Читать книгу Фатум. Том шестой. Форт Росс - Андрей Воронов-Оренбургский - Страница 5

Время было собираться в путь, но дон Хуан оттягивал эту минуту. Разговор распался, каждый думал о своем, попивая вино, глядя на темнеющий пепел неба.

Часы истории отсчитывали свои стремительные секунды. Век для человека – секунда для истории, век для истории – мгновение для вечности.

Разглядывая причудливую воронёную вязь стрелок напольных часов, старик Эль Санто перебирал в памяти монотонную, затягивающую, словно трясина, жизнь Монтерея. Великие посты чередовались с праздниками, крещения и отпевания – с муштрой гарнизона и глупыми шутками вроде той: «Комендант, у вас в гарнизоне41 двести штыков. Неужели нельзя переловить всех тараканов и блох?» или: «Если вы, падре, поймали мула за задние ноги, а он пытается вырваться, – лучше всего его отпустить».

Вся эта тягучая патока обыденности сжигала жизнь дона. Порой ему представлялось, что даже свой каждодневный путь от казармы до алтаря он совершает извечно. Он вспомнил недостроенный дом для солдатских вдов, с которым никто не знал, что делать, вспомнил унылое кладбище, что находилось на задворках iglesia42, там были симметрично рассажены араукарии и плакучие ивы; пестрый ковер трав и аккуратно стриженный бордюр из красного кизила, увы, безуспешно пытались скрасить угрюмое молчание каменных крестов. «Еще немного – и меня снесут туда, – подумал он с грустью. – Я даже знаю, куда и в чем…»

– Ваше сиятельство, – Ласаро робко нарушил раздумья губернатора. – Имеются новости от полковника де Ликожа? Вы как-то говорили, что он сообщал в письме…

– Нет, он ничего не сообщал. И вам я ничего не говорил, и вообще никто никому ничего не писал. Неужели не ясно, что это секретные сведения? Уяснили?

– Да, команданте, да. Но, черт возьми, я всё равно не понимаю наших действий! Зачем все эти демонстративные приготовления?.. Сгон краснокожих и черных рабов? Пожалуй, это…

– Мы бьем по траве, чтобы выгнать змею, как говорят в наших местах. Теперь русские знают, что мы знаем, что они знают… И хватит пессимизма, дружище, я не люблю ваших «пожалуй». Защита границ Империи! Вы это делаете не для меня. Сделайте это хоть раз для себя, ради своих детей, могилы жены, наконец! То, что вы живете недурно, не должно вас слишком окрылять, Ласаро. Всё течет, всё изменяется. Кстати, вы давно видели своего племянника?

– Луиджи?

– Именно, – Эль Санто снисходительно улыбнулся и затушил сигару. – Ему ведь уже восемнадцать. Уверен, он давно посещает цирюльню. Где вы его прячете, разве он не рвется записаться в эскадрон моего старшего сына?

– Но я не знаю, где он, Хуан. Верь мне! С тех пор, как его тетка… – влажная белая сорочка хозяина присосалась к спинке стула.

– Похвально, браво, майор, у вас даже не дрожит голос. Господи, милостью своей отпусти грехи этому вруну!..

– Но позвольте, ваше превосходительство… – хозяин поник плечами. – Если вы полагаете, что я знаю, где он сейчас, то ваша память подводит вас меньше, чем меня.

– Передайте: завтра я буду ожидать его у себя. Сего-дня каждый человек, способный держаться в седле, на счету. И пусть знает, зачем я призвал его. Конечно, не для дуэта на арфе. – Дон Хуан вновь растянул губы в улыбке, глядя, как потемнел от пота крахмальный воротничок его собеседника. – Впрочем, довольно о грустном. Я у вас задержался изрядно, но, увы, так и не имел счастья лицезреть ваших прекрасных офелий.

