Читать книгу Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972 - Антология, Питер Хёг - Страница 211

Странно на душе, тоскливо отчего-то,

Несмотря на праздник радостного дня…

Точно я сегодня хоронил кого-то,

Точно кто-то близкий умер у меня…

Вижу из окна, как белые ступени

Мраморной террасы обдает прибой,

Как колышат волны прорезные тени

На груди залива бледно-голубой…

И сдается мне, что вечно так продлится:

Вечно будет море жалобно роптать,

Вечно будет сердце так же все томиться —

И прибоя всплески глухо повторять…

Целый день к земле залив ласкался

С тихим плеском, с ропотом влюбленным…

Целый день пересказать старался

Страсть свою он плитам раскаленным.

К берегам послушно, терпеливо

Приносил он, млея от истомы,

Светлых брызг цветные переливы

И волны лазурные изломы.

Но молчали мраморные плиты

На призыв любви святой и нежной,

Блеском дня согреты и облиты,

Позабывшись в дреме безмятежной…

А когда на землю мрак спустился,

Видел я, как тот залив влюбленный

Трепетал, в бессильной страсти бился,

И стонал, и рвался, исступленный…

И рыдали волны, и метались,

Небесам тоску свою вверяя,

И тревожно тучи откликались,

Рокот моря грозно повторяя….

Не стони так жалобно, о море!

Не взметай так пену, непогода!

До зари твое продлится горе,

До зари – до ясного восхода:

Только день сияющий проглянет —

Волн гряда, утомлена грозою.

Вновь ласкать холодный берег станет

С прежней страстью, с прежнею слезою!

Сегодня тих, но сумрачен залив;

Мой старый друг мне показался новым:

Спокойных волн лазоревый отлив

Вдруг потускнел – и сделался свинцовым.

Идет ли то гроза издалека,

Иль в небе чересчур светло и знойно? —

Все так же даль ясна и широка,

Но что-то в ней тоскует беспокойно…

Венеция безмолвна, как всегда,

Ее дворцы и холодны, и строги…

Огонь небес, угрюмая вода —

И жаркий трепет сдержанной тревоги…

Создана наша ночь не для радостных встреч,

Не для шумных торжеств создана:

В тишине как-то странно разносится речь, —

Негодует в ответ тишина…

Так и кажется мне в час разлуки с тобой:

Для печали немой рождены

Эти тени дворцов в полумгле голубой,

Эти робкие всплески волны…

Как прекрасно, как жутко! расстаться – и плыть,

И отдаться на волю волне,

И о том, что нельзя ни вернуть, ни забыть,

Тихо грезить в томительном сне!

Вчера я до зари не мог забыться сном;

В тоске моя душа стонала и томилась…

А трепетная ночь плыла перед окном, —

Плыла как в забытьи, – и пела, и молилась…

Венеция спала. Спокоен и ленив,

У мрамора дворцов ласкаясь и сверкая,

На полосе луны в истоме лег залив,

Как чаша, серебром до верху налитая.

И так прозрачен был, так строен неба свод,

Что, кажется, одним волны случайным всплёском

Нарушился бы сон небес и тихих вод

И даль отозвалась тревожным отголоском.

Быть может, я один подслушал в этот час,

Чего хотела ночь в таинственном волненьи,

Кому она мечтой безгрешной отдалась,

Кого звала к себе в восторженном томленьи…

Манила ночь в тоске покой иных миров,

Властительницу-смерть, что глубь небес объемлет…

Молилась, чтоб земле заснуть без грез и снов,

Как звездный караван в прозрачной бездне дремлет.

Но это был лишь бред… Мир снова оживет:

Невольник или трус – он умереть не смеет…

Я слышал, как рассвет, предтеча дня, идет, —

Я чувствовал, как ночь тоскует и бледнеет…