Читать книгу Калифорнийский квартет (сборник) - Чарльз Буковски - Страница 39

Хлеб с ветчиной
39

Оглавление

Однажды, в воскресенье, Джимми уговорил меня пойти с ним на пляж. Ему приспичило искупаться. Я не хотел светиться в плавках из-за фурункулов и шрамов на спине. А вообще у меня было хорошее тело. Но никто не мог этого оценить. Никто не видел моей хорошо развитой грудной клетки и великолепных ног.

В то воскресенье мне нечем было заняться – деньги кончились, в футбол на улице не играли, и я решил, что пляж принадлежит всем. Я тоже имел право посещать его, а мои фурункулы и шрамы не были противозаконны.

Мы сели на велосипеды и двинулись в путь. Нам предстояло преодолеть пятнадцать миль. Меня это не смущало. У меня были крепкие ноги.

До Калвер-Сити я мчался рядом с Джимми, затем мало-помалу стал прибавлять скорость. Джимми засопел, пытаясь не отставать. Видно было, что он задыхается. Я достал сигарету, прикурил и протянул пачку Джимми.

– Хочешь?

– Нет… Спасибо…

– Послушай, это круче, чем стрелять в птиц из рогатки, – веселился я. – Надо бы нам почаще выезжать куда-нибудь!

Я снова поднажал, и у меня еще оставался приличный резерв силенок.

– Действительно, здорово, – продолжал я. – Слушай, даже лучше суходрочки!

– Эй, помедленнее!

Я оглянулся.

– Нет ничего лучше, чем покататься на велике с другом. Вперед, друг! – прокричал я и нажал на педали со всей мощью.

Я несся вперед, и ветер обдувал мне лицо. Приятное ощущение.

– Эй, подожди! ПОДОЖДИ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! – орал позади Джимми.

Я рассмеялся и заработал с бешеной скоростью. Очень скоро Джим отстал на полквартала, затем на квартал, два, три. Никто не знал, насколько я был хорош, никто не догадывался о моих возможностях. Я был неведомым чудом. Солнце заливало все вокруг желтым светом, и я прорывался сквозь эту желтизну, как остроотточенный нож на колесах. Мой отец был нищим, но меня любили все женщины мира…

На полной скорости я объехал ряд автомобилей, выстроившихся перед светофором. Теперь даже машины были позади меня. Но недолго. Парень и девушка в зеленом купе нагнали меня и поехали рядом.

– Эй, пацан!

– Чего? – повернулся я на окрик парня.

Он был крепкий, лет двадцати, волосатые руки в татуировках.

– Где, по-твоему, ты едешь? – спросил волосатый.

Он выпендривался перед своей девчонкой. Она была милашка, ее длинные светлые волосы развевались на ветру.

– Отъебись, приятель! – сказал я.

– Что?

– Я сказал, отъебись! – повторил я и выставил средний палец.

Он продолжал ехать рядом.

– Ты собираешься надрать ему задницу, Ник? – услышал я голос девчонки.

Он все ехал рядом.

– Эй, малявка, – сказал парень, – я не расслышал, что ты сказал. Не повторишь?

– Да, повтори-ка, – попросила милашка, ее длинные светлые волосы все развевались на ветру.

Это разозлило меня. Она вывела меня из себя. Я повернулся и, глядя на него, сказал:

– Вы хотите неприятностей? Остановитесь. Я устрою.

Он рванул вперед, остановился и открыл дверцу. Как только он вышел из машины, я свернул на боковую улицу, проскочив перед самым носом у «шеви». Водитель «шеви» бешено засигналил. Напоследок я расслышал, как рассмеялся волосатый парень.

Дождавшись, пока зеленое купе уедет, я вернулся на бульвар Вашингтона, проехал еще несколько кварталов, остановился и уселся поджидать Джимми на автобусной остановке. Джим был еще далеко. Когда он наконец подъехал, я притворился спящим.

– Хватит, Хэнк! Мне надоело это говно!

– О, привет, Джим. Ты уже здесь?


Я старался выбрать на пляже место побезлюдней и всячески подвигал к этому Джима. В рубашке я чувствовал себя нормально при любом скоплении народа, но стоило мне ее скинуть, как я начинал комплексовать. Я ненавидел других купальщиков за их неущербные тела. Я презирал это стадо загорающих, купающихся, жрущих, спящих, разговаривающих и играющих в мяч. Меня раздражали их бронзово-гладкие спины, чистые лица, развевающиеся на ветру волосы, блестящие глаза, пупки, плавки и купальники.