– Ах, вы о Лоли и Валенсии? – еле заметно улыбаясь, Ласаро неопределенно качнул плечами. Его ячменные светло-карие глаза казались слишком маленькими на раскрасневшемся лице. – Ах, мои белки?.. Они, должно быть, на своей половине. Бедняжки… – хозяин утер платком взопревшее от разговора и вина лицо. – В любви к ним я черпаю желание жить, Хуан. Если бы не это смутное время, я бы непременно их вывез в свет!

– О да, мой друг, ты на правильном пути, – Эль Санто умело разрезал ножом алое яблоко. – Их все будут обожать, особенно мои сыновья. Я думаю, старина, нам время подумать о внуках. Война, невзгоды, голод – это не препятствия для счастья в старости. Твоим дочерям пора подумать о спутниках жизни… Что с тобою опять? Ты оглох, или у тебя отнялся язык?

– Нет…

– Так прошу, поддержи меня хоть в этом вопросе. Или и здесь мы разнимся во взглядах?

– Как можно?.. – хозяин ощутил укол стыда за то, что был невежлив со своим старым другом, и ему пришло в голову: «Хуан, возможно, в большей степени искренен со мною, чем я полагал». Ласаро еще раз виновато кивнул и посмотрел на Эль Санто. Губернатор молчал, его уставшие глаза, казалось, сосредоточились на чем-то очень далеком.

– Ах, мои малышки, – де Маркос не нашел ничего лучшего, как еще раз всплеснуть руками. – У меня слезы на глазах, мой друг, когда я думаю, что наступит день и мне придется остаться совсем одному…

– Ритм твоей речи весьма неуверен, почему? – Хуан надкусил яблоко. – И вообще сегодня вы постоянно удивляете меня, любезный сеньор Ласаро. Вы не хотите своим дочерям счастья? Держать на своих руках внуков?

– Si, но… Впрочем, они поступят так, как того желает их отец. Вы же понимаете, ваше сиятельство…

– Ах, оставь так обращаться ко мне!

– Прости, Хуан, прости… – кубки примирительно поднялись и союзно цокнули серебряными боками. – А что до Валенсии и Лоли, так ты же понимаешь, amigo, их воспитание не позволяет сказать отцу деликатных вещей…

– Вот и напрасно! – навалившись на край стола, де Аргуэлло взял из вазочки горсть засахаренных орехов. – Ты что же, хочешь из них сделать старых дев?

– О нет, как ты мог подумать? Я опекун моих девочек, и желаю им лишь счастья. Но они еще так юны, невинны, глупы и чисты…

– Как я хотел бы, – с улыбкой прервал его дон Хуан, – чтобы они находились под защитой моих сыновей! Ибо репутация юных прелестниц столь же хрупка, сколь и прекрасна.

– Что ты этим хочешь сказать? – Ласаро привстал со стула, словно угодил босяком на раскаленный противень. – Репутация моих дочерей в опасности?

– Конечно нет. Просто когда вашим милым камиллам43 дома будет невмоготу, дайте знать мне. Сальварес, Луис – право, они будут весьма польщены, если ваши дочери задержат в их ладонях свои нежные пальчики!

– Прошу прощения, ваше сиятельство, но я не нуждаюсь в подобных советах, и готов утверждать, что лучше знаю, что к чему и когда…

– Не слышу, я глуховат, э? – гость приложил руку к уху, продолжая жевать орехи.

Лицо де Маркоса вспыхнуло. Желудок его оттянул свинец тревоги. Он хорошо знал непростой, кремнистый, подчас жестокий характер дона Хуана.

– Не думаю, excellence44, что ваш тон мне нравится. О своих дочерях я позабочусь сам. А вы заботьтесь о своих сыновьях. Думаю, так будет правильно.

– Вы думаете, сеньор де Маркос? Так вы, оказывается, еще и мыслитель? Ну, ну…

– Я еще раз повторяю, ваше сиятельство, что не понимаю вашего тона, – Ласаро внутренне напрягся, готовясь встретить надвигающуюся бурю. Задавая этот вопрос губернатору, он понимал, что подносит факел к пороху, однако кровь идальго и честь фамилии брали своё.

