Читать книгу Калифорнийский квартет (сборник) - Чарльз Буковски - Страница 31

На следующий день я сидел в коридоре на своем железном стуле зеленого цвета и ждал, когда меня вызовут. Напротив меня расположился толстый мужчина. Что-то непонятное происходило с его носом. Он был очень красный, облупившийся, весь влажный, слишком толстый, непомерно длинный и с отвратительными наростами. Наверное, это была реакция на какое-нибудь раздражение. Я старался больше не смотреть на этот взбесившийся нос. Не хотелось, чтобы мужчина заметил мой взгляд. Уж я-то представлял себе его переживания. Но внешне, казалось, красноносый чувствовал себя вполне комфортно. Он развалился на своем стуле и дремал.

Его вызвали первым:

– Мистер Слит?

Мужчина очнулся и слегка подался вперед.

– Слит? Ричард Слит? – повторил доктор.

– Да-да, я здесь…

Он поднялся и направился к доктору.

– Ну, как вы себя чувствуете, мистер Слит?

– Прекрасно… Со мной все в порядке…

Они скрылись в кабинете.

Часом позже вызвали и меня. Я проследовал за доктором в другой кабинет, который был больше, чем тот, в котором меня осматривали первый раз. Мне сказали раздеться и сесть на стол. Доктор осмотрел меня.

– Да, действительно, случай исключительный. Что скажешь?

– Ага.

Он сжал фурункул на моей спине.

– Так больно?

– Ага.

– Ну что ж… Сейчас мы попробуем одну процедуру.

Я услышал, как он включил свое оборудование. Машина зажужжала. Завоняло разогретой мазью.

– Готов? – спросил доктор.

– Ага.

Он вонзил электрическую иглу мне в спину и принялся сверлить. Боль была нестерпимой. Ею заполнилась вся комната. Я чувствовал, как кровь побежала по моей спине. Наконец он вынул иглу.

– Так, теперь следующий, – оповестил доктор и ввел иглу в фурункул.

Когда доктор бурил третий фурункул, в кабинет вошли двое мужчин и стали наблюдать за ходом процедуры. Вероятно, они тоже были доктора. Игла вновь вошла в меня.

– Я еще не видел, чтобы так вели себя под иглой, – сказал один другому.

– Ни единого звука! – отозвался второй.

– Почему бы вам, ребята, не пойти и не пощипать сестрицам задницы? – спросил я у них.

– Послушай, сынок, ты не смеешь разговаривать с нами в таком тоне!

Но игла снова вторглась в мое тело, и я ничего не ответил.

– Вероятно, мальчик очень ожесточился…

– Да, конечно, так оно и есть…

И они удалились.

– Они настоящие профессионалы, – сказал мне доктор. – Зря ты их оскорбил.

– Сверлите дальше, – предложил я.

Док принял мое предложение. Игла была уже очень горячей, но он не останавливался. Высверлив все гнойники у меня на спине, он перекинулся на грудь, потом обработал шею и под конец лицо. Я был весь в крови.

Вошла сестра и получила инструкции:

– Так, мисс Аккерман, эти пустулы нужно тщательно дренировать. Будет идти кровь, не обращайте внимания, продолжайте отжим. Нужен основательнейший дренаж.

– Хорошо, доктор Гранди.

– После этого проведете ультрафиолетовое облучение, по две минуты на каждую сторону…

– Хорошо, доктор Гранди.

Я прошел за мисс Аккерман в следующий кабинет. Там она снова уложила меня на стол, взяла салфетку и сжала первую пустулу.

– Больно?

– Нормально.

– Бедняжка…

– Не беспокойтесь. Мне и так неудобно, что вам приходится возиться с этим.

– Ах ты, бедняжка…

Это был первый человек, который проявил ко мне неподдельное сочувствие. Странные ощущения. Мисс Аккерман – маленькая, толстенькая медсестра лет тридцати.

– Ты ходишь в школу? – спросила она.

