Читать книгу Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо - Даниэль Дефо - Страница 18

Нельзя вообразить моего смятения, когда я начал тонуть. Хоть я довольно хорошо плавал, но никак не мог выбиться из воды, чтобы перевести дыхание. Волны далеко несли меня или, точнее, увлекали к берегу, и когда, рассыпавшись, отступили назад, я остался на суше, едва не захлебнувшись проглоченной мной водой. Увидев себя гораздо ближе к земле, чем ожидал, я был настолько благоразумен, что, собрав последние силы, встал на ноги и побежал, стараясь достичь берега прежде, нежели меня нагонит и унесет другая волна. Но вскоре я почувствовал свое бессилие, увидев, как яростное море поднималось сзади меня горой и догоняло меня. У меня не было ни сил, ни средств сразиться с этим врагом. Последним моим спасением было, задержав дыхание, подняться на гребень волны, удержаться и, если удастся, доплыть до берега. Больше всего я боялся, чтобы волна, выбросив меня на берег, а потом отхлынув назад, не отбросила меня опять в море.

Нахлынувший вал, внезапно поглотив меня, накрыл всей массой на глубине в двадцать-тридцать футов. Я чувствовал, как меня несло к земле с неимоверной силой! Я задержал дыхание и поплыл изо всех сил. Я уже почти задыхался от недостатка воздуха, как вдруг почувствовал, что всплываю наверх и что, к моему большому облегчению, моя голова и руки оказались над водой. Я не мог оставаться в этом положении более двух секунд, но и это уже принесло мне большую пользу: я снова вдохнул воздух и ощутил прилив сил. Потом волна снова нахлынула на меня, и я довольно долго пробыл под водой, но держался изо всех сил. Когда же я почувствовал, что волна рассыпалась и была готова откатиться назад, я не сдался ей и снова встал на ноги. Несколько секунд я оставался неподвижен, переводил дыхание и выжидал, когда вода отхлынет, потом опрометью бросился к берегу. Но и сейчас я не избавился от ярости моря: оно снова обрушилось на меня два раза, волны поднимали меня и по-прежнему далеко уносили, так как берег здесь был совершенно отлогий.

Последний вал едва не стал для меня гибельным: море вынесло меня на землю, вернее, выбросило на скалу с такой силой, что я лишился чувств и оказался совершенно беспомощным. Удар в бок и в грудь как бы вышиб из моего тела дыхание, и, если бы оно тут же не вернулось ко мне, вода бы меня поглотила. Но я успел перевести дух прежде, чем вернулась волна, и, видя, что она снова захлестнет меня, уцепился за выступ скалы и до тех пор не переводил дыхание, пока вода не схлынула.

Поскольку ближе к земле волны поднимались не так высоко, я продержался, пока они не ушли. Тогда я опять побежал к берегу и так близко подошел к земле, что новая догнавшая меня волна уже не могла унести меня. Наконец, сделав последнее усилие, я очутился на твердой земле, где, к величайшей моей радости, смог вскарабкаться на скалу, там сел на траву, уже не опасаясь преследований океана.

Оказавшись на земле и в безопасности, я поднял голову и стал благодарить Всевышнего за спасение моей жизни, на которое еще несколько минут назад у меня почти не было надежды. Мне кажется невозможным изобразить все восхищение и восторг души, как бы вырванной из глубины могилы. После этого я не удивляюсь обычаю врачей пускать кровь преступнику, которому приносят известие об отмене казни в тот самый миг, когда он с петлей на шее ждет неизбежного конца. Неожиданная радость способна лишить его жизненных сил и остановить сердце.

«Внезапность радостей, как и горесть, равно поражает!»

Погруженный в размышления о своем спасении, я расхаживал взад и вперед по берегу, возводя руки к небу, делая тысячи разных телодвижений, которых не могу даже описать, думал об утонувших моих товарищах, из которых, кроме меня, не спаслась ни одна душа; после того я ни с кем из них не встречался, не видел ни их самих, ни их следов, кроме трех шляп, колпака и двух непарных башмаков.