– Ах, вот как?! – Эль Санто сердито сжал губы. – А я не понимаю, майор, что вы имеете против моих мальчиков? Что, слухи эль куэбра де каскабель45 не дают вам покоя? Да, они не монахи… и слава Иисусу, что мундиры драгун Короны они никогда не променяют на смиренное, сирое рубище монастыря!

– Вы что же, excellence, хотите сказать, у ваших сыновей нет любовниц?

– Конечно нет. Это врут завистницы, которым скучно по ночам.

– Мне замолчать? – взгляд майора бросал вызов.

– Не стоит.

– Тогда я буду настаивать на том, что дыма без огня нет. Клянусь честью, все знают, какой «шлейф славы» тянется за вашими сыновьями. У них довольно любовниц, от которых им тяжело избавиться.

– У вас такие познания в сем вопросе! Вы держали свечу? – сухое лицо губернатора налилось жаром, от чего белое серебро эспаньолки вспыхнуло ярче. – О, освежите мне память… И кто же эти камелии? Быть может, они столь очаровательны, что вам даже трудно их ревновать?

– Я не Господь Бог.

– Вы меня разочаровываете, amigo.

– А вы зря теряете время, как и ваши сыновья. Мои девочки… никогда не будут такими, как вы хотели бы.

– Да как вы смеете?!

– Смею! Я всегда был рад видеть и обнять тебя, Хуан, считал другом, а ты!.. Вы злоупотребили моим терпением и гостеприимством, сеньор, как и невинностью моих дочерей. Но зачем? Зачем, черт возьми?

– Майор…

– Не заставляйте меня указывать вам на дверь!

– А если я вам скажу, Ласаро, что заветное желание Валенсии и Лоли быть с ними, что тогда? Или капризы «заневестившихся ангелов» не в счет? Вы зря думаете, мой друг, что они столь беспомощны. Уверен, в этом возрасте у каждой сеньориты есть свое очаровательное место для откровений и тайн. Разве не так, сеньор де Маркос?

– Перестаньте настаивать! Вы мне не даете ни минуты передышки.

– Я просто хочу счастья для наших детей! Ты хоть раз спросил своих дочерей: хотят ли они замуж? Нет? То-то… А я уверен: и та, и другая сказали бы «да». Потому что какая девушка не мечтает стать блистательной camerera!46 Ты же им предлагаешь зубрить «Requiem aternam…»47, точно жизнь их прошла и время думать о вечном… Нет-нет, теперь помолчи ты, Ласаро, дай мне сказать, ведь я все-таки бывший твой друг. Ты такой же старый вдовец, как и я. Да, мы такие, что спорить с Фатумом, но именно посему нам и не стоит ссориться… Подумай над моим предложением и не забивай голову ерундой, которую ты слишишь на рынках о моих детях.

– Если хочешь, – де Маркос сыграл желваками, – убей меня сразу, воля твоя, но только не нажимай на меня… в моем… родном доме.

– А вам наглости не занимать, – губернатор раздраженно отставил недопитый кубок и резко поднялся.

– Дерзости и чести, ваше превосходительство.

– Вы столь категоричны? Это последнее ваше слово?

– Да.

– Жаль. Тогда можно совет?

– Совет?

– На прощанье.

– Что ж, извольте, ваше сиятельство.

– Вашим дочерям лучше уехать подальше из Калифорнии…

– Это почему же?

– Потому что они влюблены в моих сыновей, а они, как вы изволили заметить, времени зря не теряют.

– О чем вы говорите?

– О любви, о чем же еще?

Лицо майора затвердело. Он боролся с собой, чтобы не сорваться, но отбросил все циркуляры.

– Ваши лошади на конюшне, сеньор де Аргуэлло. По-лагаю, они отдохнули.

– Это объявление войны? Перчатка моей семье?

– Если угодно! – Ласаро осекся, пугаясь сказанных слов.

