Читать книгу Калифорнийский квартет (сборник) - Чарльз Буковски - Страница 42

– Тебе нужно брать пример с Эйба Мортенсона, – говорила мне мать. – Он круглый отличник. Ну почему ты не можешь получить ни одной отличной отметки?

– Генри умер, приклеив свою задницу к стулу, – подпевал отец. – Иногда мне даже не верится, что это мой сын.

– Ты не хочешь быть счастливым, Генри? – приставала мать. – Ты никогда не улыбаешься. Улыбайся, живи радостно!

– Прекрати себя жалеть, – подхватывал отец. – Будь мужчиной!

– Улыбайся, Генри!

– Кем ты собираешься стать? Как будешь добиваться этого? Тебя ничего не увлекает, ты ни к чему не стремишься!

– Почему бы тебе не сходить к Эйбу? Поговорить с ним, поучиться у него, – твердила мать.

Я постучался в дверь Мортенсонов. Открыла мать Эйба.

– Эйб занят, он занимается.

– Я знаю, миссис Мортенсон, но мне буквально на минутку.

– Ну хорошо. Его дверь направо по коридору.

Я вошел. Эйб сидел за столом. Перед ним лежала открытая книга, она покоилась на двух других. Я узнал книгу по расцветке обложки – гражданское право. Ебаный ты в рот, гражданское право в воскресенье!

Эйб повернулся и посмотрел на меня, затем сплюнул на ладонь, растер и снова уткнулся в книгу.

– Привет, – сказал он, пялясь в страницу.

– Зуб даю, что ты раз по десять читаешь одну и ту же страницу, заморыш.

– Я должен запомнить все наизусть.

– Это же мусор.

– Все равно экзамены-то надо сдавать.

– Слушай, а ты когда-нибудь думал о ебле?

– Чего? – И он снова сплюнул на ладонь.

– Я говорю, ты когда-нибудь заглядывал девчонке под платье? Знаешь, что у них там есть? Хотел попробовать всунуть ей между ног?

– Это не так важно.

– Для них это первостепенно.

– Я должен учиться.

– Ладно, мы собираемся врезать по бейсболу. Несколько парней из школы.

– В воскресенье?

– А что тут удивительного? Люди черт знает чем занимаются по выходным.

– Нет, но в бейсбол?

– Профессионалы играют по воскресеньям.

– Ну, им же платят.

– А тебе платят за то, что ты перечитываешь одну и ту же страницу миллион раз? Давай пошли, глотнешь немного свежего воздуха, может, и башка проветрится.

– Ладно, но только ненадолго.

Он встал, и мы вышли из комнаты. Мы уже подходили к двери, когда его мать нас остановила:

– Эйб, ты куда?

– Я выйду ненадолго.

– Хорошо, но только не задерживайся. Тебе надо заниматься.

– Я знаю…

– Генри, проследи, чтобы он не заигрался.

– Я позабочусь о нем, миссис Мортенсон.

Играли Плешивый, Джимми Хэтчер, еще ребята из нашей школы и несколько соседских парней. С каждой стороны было только по семь игроков, и в обороне у обеих команд оставались дыры. Но мне это нравилось. Я играл в центре и поспевал контролировать почти все внешнее поле. Я быстро передвигался и хорошо ловил мяч. Мне также нравилось играть и во внутреннем поле и перехватывать короткие мячи, но больше я любил вытягивать мячи-свечки, которые шли выше моей головы, как это делал Джаггер Статц из «Лос-Анджелесских ангелов». Сам он выбил за игру только 280 очков, а мячи, которые он вытянул у другой команды, принесли ему 500.

Каждое воскресенье дюжина, а может, и больше девчонок из нашего квартала собирались посмотреть на игру. Я игнорировал их присутствие. Они дико орали, когда игра обострялась или происходило что-либо интригующее. Мы играли жестким мячом, и поэтому у каждого была перчатка-ловушка, даже у Мортенсона. Кстати, у него она была лучшая – почти новая.

Я выбежал в центр, и игра началась. Эйб стоял у нас на второй базе. Я захватил свой первый мяч в ловушку и заорал на Мортенсона:

– Эй, Эйб, ты всё яйца чешешь? Не умирай заранее, а то в рай не попадешь!

