Читать книгу Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной - Бенджамин Алире Саэнс - Страница 5

Я зашел на кухню и налил себе апельсинового сока. Мама готовила обед к встрече с подружками по католической церкви. Она улыбнулась:

– «Доброе утро» сказать не хочешь?

– Подумываю об этом, – ответил я.

– Ну хоть с кровати встал, уже хорошо.

– После долгих размышлений.

– И почему мальчишки так любят поспать?

– У нас это хорошо получается.

Она засмеялась.

– А вообще, я не спал. Слушал La Bamba.

– Ричи Валенс, – прошептала мама. – Так его жалко.

– Как и твою Пэтси Клайн[3].

Она кивнула. Я пару раз заставал ее за пением Crazy[4] и улыбался, встретившись с ней взглядом. А она улыбалась в ответ, как будто это наш общий секрет. Голос у мамы был приятный.

– Эти авиакатастрофы… – прошептала она, обращаясь скорее к самой себе.

– Ричи Валенс хоть и умер молодым, но чего-то достиг. Сделал что-то по-настоящему важное. А я? Что я сделал?

– У тебя еще есть время, – ответила она. – Времени еще много.

Вечный оптимист.

– Ну, для начала надо стать человеком, – сказал я.

Она бросила на меня странный взгляд.

– Мне пятнадцать.

– Я знаю, сколько тебе лет.

– Пятнадцатилетние за людей не считаются.

Мама рассмеялась. Она была школьной учительницей, поэтому я знал, что отчасти она со мной согласна.

– А зачем вы сегодня встречаетесь?

– Обновляем банк продовольствия.

– Банк продовольствия?

– Всем нужно есть.

У моей мамы была особая слабость к малоимущим. Когда-то она сама побывала за чертой бедности и испытала голод на себе, но мне никогда не понять, каково это.

– Ага, – отозвался я. – Пожалуй что.

– Может, поможешь нам?

– Конечно.

Я ненавидел, когда меня заставляли быть «добровольцем». Но вся моя жизнь была чужой затеей, вот в чем беда.

– Что будешь делать сегодня? – Это звучало как вызов.

– Вступлю в уличную банду.

– Не смешно.

– Я мексиканец. Разве мы не этим занимаемся?

– Не смешно.

– Не смешно, – повторил я. Не смешно так не смешно.

Мне не терпелось выйти из дома, хотя идти было толком некуда.

Когда к маме приходили ее католические подружки, я чувствовал, будто мне не хватает воздуха. И даже не потому, что им всем было за пятьдесят, нет. И даже не из-за их вечных комментариев о том, как я превращаюсь в мужчину у них на глазах. Ну то есть это, конечно, чушь собачья, но конкретно эта чушь была милой, безобидной, сказанной по доброте душевной. «Дай-ка на тебя посмотреть. Dejame ver. Ay que muchacho tan guapo. Te pareces a tu papa»[5]. Было бы на что смотреть. Я как я. Ну да, конечно, на отца похож. Но мне не казалось, что это так уж здорово.

Однако что меня на самом деле беспокоило, так это то, что друзей у моей мамы было больше, чем у меня. Грустно, правда?

Я решил поплавать в бассейне в Мемориальном парке. Так себе затея, но хоть что-то придумал сам.

Уже в дверях мама забрала у меня старое полотенце, которое я перебросил через плечо, и вручила мне другое, получше. В мире моей мамы насчет полотенец существовали особые правила, которых я не понимал. Впрочем, не только насчет полотенец.

Она посмотрела на мою футболку.

Мне был хорошо знаком ее неодобрительный взгляд. Чтобы она не заставила меня переодеваться, я выразительно посмотрел на нее в ответ и сказал:

– Это моя любимая футболка.

– Разве не в ней ты был вчера?

– Ну да, – кивнул я. – Это Карлос Сантана[6].

– Я вижу, – сказала мама.

– Папа подарил мне ее на день рождения.

– Что-то не припомню, чтобы ты пришел от нее в восторг, когда открыл подарок.

– Я надеялся, что получу кое-что другое.

– Да? И что же?

– Не знаю. Что-то другое. Ну, не футболку. Все-таки день рождения… – Я посмотрел ей в глаза. – Наверное, я просто его не понимаю.

– Его не так уж сложно понять, Ари.

– Но он со мной не говорит.

– Иногда люди говорят много, но в их словах мало правды.

– Наверно, – согласился я. – В общем, мне нравится эта футболка.

– Я догадалась, – заулыбалась мама.

Я тоже улыбался.

– Папа купил ее на своем первом концерте.

– Я там была и все помню. Просто она старая и потрепанная.

– Я сентиментален.

– Это точно.

– Мам, ну лето же.

– Да, – сказала она, – лето.

– Другие правила, – сказал я.

– Другие правила, – повторила она.

Я обожал эти летние правила – мама с ними мирилась.

Она приподнялась и расчесала мои волосы пальцами.

– Обещай, что завтра наденешь другую.

– Хорошо, – сказал я. – Обещаю. Но обещай не класть ее в сушилку.

– В этот раз можешь постирать ее сам. – Она улыбнулась. – Смотри не утони там.

Я улыбнулся в ответ.

– Если утону – собаку никому не отдавай!

Это была наша шутка. Никакой собаки у нас не было.

Мама – она мой юмор понимала. А я понимал ее. Поэтому нам всегда было легко друг с другом. Хотя для меня она все равно оставалась загадкой. Я прекрасно понимал, почему папа в нее влюбился. А вот почему она влюбилась в него, представить себе не мог.

Однажды, когда мне было шесть или семь, я жутко разозлился на отца. Я хотел, чтобы он поиграл со мной, а он сидел весь в своих мыслях, не замечал меня. Тогда, по-детски злясь, я спросил у мамы: «И чего ты за него вышла?» Она улыбнулась и расчесала мне волосы пальцами. Она всегда так делала. Потом посмотрела в глаза и, не сомневаясь ни секунды, спокойно ответила: «Твой отец был очень красивым».

И мне захотелось спросить, куда же делась вся эта красота.