– Ну что ж, – Эль Санто со злой горечью усмехнулся. – Значит мне придется воевать не только с русскими.

– Я требую сатисфакции48, ваше превосходительство! – де Маркос решительно шагнул вперед.

– Нет, майор. Не вижу оснований, а более того: не в моих правилах извиняться. Прощайте. Тайна исповеди окончена.

– Что? – бледное лицо хозяина мелко дрожало.

– Не делайте глупостей, Ласаро. Впереди война. А она, как известно, примиряет всех.

– Нет, подожди, – Ласаро трясло от бешенства. – Ты полагаешь, Хуан, я столь наивен и глуп в своей любви к дочерям?.. Но я не такой дурак, я понимаю, что нужно твоим сыновьям!

– В таком случае я не столь умен, майор, чтобы говорить с вами далее и делать вид, что согласен. Такие вопросы не задают, ответ на них один – дуэль. Но мы не в том возрасте, чтобы стреляться или накалывать друг друга на шпаги… Знаешь, я служу Королю уже более тридцати пяти лет, как и ты… И во всех походах и битвах находятся два-три таких вот героя, которые щерят за ширмой зубы. Молчите, майор. Да, я знаю, что вы никогда не показывали неприятелю спины… Но сегодня – Бог свидетель – вы один из тех, кто бросает тень на чистые имена. Молчите, майор, и соблюдайте субординацию49. И дело здесь даже не в наших детях… Жаль, конечно, что вы в штыки восприняли мое предложение, оскорбили доверие старого друга и его честь… Прискорбно другое: в черный час испытаний для Новой Испании вы, сеньор Ласаро де Маркос, позволили усомниться в истине моего выбора. Кровь, пот и слезы, грязь и смерть, – вот твой аргумент в нашем споре. Выходит, ты ничего не понял, прожив жизнь. Всё, что есть прекрасного в этом мире, родилось в навозе и вышло из праха. Из праха бездарности и посредственности, страданий и мук взрастают прекрасные цветы новых идей, сила и мужество новых героев. В чем, по-вашему, дон Ласаро, величие корсиканца, потрясшего мир? Да-да, его нет смысла представлять – слава летит впереди. В его чудовищности? О да, он всегда питался лаврами и запивал их кровью побед! А разве правительство Мадрида не может справиться с чернью и возмутителями спокойствия наших границ? Увы, сегодня чернь справляется с сильными мира сего…

Вот потому я не могу спокойно умереть, майор. Боль за Испанию, страх и горечь за каждую пядь нашей земли сжимает мне сердце. Но я клянусь вам, Ласаро, как сол-дат солдату: враг будет повержен, и когда мой сапог опустится на его грудь, я скажу: «Эй, кто ты? Шевелись, червь, или тебе тяжек вес всей Калифорнии?» И если русский варвар не вздрогнет при взмахе моего меча, он будет первым, кто легко встретит свою смерть. Ну, что вы уставились на меня, майор, как на прокаженного? Что? Пугает мой пафос?.. Да, друг мой, мне дурно, душно… Тяжело от всех этих дьявольских хитросплетений и мыслей, но это еще ничего не значит. Да подождите вы, майор! – Эль Санто устало провел ладонью по своему лицу. – Если бы волосы знали, что думает моя голова, я бы обрил их и носил парик. Так что не спрашивайте меня, amigo.

Губернатор тяжело подошел к окну.

– Проклятье, еще этот дождь! Бог с ним, Ласаро. Мои солдаты сражались с грязью на сапогах и раньше. Помнишь Ситакуаро?.. Тогда тоже был ливень… В конце концов, это еще вопрос, что, черт возьми, лучше: раскаленное солнце или слепая стена дождя?.. Эй, что это? – губернатор различил далекий звон колокола и усмехнулся: – Надо же, священник не отказался от вечерней мессы… Впрочем, всё правильно… стоит торопиться, скоро у него будет мало прихожан. А теперь прощайте, майор, я хочу остаться один. Надеюсь, и в последнем бою мы будем вместе.