Я растянулся на песке, думая о том, с каким удовольствием врезал бы Джимми по его толстой жопе. Что он понимает в этой жизни?

Джим лег рядом со мной.

– Ты чего завалился? Пошли купаться.

– Попозже.

Прибрежные воды кишели людьми. Что такого притягательного в пляжах? Почему людям нравится толочься на них? Неужели нет более интересного занятия? Все же какие они безмозглые твари.

– Прикинь, – придвинулся ко мне Джим, – бабы заходят в воду и первым делом ссут.

– Ага, а ты первым делом глотаешь, – бросил я и продолжил свои размышления.

Похоже, мне так и не светит ужиться с людьми. Наверное, придется податься в монахи. Я буду вынужден изображать веру в Бога и жить в келье, играть на органе и воздерживаться от вина. Ни одна женщина не испробует мой член. Меня будут отсылать в дальний скит на месячную медитацию, где я не смогу никого видеть и куда никто не сможет переслать мне вина. Правда, существовала одна серьезная проблема, которая ставила постриг под сомнение, – черные монашеские одеяния шили из шерстяной материи. Эта одежонка хуже, чем моя военная форма, я просто не смогу ее носить. Похоже, придется подумать над другим вариантом.

– Ого, – заволновался Джим.

– Что там? – поднял я голову.

– Вон, девчонки поглядывают на нас.

– Ну и что?

– Пока ничего, просто разговаривают и смеются. Но возможно, они собираются к нам подвалить.

– Точно?

– Да. Если они начнут приближаться, я предупрежу тебя, а ты повернись на спину.

На груди у меня было всего несколько прыщей и шрамов.

– Не забудь, – суетился Джим, – когда подам знак, перевернись на спину.

– Это я уже слышал, – сказал я и снова опустил голову на руки.

Я знал, что сейчас Джим смотрит на этих девчонок и улыбается. Умел он подсекать баб.

– Мокрощелки, – выругался Джим, – да они, кажется, еще совсем бестолковые.

«Зачем я пришел сюда? – думал я. – Почему всегда приходится выбирать между плохим и ужасным?»

– О, о, Хэнк, они идут!

Я посмотрел. Их было пятеро, и они приближались. Я перекатился на спину. Они подошли, хихикая, и остановились. Одна из них громко высказалась:

– Эй, а ребята ничего – симпатичные.

– Девчонки, вы здесь неподалеку живете? – спросил Джим.

– Ага, – раздалось в ответ, – гнездимся вместе с чайками!

Все захохотали.

– Ну а мы орлы, – нашелся Джим. – Правда, я не знаю, что делать двум орлам с пятью чайками.

– Интересно, а как это происходит у птиц? – поинтересовалась цыпочка в желтом купальнике.

– Черт его знает, – притворно задумался Джим. – Может, поэкспериментируем?

– Для начала, может, присоединитесь к нашему гнездилищу? – предложила в красном купальнике.

– Конечно, – согласился Джим.

Вели беседу только три девушки. Две же просто стояли, поправляя свои купальники.

– Без меня, – отказался я.

– Что случилось с твоим приятелем? – спросила Джимми девица, которая теребила купальник на своей точеной попке.

– Он стесняется, – ответил Джим.

– А что это он? – переспросила девица, поигрывающая лямочкой лифа.

– Ну, просто застенчивый, – отбрехался Джим, встал и ушел с прекрасной пятеркой.

Я закрыл глаза и стал слушать волны. Тысячи видов рыб поедали друг друга в толщах океана. Бесконечное множество прожорливых ртов и испражняющихся анусов толклось на суше. Весь земной шар был населен ртами и жопами – жующая, срущая и ебущаяся Планета.

Я перевернулся и увидел Джимми в окружении девиц. Он стоял, выпятив грудь и выставив напоказ яйца. У него не было такой рельефной груди и таких мощных ног, как у меня. Он был тонкий, изящный, с черными волосами, маленьким своенравным ртом и великолепными зубами, аккуратными ушами и длинной шеей. По сравнению с ним у меня не было шеи вовсе, казалось, моя голова сидит прямо на плечах. Я был сильный и кряжистый, но женщинам нравились денди. И все же, если бы не мои прыщи и рубцы, я все равно был бы сейчас рядом с ними и демонстрировал свои достоинства. Мои гигантские яйца, словно вспышки молний, озарили бы и взбудоражили их примитивные рассудки. Я – сын нищих, имеющий 50 центов карманных денег в неделю – поразил бы их в самую сердцевину.

