Читать книгу «Я жил тогда в Одессе пыльной…» - Андрей Сметанкин - Страница 8
ПОЭМА
«Одессе вышло стать ступенью…»
ОглавлениеОдессе вышло стать ступенью
В его блистательной карьере,
Где опыт, знанья применил,
Что приобрёл, живя в Европе,
А в политических воззреньях
Он был, по сути, либерал.
Как крепостничества противник,
Он шёл за равенство партнёров
В экономических делах,
Кто был в коммерции Одессы,
И помогал, как мог, евреям,
На что сердился Петербург.
В Одессе был большой персоной,
Весьма влиятельным вельможей
И занимал огромный дом —
Средь нас дворцом тот назывался, —
Держал великую прислугу
(Никто тягаться с ним не мог),
Вела прислуга по-английски,
Как механизм, единый, чёткий,
Чем восхищала всех гостей.
Сам граф был стройным, худощавым,
Высоким, статным и красивым —
Мечта души одесских дам, —
В былых боях и в мирной жизни
Не ведал ноты возмущенья
И контролировал себя.
Всё хорошо, но при заслугах
Он слишком чопорно держался —
Ни дать, ни взять, английский лорд!
Ну, ладно, бог с ним – суть не важно,
Когда в коляске ты трясёшься
И мирно едешь по степи…
А как прекрасно начиналось,
Когда Тургенев постарался,
Чтоб подготовить переезд
Из Кишинёва да в Одессу,
От слов Инзова к Воронцову,
И за меня его просил,
Сказав, что нужно для спасенья
И вдохновения поэта.
Пойдут старания на лад,
Коль меценат, с ним – климат, море,
Легенды, мифы и преданья,
Воспоминанья прошлых лет —
Всё это есть в большом избытке
Под солнцем радостной Одессы, —
С поэтом будут заодно.
Тогда талант воспрянет духом,
Преодолеет все невзгоды
И не останется в долгу,
А Воронцов же примет меры,
Создаст условия работы
И станет нравственность спасать
Столь неокрепшего поэта,
Когда сыграл с ним злую шутку,
Его докучный Кишинёв…
Так, по прибытию в Одессу,
Явился вскоре к генералу
(О чём жалею до сих пор…),
И был обласкан, взят на службу,
В дом приглашён гостеприимно —
Ходи же в гости каждый день
Открыто, запросто, без страха;
Сиди один в библиотеке
Великолепного дворца.
Я овладел вполне английским,
Заговорил на итальянском,
Привлёк Сервантеса язык
И знал в последнем, как любитель,
С десяток слов и выражений
Что примет с гордостью Мадрид.
Тогда всё складывалось чудно,
И трио верных выражений
Мне помогало, как могло,
Назло молве и прочим бедам,
Как это, к слову говорится:
Живи, работай и твори.
Таланту надо развиваться,
Не умалять его исканья,
Не ущемлять его права,
Давать широкую поддержку,
Идти, по-дружески, навстречу,
Организовывать досуг…
К нему обиды не имея
И не держа на сердце злости,
Не строил виды на неё.
Из рук, как птицу отпускаю,
Но оставляю в гордом сердце,
Чтоб в тишине хранить любовь.
Пускай наместник остаётся,
Возьмёт себе на домовину,
Что лишь ему принадлежит,
Что заслужил своим раденьем,
Своей покорностью престолу
И обхождением раба.
Он мне грозит, покамест в чине,
Дрожит вельможа пред поэтом,
Раз обращается к царю,
Чтоб Петербург скорей избавил
И сохранил корректность графа
От смуглолицей саранчи,
Какой предстал поэт однажды,
Когда открылось волокитство
И отношение к жене.
В душе опального поэта
Не видно места и для мести,
Когда всё занято игрой
На вдохновенном инструменте,
Что вечной лирой называют,
И превращает жизнь в стихи.
Меня наместник изгоняет,
Но только сам не понимает,
Как верноподданный зоил,
Что сам себе он роет яму,
И кто ему протянет руку,
Куда однажды угодит…
Изгнать поэта – вот геройство!
Закрыть жену – вот это мудрость!
Никто не вышел провожать…
Пусть так. В душе нет капли яда,
А только есть одно желанье
Стать независимым в стихах.
Не для келейного же быта,
Как приживала и начётчик,
Но для калёного стиха
Рождённый в доме всей России,
Взращённый крепким русским словом
Мой доморощенный талант
(По сути, подлинный, не грубый,
Не примитивный, настоящий,
Рождённый в трезвой голове),
Когда талант – продукт единства,
Согласность нот души и сердца,
И непорочного ума.
Ему служить всечасно будет
И будет преданней собаки
И при богатстве и нужде,
Играть отбой не пожелает
Душою пылкий африканец,
Корнями русский эфиоп.
И потому я всё приемлю,
С восторгом будущее встречу —
Не буду ставить da-capo…