно. Но у меня есть другие слова. Слово «госпожа» свято для меня и делает самые добрые мысли. И вообще, если бы не вы… если бы не вы… – залепетал Даг, – меня бы тут не сидел на этом месте. А вы хотите, чтобы я вас называл по имени – нет, я воспитанный человек!

– Даг, ты не человек – ты примат, и это очень хорошо. Мы не должны стесняться себя. Каждое существо на белом свете ценно само по себе.

– Это вы такая госпожа – великая. В мире более сильное, что высоко висит, должно служить своими силами и своим положением тому, кто находится пониже у корней. Так должно быть в мире. А у нас как? Чуть посильнее или повыше заберется кто, это я не про высоту деревьев говорю, а про силу и положение в обществе. Вы понимаете… это аллегория, – уточнил Даг для доступности.

– Понимаю, – кивнула Тата.

– Так тут же превращается, – все не унимался Даг, – в оборотня и начинает делать плохие поступки и обижать слабых. Вот тигру, к примеру, на что даны такие клыки острые и когти длинные, как вы думаете? А я вам скажу! Для того, чтобы кокосы ими разгрызать – самим есть и нас угощать. А я бы этому тигру по доброте задушевной своей с высокой пальмы самых сладких бананов доставал бы. Так и жили бы в мире и согласии, заботясь друг о друге. А у нас вражда кругом. Хорошо тигры еще по деревьям не умеют ходить быстро, а так бы вообще и живых никого не осталось бы в мире. Всех переели бы.

– Не переживай, Даг, – прервала госпожа философствующего, – скоро будет на всей земле мир, все живые существа станут заботиться друг о друге. И никто никого не будет есть.

– Вам хорошо, вы не едите друг друга в своем человеческом мире, – сказал Даг, глубоко вздохнув, с видом сожаления, что он не принадлежит тому миру, где существа не едят друг друга.

– И у нас едят. Только по-другому, – задумавшись, ответила Тата. – Когда-нибудь все изменится, все будут любить друг друга…

– Я верю в это, моя госпожа. Вы сильнее нас, а живете так, как будто бы важнее нас для вас ничего нет. Это мы из-за меня сегодня проиграли! – резко, вдруг, повернул на другую тему Даг.

* * *

– Даг, ты сегодня был на высоте! Твой пас – это что-то невероятное. Но только, единственное, я хотела бы тебя попросить о том, раз ты сам заговорил о нашей сегодняшней игре, чтобы ты свои новые ходы и задумки выдавал на тренировках и заранее предупреждал бы меня о творческих находках и новых решениях. Неожиданностью стал этот твой перевод за голову во второй партии. Я и подумать не могла, что ты туда выдашь пас, еще и такой острый.

– Но, госпожа, эти находки приходят в мою голову именно в игре – спонтанно и неожиданно.

– Из-за этой спонтанности мы сегодня много потеряли очков, Даг. Я не успевала на твой прострельный пас. Слишком остро и низко.

– Госпожа, если выдавать выше, то Ба, успевает блокировать ваш удар. Этих слонов можно переиграть только скоростью и неожиданностью. Вы же видели, как они ставят блок – тройной.

– Даг, бывают моменты в игре, когда нужно действовать по отработанным маршрутам. По отточенным на тренировках комбинациям. Понимаешь? Творчество и непредсказуемость должны быть соразмерны отработанным заранее действиям. Сегодня, когда мы проигрывали, нам нужно было переломить ситуацию, остановить серию неудачных розыгрышей. Почувствовать свой ритм. А потом уже снова фантазировать и рисковать. Слишком много креатива сегодня было в твоей игре, Даг, – это перебор. Надо было, особенно во второй партии, сконцентрироваться на блоке. Остановить спесь нападения соперника, а потом уже начать самим переходить в наступление. Понимаешь, Даг? Нужно чувствовать игру. Все должно быть своевременно. А ты тянул на себя. И вдобавок не слушаешь никого. Я капитан команды. Почему ты огрызаешься, когда я тебе делаю замечание в игре? Да, ты уникальный связующий, но учти, если будешь играть только на себя, при всем уважении, но я заменю тебя Марой – она медленнее, но она командный игрок. Стабильный. Самообладание и способность слышать команду, Даг, в иных случаях важнее, чем индивидуальное творчество, которым ты зачастую злоупотребляешь, – высказалась Тата.

