Читать книгу Проклято на сто лет - Анна Александрова - Страница 4

Ожидая, когда принесут ее заказ – бархатную ушицу из сиговых рыб и зеленый салат с кедровыми орешками – Вера в сотый раз разглядывала прадедовский дневник.

Дневник, наверное, слишком громко сказано. Оборванная тетрадь из десяти листов, подписанная учеником пятого класса Львом Афанасьевым: для контрольных работ по истории. Вероятно, тетрадка принадлежала отцу Веры и Алисы, в том далеком году бывшим еще только сыном и внуком. Других семейных статусов у пятиклассника не было.

Первые страницы тетради были вырваны, на них, возможно, когда-то действительно красовались контрольные работы Льва. Единственная заполненная страница была исписана почерком уже взрослым, размашистым, мужским. Эти записи Вера и называла «дневником». Хотя очевидно, что дед Арсений просто взял первый попавшийся клок бумаги, чтобы зафиксировать важные воспоминания.

Тетрадь Вера нашла на родительской даче уже после их смерти, она была спрятана в детскую книгу с картинками и красивым названием «Легенды Байкала». Книга пожелтела, распухла от прорвавшегося сквозь крышу дождя, но прадедову тайну сохранила нетронутой.

Вера решила, что записи принадлежат Арсению Афанасьеву по трем признакам:

первый – дата 11 февраля 1920 с припиской крушение. По всем расчетам, эта дата приходилась на молодость прадедовского поколения. Арсению тогда было девятнадцать;

второй наиболее очевидный – имена, прописанные сразу под датой: Ковалев Алексей, Артемьев Денис, Дашицыренов Арсалан, Афанасьев Арсений. Первые три имени были выведены красивым почерком, отдельные буквы подведены и украшены завитками. Вероятно, дед долго над ними думал, вспоминал;

третий – слово, вставленное в длинный цифровой код: Слюдянка. Поисковая система «Яндекс» по данному запросу выдала ряд статей о поселке на берегу Байкала в Иркутской области. А Афанасьев Арсений, по семейному преданию, как раз был оттуда. Вероятно, и книгу купил внуку он, накрыло ностальгией по родным местам.

Книга и правда была красивая, раритетная, шестьдесят пятого года издания, с плетеным корешком, в твердой глянцевой обложке и с плотными шершавыми страницами. Несмотря на подмоченную репутацию, книга хорошо сохранилась. Даже пахла типографией до сих пор… и немного плесенью. Акварельные рисунки, иллюстрирующие бурятские и сибирские сказки, хотелось разглядывать, а сами мелодичные сказы перечитывать. Вера отдала книгу сыновьям, но те не проявили особого интереса, и «Легенды Байкала» вновь легли на антресоли теперь уже в Верином доме.

А вот дневник она оставила на своей прикроватной тумбочке, каждый вечер вглядывалась в ажурные завитки букв Д и Р, выведенных прадедом особенно тщательно; пробегалась глазами по цифровому ряду, о значении которого у нее не было ни единой идеи. Выглядел он так:

21-3-4 5-17-1 10-10-18

100-10-3 100-8-10 8-15-8

1-1-10. 12-2-10 250-30-2,

2-20-3 180-20-12 180-20-13 180-20-14.

15-30-6 18-2-1 18-5-8

200-21-8 205-15-3. 2-10-18

11-15-12 11-19-6 Слюдянка.

23-18-8 23-19-10 103-22-10

138-28-6 26-17-7. 63-14-9

77-20-15 7-12-13 – 120-23-12

1-10-1 12-20-2 31-4-5.

22-6-3 111-10-1 200-12-4

18-5-8 2-20-2 1-14-10.

Завершался код фразой, которая хотя и была записана обычными словами, но совсем ничего не проясняла, скорее интриговала: проклято на сто лет, не трогать раньше 2020.

Что хотел передать потомкам прадед? Почему он зашифровал свое послание? Почему отец, Лев Афанасьев, ничего про эти записки дочерям не рассказывал? Не знал? Забыл? Или не успел?

