Читать книгу Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо - Даниэль Дефо - Страница 12

Мы медленно продвигались вперед и причалили к берегу, только миновав Винтертонский маяк; берег здесь уходит к Кромеру на запад и поэтому сдерживает силу ветра. Там мы пристали и – не без больших препятствий – все здоровые и невредимые сошли на плоский берег. Мы пешком направились в Ярмут, где нас как людей, потерпевших бедствие, приняли приветливо и тепло. Члены городской ратуши отвели нам хорошие квартиры, а купцы и судохозяева дали нам достаточно денег, чтобы мы могли отправиться в Лондон или возвратиться в Гулль, кому куда надо.

Если бы я тогда одумался и, возвратившись в Гулль, пришел домой, как бы я был счастлив! И мой отец, как в евангельской притче, не пожалел бы заколоть для меня упитанного теленка, ибо, узнав, что корабль, на котором я находился, потерпел крушение на Ярмутском рейде, он долго не знал, жив ли я или умер?

Но злой рок упрямо толкал меня на тот же злосчастный путь, и, хотя рассудок и здравый смысл часто призывали меня возвратиться домой, у меня не хватало сил это сделать. Не знаю, как это назвать: не хочу предполагать, будто бы существует тайный и неизменный закон судьбы, который делает нас орудиями нашего собственного разрушения, когда мы, полностью сознавая опасности, стремимся к ним с открытыми глазами! Но если действительно это не неизбежный и неотвратимый приговор, осуждавший меня на бедственную жизнь, то что же другое могло увлечь меня, вопреки здравому смыслу и внутреннему убеждению, вернуться к моему первому решению?

Мой товарищ, виновник моего настроения, был сыном капитана и пребывал тогда еще в большем унынии, нежели я. Живя на разных квартирах в Ярмуте, мы с ним встретились только на второй или третий день. Когда он заговорил со мной, мне показалось, что его голос изменился. Задумчиво покачивая головой, он спросил меня о моем здоровье, рассказал своему отцу, кто я такой и что я отправился в это путешествие ради опыта, намереваясь впредь совершить еще не одно. Его отец, обратившись ко мне, серьезно и грустно сказал:

– Молодой человек! Не советую вам больше пускаться в море. Вы получили верное и явное доказательство, что никогда не сможете быть моряком!

– Отчего же, сударь? Разве вы тоже не отправитесь более в море?

– Это другое дело, – возразил он, – мореходство – моя профессия и мой долг. Что же касается вас, вы сделали попытку, и небо дало вам вкусить то, что ожидает вас в будущем, если вы еще вздумаете упорствовать. Может быть, все, что случилось, произошло из-за вас, и у нас на корабле вы были, как Иона на корабле Тарзинском. Скажите мне, кто вы такой и что привело вас на корабль?

Я рассказал ему мою историю. В конце рассказа он прервал меня и страшно разозлился:

– Чем же я провинился, что на моей палубе оказался такой негодяй? Я не взял бы и тысячи фунтов стерлингов, чтобы плыть на одном корабле с тобой!

Эти слова, понятно, были произнесены сгоряча человеком расстроенным, удрученным своей потерей, и в своем гневе он перешел всякие границы. Но произносил он их не шутя, убеждая меня возвратиться к отцу и не испытывать больше судьбу!

– Видите, – продолжал он, – рука Всевышнего ополчилась на вас; знайте, молодой человек, что ежели вы не возвратитесь домой, то куда бы вы ни отправились, везде вас будут преследовать неудачи и беды, пока не сбудутся слова вашего отца.

Я не нашелся что ему ответить, вскоре мы расстались, и я больше не видел его. Куда он девался, мне неизвестно. Я же с небольшой суммой денег в кармане отправился сухим путем в Лондон. И там, и по пути я долго боролся с самим собой, раздумывая, какой же образ жизни избрать, возвратиться ли мне к своим или пуститься в море?

При мысли о возвращении домой стыд затмил благоразумные доводы моего рассудка: я все время представлял себе насмешки соседей и мое смущение не только перед моим отцом и матерью, но и всеми знакомыми. Это дало мне повод впоследствии замечать, как легкомысленно и непродуманно иногда ведут себя люди, особенно молодые, когда им следовало бы руководствоваться здравым смыслом, а они стыдятся не самого поступка, который заслуживает упрека и осуждения, но стыдятся раскаяния, которое только и поможет им восстановить доброе имя, вернуть уважение людей.

Некоторое время я находился в этом состоянии, не зная, на чем мне остановиться, чем заняться, какой путь выбрать в жизни. Я продолжал чувствовать непреодолимое отвращение к родительскому дому, и пока я колебался, воспоминания о моих несчастьях и бедствиях стирались, а вместе с тем угасало мое желание возвратиться. Наконец я совсем выбросил из головы мысли о возвращении и выжидал случая снова отправиться в путь.

Та же пагубная сила, которая заставила меня бежать из родительского дома, породила во мне сумасбродную, непреодолимую жажду богатства и с такой силой вклинила в мою голову эти нелепые мечты, что я перестал слушать не только голос разума, но и проигнорировал уговоры и запреты моего отца, – та же самая сила толкнула меня на следующий шаг, заставила пуститься в самое неудачное из всех предприятий: я сел на корабль, который отправлялся к берегам Африки или, как говорят наши моряки, в Гвинею, и начал свое новое путешествие.

