Читать книгу Проклято на сто лет - Анна Александрова - Страница 3

Так холодно, что дышать больно. Мороз цеплялся за покрасневшие крылья носа, щипал слизистую, царапал глотку. Будто хотел пробраться в живого человека, выстудить его изнутри, устроить ледяное жилище для своих детей-ветров. А что там студить? И так сердце холодом объято – ледяное, бесчувственное, людьми выстуженное.

Солдаты переминались с ноги на ногу, проклиная и командира, и конвой, что неторопко вел заключенных к месту расстрела, и самих заключенных. Те совсем раздетые – в рубашке и портках. Сапоги, правда, оставили обоим. А жаль, знатные сапоги, пригодились бы.

Пятый час, до рассвета нескоро. Черное небо без единой звездочки, без намека на светлое будущее, придавило землю, будто крышкою гроба. Но удивительно, как хорошо было видно каждую деталь, каждое движение на белом саване снега в кристалле ледяного воздуха.

Четыре бойца красной армии в суконных шинелях с красными нашивками на рукавах тряслись от холода у только что пробитой ими полыньи. Пока рубили лед, было тепло и весело. Теперь же вспотевшие тела остыли, и мороз кусал их за бока и пятки, как голодный волк. Рядом черточками и крестами валялись инструменты: кирка, лопата, пила и крюк, здесь же, приставленные штыками друг к другу, стояли четыре винтовки.

К проруби от белеющей на черном фоне церкви медленно шел комендант – худой, высокий, будто жердина из забора. Мороз кусал и его, но исполненный торжественностью момента и важностью возложенного на него дела, он не подавал вида. За ним следовали двое приговоренных. Шли след в след: впереди военный, его выдавала выправка и твердость шага, за ним – гражданский. Второй всхлипывал, мотал головой и … всхлипывал. По бокам и на пару шагов позади сторожевыми псами плелись конвоиры.

– Замерзнем, паря, быстрее, чем они дойдуть, – сказал Леха Ковалев и зло сплюнул. – Покурить бы.

– Разговорчики, – обрезал его Артемьев, он был старше по званию и руководил вырубкой проруби. – Опосля покурим.

– Кого стреляем-то? – стуча зубами, спросил Арсений, самый младший из всей их группы. Это был его первый расстрел, оттого и стучали зубы, не от холода.

– Царя-я-я, – чуть нараспев откликнулся его друг Арсалан.

– Царя-я-я, – передразнил его Ковалев. – Чукча ты немытая. Какова царя? Царя еще в восемнадцатом в расход пустили. А эта гнида белая – верховный командующий их недобитой армии. Но теперя все, паря. Наша взяла окончательно.

– Поднять ружья, – скомандовал Артемьев, поскольку процессия во главе с комендантом почти уже дошла до места.

Конвоиры, тыкая в заключенных дулами пистолетов, поставили их перед прорубью. Гражданский оглянулся на черное окно в белом ледяном окаймлении, перекрестился, опустил голову к груди. Военный смотрел прямо, лицо его, словно высеченное из того же льда, что и панцирь реки Ушаковки, ничего не выражало.

Солдаты выстроились в ряд в десяти шагах от приговоренных, конвоиры присоединились к четверке ледорубов. Комендант встал слева от расстрельной группы и, подняв руку, командовал:

– Гото-о-овсь… це-е-е-е-ельсь… пли!

Арсений зажмурился и нажал на курок. Приклад ударил его в плечо, запах пороха ущипнул за ноздри вслед за морозом, оглушающий рев выстрелов со всех сторон сменился звенящей тишиной. Открыв глаза, он ничего не увидел. На мгновение показалось, что тьма кромешная окончательно захватила бренную землю, растворив в себе и людей, и снег, и его самого. Но дым рассеялся, и парень понял, что все по-прежнему, только у проруби нет больше тех двоих. И всего-то.

Комендант дал команду «вольно» и пошел обратно к церкви, в этот раз шагом быстрым, похлопывая себя по плечам в тщетной попытке согреться. Остальные семенили за ним, не рискуя обгонять. Только Арсений задержался у проруби, вглядываясь в алые пятна на белой простыне льда.

Вода в черном окне рукотворной полыньи казалась недвижимой, но Арсений знал, что это не так. Течение Ушаковки несло свои воды и все, что в них попадало, в Ангару, царицу сибирских рек, дочь Байкала.