Я слышал, как девчонки рассмеялись.

Первый парень подавал плохо. Я тоже подавал не лучше, но зато ловчее всех орудовал битой. Я мог махнуть так, что мяч вылетал с поля на улицу. У меня была очень низкая стойка, и когда я стоял с битой на пятачке, то смахивал на взведенную пружину.

Каждое мгновение нашей игры было для меня по-особому волнующим. То время, когда я подстригал газон, вместо того чтобы бить по мячу, те ранние школьные дни закончились. Я расцветал. Во мне было что-то особенное, я знал это и чувствовал себя превосходно.

– Эй, Эйб! – кричал я. – Кончай слюнявить ладони, шевели яйцами!

Следующий удар был сильный, и мяч пошел высоко, очень высоко. Я побежал, следя через плечо, как он летит. Я мчался, как спринтер, чувствуя, что смогу совершить чудо еще раз.

Блядь! Мяч угодил в крону высокого дерева на краю площадки, я увидел, как он стал падать сквозь ветви. Я приостановился и стал ждать. Хреново. Мяч отскочил влево. Я рванул влево. Но мяч ударился о другую ветку и пошел вправо. Я кинулся направо. А мяч завяз в листве, но потом соскользнул и плюхнулся прямо мне в перчатку.

Послышались девичьи вопли.

Я послал мяч нашему питчеру, а сам вернулся в центр. У них выбивал следующий парень, но наш питчер прострелил его отличным пушечным выстрелом.

Команды поменялись местами, и мне выпало первым брать биту. Подавал парень, которого я раньше никогда не видел. Он был не из Челси. Я гадал, откуда он взялся. Ну и здоровый же он был: огромная голова, огромный рот, здоровенные уши и слоновье туловище. Волосы застили ему глаза, в общем, выглядел он полным идиотом. Сквозь каштановые лохмы на меня уставились зеленые зенки, похоже, он ненавидел меня. К тому же он был левшой и левая рука у него казалась длиннее правой. Никогда раньше мне не доводилось встречаться в игре с левшой. Нужно было приспосабливаться: а вдруг они все такие. И я представил себе, что достаточно перевернуть левшу вверх ногами, и он становился как все.

Они называли его «Котенок» Флосс. Ничего себе котенок! Под 190 фунтов.

– Давай, Палач, покажи ему! – крикнула одна девчонка.

Девки прозвали меня Палач, потому что я делал хорошую игру и не обращал на них никакого внимания.

Котенок таращился на меня всей своей зеленью, что сверкала у него между большими ушами. Я сплюнул себе под ноги, растер плевок и поднял биту.

Котенок кивнул, давая понять кэтчеру, что получил его знак. Но это была игра на публику. Затем он окинул взглядом внутреннее поле. Спектакль продолжался. Бенефис для девочек. Мысли о пизде не давали ему покоя.

Вот он сделал обманный замах, но я видел, что мяч у него в левой руке. Мой взгляд прилип к мячу. Я заучил это правило: сосредоточить все свое внимание на мяче и не отпускать его до тех пор, пока мяч не достигнет пятачка, а затем прикончить его битой.

Сквозь яркий солнечный свет я видел, как мяч вырвался из его пальцев. Смертоносное жужжащее пятно стремительно надвигалось, но оно не представляло опасности. Мяч прошел ниже моих колен – далеко от проходной зоны. Кэтчер вынужден был почти распластаться, чтобы поймать его.

– Первый мяч, – пробормотал наш судья.

Этот старый пердун жил в нашем квартале и работал ночным сторожем в универмаге. Больше всего он любил беседовать с девчонками.

– У меня есть две дочки точь-в-точь как вы, девочки. Настоящие милашки. Они тоже наряжаются в такие тесные платья.

Ему нравилось выходить на поле и, делая вид, что разглядывает следы от мяча, демонстрировать малолеткам свои пухлые ягодицы. Это все, что у него имелось, – мясистая жопа да еще один золотой зуб.

Кэтчер послал мяч обратно Котенку Флоссу.

– Эй, пиздося! – крикнул ему я.

– Это ты мне?

– Тебе, тебе, криворукий. Бросай точнее, а то мне придется вызывать окулиста.

– Следующие все твои, – ответил чудила.