– Нет, меня освободили.

Мисс Аккерман делала свое дело и развлекала меня разговором.

– И чем ты занимаешь весь день?

– Лежу в кровати.

– Это ужасно.

– Нет, это прекрасно. Мне нравится.

– Так не очень больно?

– Да все нормально. Продолжайте.

– И что же прекрасного в твоем лежании весь день напролет?

– Я могу ни с кем не видеться.

– И тебе нравится это?

– О да.

– Ну и что дальше?

– Иногда я слушаю радио.

– А что ты слушаешь?

– Музыку. Разговоры людей.

– А о девочках ты думаешь?

– Конечно. Но это бессмысленно.

– Нет, ты не должен так думать.

– Мне больше нравится слушать пролетающие самолеты. Они появляются каждый день в одно и то же время. Я точно засек время каждого. Ну, скажем, я знаю, что один из них пролетит в одиннадцать пятнадцать. В одиннадцать десять я начинаю вслушиваться. Я пытаюсь ухватить самый первый звук. Иногда мне кажется, что я слышу его, иногда я не вполне уверен, но со временем я начинаю отчетливо слышать его еще задолго до назначенного времени. Я слышу, как звук нарастает, и в одиннадцать пятнадцать, когда аэроплан пролетает над самой головой, звук достигает своего пика.

– Ты занимаешься этим каждый день?

– Нет, только когда мне надо идти в больницу.

– Перевернись, – попросила мисс Аккерман.

Я перевернулся. И тут в соседнем кабинете закричал мужчина. Беспокойное соседство. Он орал во всю мощь.

– Что это такое с ним делают? – спросил я.

– Моют.

– И из-за этого он так вопит?

– Да.

– У меня более тяжелый случай, чем у него, – похвастался я.

– Нет, у тебя нет.

Мне нравилась мисс Аккерман. Украдкой я разглядывал ее. Ее круглое лицо нельзя было назвать прекрасным, но зато ее привычка носить сестринскую шапочку немного набекрень и большие карие глаза были восхитительными. Когда она пошла выбрасывать окровавленные салфетки, я оценил ее походку. Да, конечно, это была не мисс Гредис, и я видел много женщин с фигурой получше, но от нее исходило какое-то тепло. Мисс Аккерман, в отличие от многих представительниц ее пола, заботило не только то, что она женщина.

– Когда закончим с твоим лицом, – сказала мисс Аккерман, – я положу тебя под ультрафиолет. Следующая процедура послезавтра в восемь тридцать утра.

После это мы уже больше не разговаривали.

Когда возня с лицом была закончена, я нацепил защитные очки, и мисс Аккерман включила машину, излучающую ультрафиолет.

Машина издавала умиротворяющее тиканье. Возможно, это был автоматический таймер или потрескивал нагревающийся металлический отражатель на лампе. Было уютно и покойно, но лишь только я подумал об этом, как сразу понял, что все эти процедуры бесполезны. Я представил себе, что в лучшем случае эта игла наделает на мне кучу шрамов, которые не исчезнут до конца жизни. Конечно, это было плохо, но я беспокоился совсем о другом. Доктора не знали, что со мной делать, – вот что меня действительно тревожило. Я почувствовал это по ходу их обсуждения, по тому, как они это делали. Они колебались, они были встревоженные и, одновременно, какие-то отстраненные и скучающие. Что же, в конце концов, им предпринять – уже не имело никакого значения. Они просто должны были что-то сделать, потому что не сделать ничего – это было непрофессионально.

Они экспериментировали на бедных, и если это срабатывало, то метод предлагали богатым. Ну а если не срабатывало, то в бедных нехватки не предвиделось, чтобы продолжить эксперимент.

Машина подала сигнал, что положенные две минуты истекли. Подошла мисс Аккерман, попросила меня перевернуться, снова включила машину и ушла. Это был самый добрый человек, которого я встретил за последние восемь лет.