– Мара, да? Значит, Мара. Ну, что ж, я готов уйти из команды, поджав свою огромную губу, проговорил Даг и посмотрел в черное пространство джунглей.

– Даг, прекрати, я об этом не говорила. Ты снова утрируешь.

– Тата, я хочу, чтобы наша команда выигрывала. И я хочу красиво играть – летать, а не ползти к победе, – залепетал своим баском Даг.

– Иногда надо и поползти, Даг, для команды, – отвечала Тата.

Даг отвернулся в сторону водопада и заплакал, вытирая своей громадной лапой крупные слезы, обильно выступившие из его обезьяньих глаз.

– Ну что ты начинаешь, Даг, ну прекрати… – Тата подошла к примату, обняла его за волосатые плечи, ласково заглянула в круглые, как монеты, глаза и сказала: – Ты же знаешь, как я тебя люблю.

Да, друзья, Даг был обезьяной, приматом. Его два года назад вспорол клыком тигр в ущелье. Тогда у Дага хватило сил подняться на дерево на безопасную высоту. Он истекал кровью. Хищник ждал момента, когда Даг потеряет сознание и упадет. Тогда птицы чибисы подняли крик бедствия, и обезьяны лангуры в один миг доставили Дага на операционный стол в «Виллу-целилу». Тата зашила пострадавшему живот и подключила его к кислородно-лазерной пушке – специальному аппарату, заживляющему раны. Даг выжил. И теперь он – главный хозяйственник медицинской виллы Таты, расположенной в центре индийских джунглей высоко на ветвях гигантского дерева баньян.

Даг был очень привязан к Тате и надолго с ней никогда не расставался. И даже если Тата уезжала в длительную экспедицию, она всегда с собой брала Дага. Он, помимо того, что был хорошим хозяйственником и «Виллу-целилу» держал в идеальном порядке, был еще по совместительству секретарем-переводчиком. Хотя Тата и сама знала практически все языки зверей, но у Дага общаться с животными получалось куда лучше. Особенно если спасательная экспедиция проходила где-нибудь на далеком континенте, как в прошлом году в Сибири, – медведица, у которой заболел медвежонок, стала недоверчиво рычать на врачей при попытке погрузить на сани ее больного детеныша. Тогда на помощь пришел Даг. Он прорычал Медведице по-медвежьи строго и требовательно: «Прекрати дурость показывать и немедленно отдай медвежонка на лечение. Она ему жизнь спасает, дура, а ты тут кочевряжишься». Даг заверил самку, что все будет хорошо и что через две недели ее малыш вернется к мамке здоровым и веселым. Медведица успокоилась и отдала медвежонка. Имелось и еще одно незаменимое качество у Дага: он был пасующим игроком в команде Таты, по волей-по-жизни-болу. И сегодня их команда проиграла в финальной игре команде «Лопоухие». В этом году команда слонов стала чемпионом, а команда Таты и Дага – серебряным призером.

– Доброй ночи, Даг, завтра рано вставать, надо выспаться перед дорогой. Я немного еще поработаю над докладом и тоже пойду спать.

– Сегодня как-то тихо в джунглях, – проговорила Тата, вглядываясь в ночное полотно леса, как будто в этой тишине были зашифрованы тайные символы, особые знаки, которые Тата считывала, чтобы завтра донести эти знаки, эти смыслы, тишину первозданного мира до людей больших городов.

Завтра слетятся в Москву на саммит самые влиятельные люди со всего мира, чтобы поговорить на тему вирусов, войн, загрязнения планеты, о последствиях внедрения искусственного интеллекта в жизнь людей и вырождения личностного начала в человеке – яростного, как следствие уничтожения всего живого на плане, в том числе и себя самого.

С тех пор как Тату, молодого и перспективного ученого-генетика, врача, гражданку Соединенных Штатов Западной Цивилизации выслали из Нью-Йорка, а потом и из штата Париж за ее протестные движения по поводу безжалостной застройки космодромами лесных африканских саванн и за принятую Западной империей идеологию уничтожения маргинальных масс (так назывались народы, не входившие в состав европейских наций) средствами биохимических вирусов, против чего Тата боролась; после того, как Тата набрала многочисленных сторонников и стала представлять серьезную угрозу существующей власти, ее выслали из территории Западного сообщества.