– Отлично, – прокричал я, встал в стойку и впился взглядом в мяч.

Парень снова устроил показуху: перекивнулся с кэтчером, пошарил взглядом по внутреннему полю. Наконец его зеленые глаза уставились на меня сквозь засаленные каштановые лохмы. Вот он замахнулся, и я уловил момент, когда мяч вылетел из его руки: темное пятнышко на фоне залитого солнечным светом неба стало нарастать, и вдруг я понял, что оно нацелено мне в челюсть. Я тут же пригнулся, почувствовав, как мяч чиркнул по волосам на макушке.

– Первый страйк, – прошамкал старый хрен.

– Что?! – заорал я.

Мяч все еще был у кэтчера. Похоже, он не меньше меня был удивлен решением судьи. Я забрал у него мяч и сунул его под нос старому мудаку.

– Что это? – спросил я.

– Мяч.

– Молодец. Запомни хорошенько, как он выглядит.

Я направился к питчеру. Зеленый взгляд не дрогнул под завесой грязных волос. Только рот слегка приоткрылся, словно у лягушки, заглатывающей воздух.

Я подошел к Котенку и предупредил:

– Послушай, я бью битой, а не головой. Еще раз так сделаешь, и я вколочу этот мяч тебе прямо через штаны в то место, которое ты всегда забываешь подтирать.

Затем вручил ему мяч, вернулся на свое место, встал в стойку и поднял биту.

– Один – один, – пронудил старикан.

Флосс поворошил мусор ногами и уставился на левый фланг поля. Ничего там особенного не было, кроме собаки, почесывающей свое ухо. Наконец Флосс глянул на кэтчера. Девчонки не давали покоя его яйцам, и он заботился о своем имидже. Судья, старая развалина, нагнулся так низко, что штаны на его дурацкой жопе чуть не лопнули по шву. Он тоже хотел выглядеть привлекательным. Возможно, я был один из немногих, кто находился на поле непосредственно по спортивному делу.

Время вышло, и Котенок Флосс размахнулся. Такой замах мог ввергнуть в панику кого угодно. Чтобы не сплоховать, нужно быть терпеливым и ждать мяч. И чем сильнее бросок, тем сильнее должен быть ответный удар.

Я видел, как мяч вылетел из его руки под девичий визг. Да, Флосс не растерял темперамент. Мяч был похож на огромную пчелу, которая нацелилась мне прямо в череп. Единственное, о чем я успел подумать, – это как мне побыстрее оказаться на земле. Я потерял дар речи.

– Второй сирайк! – услышал я вопль старого дристуна.

Он и слово «страйк» не мог правильно выговорить.

Я поднялся и стряхнул с себя мусор. Песок набился мне даже в трусы. Опять мать будет приставать ко мне: «Генри, чем ты занимаешься, что у тебя даже трусы в грязи? И не делай такое лицо. Улыбайся, будь оптимистом!»

Я снова направился к Котенку. Подошел вплотную и остановился. Все молчали. Я смотрел на него в упор. Бита была у меня в руке. Я поднял ее и припечатал торец к кончику его носа. Флосс отмахнулся. Я развернулся и пошел на место. На полпути я приостановился и еще раз пристально посмотрел на него.

И опять я встал в стойку и поднял биту. На этот раз подача должна была быть моей. Котенок повторялся, вглядываясь в несуществующий знак кэтчера. Он тянул время, затем встряхнул головой. Нет, не решился. Зеленые глаза продолжали буравить меня из-под грязных волос.

Я еще раз, но уже со всей силы взмахнул битой.

– Выбей его, Палач! – кричала одна девчонка.

– Палач! Палач! Палач! – надрывалась другая.

Но Котенок вдруг повернулся ко мне спиной и уставился в центр поля.

– Время, – объявил я и сошел с метки.

Среди зрительниц была одна очень симпатичная девчонка в оранжевом платье. У нее были светлые волосы, ниспадающие на плечи, как желтый водопад, – здорово. Наши взгляды пересеклись, когда она выкрикнула:

– Палач, пожалуйста, сделай его!

– Заткнись, – огрызнулся я и снова ступил на метку.