Хуже всего для меня было то, что во всех этих приключениях я не занялся простой морской службой. Работа моя была бы, конечно, тяжелее, чем я привык, но при этом я мог бы овладеть профессией, изучить обязанности моряка и со временем стать штурманом или помощником капитана, если не капитаном. Но такова была моя судьба: я всегда выбирал худшее, как и в этот раз. Имея деньги в кармане и приличную одежду, я с удовольствием расхаживал по кораблю, как настоящий барин, ничем не занимался и ничему не научился.

Мне посчастливилось, прибыв в Лондон, попасть в довольно хорошее общество, что не всегда удается таким молодым повесам, каким я был в ту пору, обычно злой дух расставляет им сети, но со мной этого не случилось. Первым моим знакомым оказался капитан корабля, который недавно довольно успешно ходил к берегам Гвинеи и собирался туда опять. Полюбив мое общество, которое тогда было вполне приятным, и наслушавшись моих рассказов, в которых я делился своими мечтами повидать свет, он пригласил меня ехать с ним, уточнив, что путешествие мое ничего не будет стоить, я буду его собеседником и товарищем. Если же захочу взять с собой какие-нибудь товары, то смогу воспользоваться случаем и даже извлечь из торговли выгоду, некоторую прибыль.

Я принял предложение и, подружившись с этим капитаном, открытым и честным человеком, совершил с ним это путешествие и пустил в оборот небольшую сумму, которую благодаря бескорыстной его честности значительно приумножил. По его совету я накупил на сорок фунтов стерлингов мелких стеклянных товаров и детских игрушек. Эти сорок фунтов стерлингов я собрал при помощи нескольких своих родственников, с которыми состоял в переписке и которые, как я полагаю, уговорили, может быть, моего отца или, по крайней мере, мать, помочь мне в моем первом предприятии.

Из всех моих приключений только это путешествие было довольно удачным, чем я обязан честности и порядочности моего друга капитана, от которого я получил также достаточные сведения в математике и практическом мореходстве, научился корабельному исчислению, съемке высоты, словом, многому, без чего никак не обойтись моряку. Как капитану нравилось обучать меня, так и мне доставляло удовольствие у него учиться. Короче говоря, это путешествие сделало меня и моряком, и купцом. Я привез за свой товар пять фунтов девять унций золотого песка, за который по возвращении в Лондон получил около трехсот фунтов стерлингов. Такой успех вселил в меня несбыточные мечты о будущем, мечты, впоследствии завершившие мою гибель.

Однако же и в этом путешествии мне пришлось пережить ряд невзгод: я долго хворал ужасной тропической лихорадкой вследствие непомерно жаркого климата, наша торговля проходила между пятнадцатым градусом северной широты и экватором.

Мне захотелось самому стать гвинейским купцом, но, на мою беду, мой друг капитан вскоре по возвращении на родину умер. Я решил предпринять еще раз такое же путешествие и отправился на прежнем корабле, которым теперь командовал бывший помощник капитана. Это было самое злополучное из всех моих путешествий. Я взял с собой около ста фунтов стерлингов, оставив двести у вдовы моего покойного друга, которая сохранила их. Однако во время пути мне суждено было пережить ужасные бедствия.

Наш корабль, держа курс к Канарским островам, или вернее – между этими островами и Африканским берегом, однажды на рассвете встретился с мавританским корсаром из Салеха, который погнался за нами на всех парусах. Чтобы уйти от него, мы сами подняли столько парусов, сколько могли выдержать наши реи, но увидев, что пират выигрывает у нас и, вероятно, настигнет через некоторое время, мы приготовились к бою. На нашем корабле было двенадцать пушек, а у разбойника – восемнадцать. Около трех часов пополудни он догнал нас и напал с борта вместо того, чтобы атаковать нас с кормы, как он предполагал. Мы навели на него восемь пушек и дали по нему залп, что заставило его немного отойти. На наш огонь он ответил ружейным залпом из ружей всех двухсот человек, находившихся на его палубе. Ни один из наших людей ранен не был. Он приготовился напасть на нас снова, а мы точно так же – обороняться. В этот раз он подошел с другой стороны и перебросил к нам шестьдесят человек, которые в одно мгновение изрезали и изрубили все наши снасти. Мы осыпали пиратов ударами полупик, ружей и гранат с такой силой, что два раза прогоняли их с нашей палубы. Наконец, заканчивая печальную часть рассказа, я должен сообщить, что наш корабль был разбит, трое из наших людей убиты, восемь ранены, и мы вынуждены были сдаться. Нас как пленников отвезли в Салех, в крепость, принадлежавшую маврам.

Там со мной поступили вовсе не так строго, как я ожидал. Меня не отослали к императорскому двору вместе с остальным экипажем. Капитан разбойничьего судна взял меня к себе, сделав своим невольником, так как я был молод, ловок и работоспособен.