– Сто лет прошло, сто первый пошел, проклятие снято? – спросила Алиса, лениво ковыряя вилкой сагудай – местный деликатес из рыбы омуля, что водится только в Байкале.

– Еще бы знать, на что оно было наложено, – вздохнула Вера. – Я сегодня порылась в архиве и в газетных подшивках, ничего значимого одиннадцатого февраля 1920 года в этих краях не происходило. Нет, там в принципе вся эпоха сплошное крушение: революция, гражданская война, Колчак был расстрелян где-то здесь, но не одиннадцатого, седьмого февраля. А именно в этот день, одиннадцатого, никаких масштабных катастроф не отмечено. Кроме небольшого землетрясения. А трясет здесь постоянно. Байкал – сам по себе результат раскола тектонических плит.

– Слушай, систр, а зачем тебе это все? Мы же все равно не местные. Даже если прадед отсюда. Мне бы историю Москвы в голове удержать, а то сейчас про тектонические плиты Байкала узнала, и все, место на диске закончилось, Долгоруков покинул чат.

– Не прибедняйся, у тебя хорошая память. Ты умная, только притворяешься дурочкой зачем-то. Мне просто интересно. Тебе нет?

Алиса пожала плечами. Ей было интересно, но Вера права, Алиса настолько привыкла прятаться за образ красивой пустышки, что даже с сестрой порою забывалась и сохраняла этот прилипчивый аватар. А Вера воодушевленно продолжала:

– Он же не просто так зашифровал этот текст?! А это шифр, я уверена. Что-то же он там, за ним, спрятал?! Что-то, что произошло сто лет назад! Сто! И это наш предок, в нас его кровь. У меня аж мурашки по коже, смотри, – Вера продемонстрировала предплечье, на котором действительно проявились мурашки, приподнявшие тонкие светлые волоски. – Даже если мы не раскроем прадедов секрет, я понимаю, что вряд ли. Но все равно… он жил где-то здесь, представляешь? Ходил по этим улицам. Может в церковь ту, на реке которая, заходил… мы ведь совсем про него ничего не знаем. Про других знаем, а про него не сохранилось ничегошеньки. Отец про него не рассказывал. И документы о нем пропали, едва откопала запись о смерти. Он умер за день до моего рождения. Ты знала это? 16 июля 1985 года. Он умер, а я родилась…. Может это что-то значит? Может…

– Может Васюткин прав, и у тебя кризис среднего возраста? – остановила сестру Алиса, подколов довольно жестоко. – Вер, это просто совпадение, не увлекайся мистицизмом.

– Ты прямо как Женя, – Вера скрестила руки на груди. – Ты за меня или за медведя?

– Всегда за тебя, ты знаешь. Но тут с твоим мужем солидарна, ты слишком зациклилась на этой родословной и на Арсении Афанасьеве. И заметь, – Алиса потянулась через стол и пожала Верин мизинчик, – я поехала с тобой, отказалась от денежного заказа, Женька оплатил поездку. Мы все за тебя. Закрывай уже этот гештальт и выдыхай. Жизнь… она сейчас, а не сто лет назад. У тебя дети. Кстати, как пацаны? Звонили?

– Да, лагерь нравится. Согласны остаться на второй сезон. Им и без меня хорошо.

Вера отвернулась к окну, и Алиса невольно залюбовалась ее профилем, подсвеченным желтым солнечным светом. У сестер были глаза-хамелеоны, меняющие окрас в зависимости от освещения и обрамляющих тонов. В тот момент Верины зрачки казались ярко-зелеными, почти как трава на детских картинках. Такой цвет поймать было сложно. Но он шел ей больше всего. Шел к коротким завиткам светло-рыжих волос, шел к веснушкам на маленьком носу, к изумрудным сережкам в розовых мочках ушей. Алиса знала, что похожа на сестру, и потому разглядывала ее с удовольствием, осознавая, какая же она хорошенькая. Как обе они хороши.

– Нам всем без тебя плохо, – ласково произнесла Алиса, скинув все маски. – Мы все тебя любим. И Женька тоже. Он у тебя замечательный.