Наконец Котенок разродился. Я отследил его замах от и до. Напрасно я ждал очередного выебона с его стороны. Я так хотел, чтобы он повторился, и тогда я бы ринулся на него и убил бы или был убит. Но мяч летел прямо по центру проходной зоны. Лучшее, что я мог сделать, это приподняться чуть повыше, но, пока я перегруппировался, мяч уже прошел мимо.

Этот ублюдок облажал меня по полной программе.

Потом Флосс пробил мне еще три прямых страйка. Клянусь, ему было по крайней мере года двадцать три, и, вероятнее всего, он был полупрофи.

В конце концов одному парню из нашей команды удалось выиграть у него переход на первую базу.

Но зато я неплохо управлялся на поле. Мне удалось словить несколько мячей. Я носился от фланга к флангу как заведенный. Я знал, чем скорее я снова окажусь под пушечным обстрелом Котенка, тем быстрее мне удастся решить эту проблему. Но Флосс больше не пытался вышибить мне мозги. Он просто уничтожал наших бэттеров одного за другим своим броском по центру. Я надеялся, что это дело времени. Главное, мне снова взять в руки биту.

Но ситуация становилась все хуже и хуже. Я нервничал. И девчонки тоже. Оказалось, что этот зеленоглазый выродок не только убойный питчер, но и виртуозный бэттер. Первым ударом он взял полный круг, вторым – двойной проход. Третий раз он заложил крутую свечу между Эйбом, который стоял на второй базе, и центром – где был я. Я бросился в атаку, девки завопили, а Эйб, задрав башку, таращился на мяч и медленно отступал. Его слюнявый рот был открыт.

– Я возьму! – выкрикнул я и помчался к месту предполагаемого приземления.

По правилам, это был мяч Эйба, но как я мог позволить ему взять его – этому идиоту-книгочею, которого я почти ненавидел? Мяч падал, и я несся наперерез Мортенсону. На полном ходу мы врезались друг в друга в тот самый момент, когда мяч уже почти влетел в его ловушку. Эйб отскочил и грохнулся на землю. Мяч был все еще в воздухе, и я подхватил его.

– Эй, ты, тупорылый, вставай, – прикрикнул я на Эйба, все еще лежавшего на земле.

Но он не поднимался. Парень плакал, схватившись за свою левую руку.

– Я, кажется, руку сломал, – прохныкал он.

– Вставай, говно ссыкливое!

В конце концов он все же поднялся и поковылял с поля, продолжая реветь и придерживая руку.

Я огляделся и выкрикнул:

– Ладно, продолжаем игру!

Но все стали расходиться, даже девчонки. Очевидно, игре был конец. Какое-то время я еще околачивался на поле, но потом тоже поплелся домой…

Перед ужином зазвонил телефон. Ответила мать. Вскоре ее голос задрожал от волнения. После того как она повесила трубку, я слышал, что она переговорила с отцом.

И вот мать вошла в мою комнату.

– Пожалуйста, спустись в гостиную, – сказала она.

Я спустился и сел на кушетку. Они расположились на стульях. Так было заведено: стулья – для своих, кушетка – для гостей.

– Звонила миссис Мортенсон. Ты сломал ее сыну руку. Это подтвердил рентген.

– Несчастный случай в игре, – сказал я.

– Она сказала, что собирается подать на нас в суд. У них будет еврейский адвокат. Они обдерут нас до нитки.

– Много не возьмут.

Мать заплакала, как всегда, беззвучно. Слезы капали все быстрее и быстрее, пока не полились сплошным потоком. Я видел, как заблестели ее щеки в вечерних сумерках.

Наконец она вытерла глаза платком. Их светло-коричневый цвет замутился.

– Как ты сломал этому парню руку?

– Ну, была свечка. Мы оба бросились за ней.

– Что значит «свечка»?

– Это когда непонятно, на кого идет мяч. Кто возьмет его, тот и возьмет.

– Значит, ты взял эту «свечку».

– Да.

– Но как твоя «свечка» поможет нам? У жида-адвоката нет «свечки», но у него есть сломанная рука.

Я встал и отправился в свою комнату дожидаться ужина. Отец больше ничего не сказал мне. Он был смущен. С одной стороны, его терзал страх потерять ту малость, которой он обладал, но, с другой стороны, он был очень горд тем, что его никчемный сын смог сломать чью-то руку.