Девицы соскочили с покрывала и бросились в воду вслед за Джимми. Я слышал их смех и крики – крики безумцев… Что? Нет, конечно, они были прекрасны, ведь они еще не стали взрослыми, не превратились в родителей. Они смеялись от души и искренне радовались. Они не боялись повседневных забот. В их жизни еще не присутствовал здравый смысл, в их действиях не проглядывал порядок вещей. Вот Д. Г. Лоуренс понимал это. Всем нужна любовь, но не такая, которую практикуют большинство людей и которая ничего не дает. Старик Д. Г. кое-что кумекал в этом. Его приятель Хаксли был просто интеллектуальный невротик, но какой чудесный невротик. Гораздо лучше Бернарда Шоу с его тяжеловесным умищем, который, как громоздкий киль, бороздил по дну жизни, кропотливо разрешая все новые и новые задачи, и постепенно превращался в непомерное бремя, мешающее живому ощущению действительности. Его блестящая речь по большому счету – беспросветная тоска, терзающая сознание и сердце. Но все же стоило почитать их обоих. Приходило понимание, что мысли и слова могут быть обворожительны, хотя, в конечном итоге, они и бесполезны.

Джим резвился в океане, брызгая на девиц. Он был их Нептуном, и они любили его – видного и многообещающего. Да, он был великолепен. Он знал секрет успеха. Я проглотил много книг, но Джим пролистал ту, о которой я и понятия не имел. Это был настоящий мастер в узких плавках, подчеркивающих размеры его гениталий, с шаловливым взглядом и кругленькими ушами. Я не мог противостоять ему, так же как и тому громиле, что катил в зеленом купе со своей милашкой, чьи волосы так восхитительно развевались на ветру. Оба они имели то, чего заслуживали. А я был всего лишь пятидесятицентовым засранцем, блуждающим в полном неведении по цветущему океану жизни.

Я наблюдал, как они выходят из воды, лоснящиеся, гладкокожие, юные и желанные. Я жаждал их внимания, но только не из жалости. И еще, несмотря на их свежие безупречные тела и резвый ум, я осознавал свое преимущество перед ними, ведь они, по существу, еще не нюхали пороха. И когда напасти и бедствия все же просочатся в их жизни, то наверняка для них это будет слишком неожиданно и чересчур тяжело. Я же был готов. Частично.

Я наблюдал, как Джим вытирается, одолжив полотенце у одной из своих русалок. Ко мне подошел малыш, мальчишка лет четырех, захватил в свой крошечный кулачок песку и швырнул прямо мне в лицо. Я не пошевелился. Забияка стоял, грозно хмурясь, и его испачканный в песке ротик победоносно скривился – маленький избалованный нахал. Я поманил его пальцем, чтобы он подошел поближе. Ну давай же, давай! Засранец не двигался.

– Эй, парнишка, иди сюда. У меня есть целая коробка конфет из крысиных какашек специально для тебя.

Злыдень поморщился, повернулся и побежал. Я смотрел на его маленькую несуразную жопку. Две грушевидные ягодицы усердно толкались, словно хотели оторваться друг от друга. Рядом объявился другой враг – Джим – великий бабник. Он стоял надо мной и тоже хмурился.

– Ушли, – сообщил он.

Я посмотрел на то место, где они сидели, девиц действительно не было.

– Куда ушли? – спросил я.

– Какая, на хрен, разница? Я взял телефончики у двух самых лучших.

– Лучших в чем?

– В ебле, дрочила!

Я встал.

– За дрочилу я тебя сейчас урою, сука!

Его лицо было особенно красиво на морском ветру. Я живо представил себе, как он рухнет на песок и будет корчиться от боли.

Джим отпрянул:

– Спокойно, Хэнк. Ты можешь взять телефон в любое время.

– Оставь себе. У меня не такие крутые яйца, как у тебя!

– Ну хорошо, хорошо. Мы же друзья, правда?

Мы двинулись по пляжу за своими велосипедами, которые спрятали за чьим-то домом на берегу. Мы шли по раскаленному песку, и каждый знал, чей сегодня был день. Кулаки ничего не могли изменить в этой ситуации. Конечно, с их помощью можно было добиться некоторого облегчения, но не больше. На обратном пути я уже не пытался обставить Джимми на своем велосипеде. Мне нужно было нечто радикальное, например зеленый автомобиль с блондинкой, чьи волосы развевались бы на ветру.

Калифорнийский квартет (сборник)

Подняться наверх