Читать книгу Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972 - Антология, Питер Хёг - Страница 208

Далеко во мгле потонули огни.

Беззвучно гондола скользит. Мы – одни…

Не шепчутся волны… простор… тишина…

И кротко нам светит луна.

Но, словно в тоске, ты припала к плечу,

И взор твой как будто погас… Я молчу…

Я чую, в моей твоя стынет рука,

А в сердце рыдает тоска!

Как будто бы сердце устало для грез,

Как будто их день отшумевший унес,

Как будто бы юного счастия дни

Погасли, как в море огни…

А ночь так ясна!.. – Гондольер молодой,

Ты песню, веселую песню нам спой! —

«Извольте, синьор, я готов, и спою

Вам лучшую песню свою!»

Не шепчутся волны, дробясь серебром,

И песня звучит в полумраке ночном

Так чисто, так ясно, как будто она

Ночной тишиной рождена.

Поет гондольер о далеком былом,

О славных победах над грозным врагом,

О пышных пирах средь покорных зыбей

Роскошной царицы морей.

Поет гондольер про красавиц былых,

Про знойные грозы страстей молодых,

Про негу лобзаний, про ревности яд,

Про мщенья кровавый булат.

Поет гондольер: «Весела и светла

Роскошная жизнь здесь когда-то цвела,

И многих красавиц и славных вождей

Возил я в гондоле своей.

Гондола скользила по сонной волне;

Я пел им про счастье в далекой стране,

Про роскошь Востока, про давние дни, —

И песне внимали они.

Я пел им про счастье заветной мечты,

Про вечную славу земной красоты,

Я в песне сулил им блаженные дни, —

И песне внимали они.

Я пел им о темных решеньях судьбы,

Я пел им про тщетность безумной борьбы,

Про смерть, стерегущую их в тишине, —

И сердце смеялось во мне!

В гондоле своей Дездемону я вез:

Я пел ей про счастье несбыточных грез,

Про ласки и слезы в ночной тишине, —

И сердце смеялось во мне!..»

Не шепчутся волны, дробясь серебром,

И песня звучит в полумраке ночном

Так гордо, так властно, как будто она

Нездешней мечтой рождена.

«И минет веков утомительный бред,

И смоется морем затерянный след

От жизни, когда-то кипевшей кругом —

Роскошным, пленительным сном.

И новые люди придут, и, со мной

По взморью плывя, в час дремоты ночной,

О жизни отцветшей вздохнут – и опять

О будущем станут мечтать.

И песню спою я в ночной тишине:

Спою им про счастье в далекой стране,

Про вечную юность, про светлые дни —

И песне поверят они.

Послушной мечтой убаюканы вновь,

Поверят они, что бессмертна любовь,

Что счастье и радость их ждут впереди,

И сердце взыграет в груди.

Но, в сердце взглянув темнотой моих глаз,

Я встану виденьем в полуночный час,

И смех мой раздастся, над морем звеня, —

И люди узнают меня!»

Не плещутся волны, дробясь серебром,

А хохот несется в молчанье ночном

Над водным простором, над гладью немой,

Над сонной пучиной морской.

И в дымчатой тучке исчезла луна…

Туманным покровом оделась волна… —

Смотри, на корме гондольера уж нет, —

Там голый белеет скелет!

И череп, осклабясь, взирает на нас…

Что в свете страшней темноты его глаз!

И слыша, как хохот звучит в тишине,

Ты с криком припала ко мне…

И чары ночные прогнал этот крик, —

Как жизни призыв, он мне в душу проник,

И в мир обольщений и призрачных грез

Он слово живое донес!

И призрак исчез, как видение сна, —

И снова все смолкло… Простор… тишина…

А там, на корме, озаренный луной,

Стоит гондольер молодой.