Посмотрев на стоявшее на мели судно, я с трудом мог различить его, так оно было далеко, я не представлял тогда, о Боже, как я мог добраться до берега! Несколько успокоившись теперь в нынешнем своем положении, я начал осматриваться вокруг, хотел узнать, в каком я месте и что мне делать. Вскоре радость моя поутихла: я понял, что спасение не избавило меня от будущих неприятностей, ибо я весь взмок, а у меня не было никакой сменной одежды. Мне нечего было ни есть, ни пить, чтобы подкрепить свои силы. Меня ожидало что-то ужасное – либо умереть с голоду, либо быть съеденным хищными зверями.

Это меня тем более огорчило, что у меня не было никакого оружия, с которым я бы мог поохотиться, добыть для своего пропитания каких-нибудь животных или защищаться от хищников, которые бы вдруг напали на меня. В общем, у меня с собой ничего не было, кроме ножика, трубки и небольшого количества табака в табакерке. Это и были все мои запасы. Осознав это, я впал в такое отчаяние, что несколько минут бегал взад и вперед как безумный. После захода солнца я с тоской и страхом начал размышлять об ожидавшей меня участи: если здесь водятся хищники, то, как известно, они обычно бродят по ночам в поисках добычи.

Мне оставалось одно – влезть на ближайшее густое, ветвистое дерево, похожее на ель, на котором я и решился провести всю эту ночь, оставив себе на завтра решить, какой смертью мне умереть, так как больше мне ничего не оставалось. Я отошел на четверть мили от берега посмотреть, не найду ли пресной воды, чтобы утолить жажду, и, к великой радости, я ее нашел. Напившись, я положил в рот немного табака, чтобы заглушить голод, подошел к дереву, взобрался на него и постарался так на нем усесться, чтобы не упасть, если засну. На случай защиты я вырезал короткую ветку вроде дубинки и занял свою квартиру. Сильно уставший, я крепко уснул. Мой сон был так глубок, что немногие смогли бы так спать, если бы они оказались в моем положении. Выспавшись, я почувствовал облегчение, какого не ощущал еще никогда.

Когда я проснулся, было уже совсем светло: погода прояснилась, ветер утих, вчерашнее волнение на море прекратилось. Но каково было мое удивление, когда я увидел, что корабль за ночь был снесен приливом с того места, где сел на мель, и его прибило течением к той самой каменной гряде, о которую так сильно ударило меня! Он находился почти в одной миле от берега и, как мне показалось, стоял почти прямо, поэтому я решил сходить на него, чтобы спасти некоторые необходимые мне вещи.

Когда я спустился со своей квартиры, то есть с дерева, и осмотрелся вокруг, первое, что бросилось мне в глаза, была шлюпка, лежавшая на земле милях в двух, куда выбросили ее ветер и море. Чтобы добраться до нее, я прошел довольно далеко вдоль берега, но обнаружил между мной и шлюпкой небольшой залив, шириной около полумили, и вернулся назад, так как мне больше хотелось тогда попасть на судно, где я надеялся найти что-нибудь для своего пропитания.

Вскоре после полудня на море сделался штиль, а прилив так понизился, что я смог приблизиться на четверть мили к кораблю. Там меня охватило чувство глубокой скорби, так как я увидел, что если бы мы остались на корабле, то все непременно спаслись бы: переждав шторм, все достигли бы берега, остались бы здоровы и невредимы, и я не был бы так несчастен, как теперь, лишившись человеческого общества. От этих мыслей на мои глаза навернулись слезы, но они стали для меня слабым облегчением, и я решил все же добраться до судна. Жара стояла нестерпимая, я разделся и бросился в воду. Однако, доплыв до судна, я оказался в большом затруднении: как на него попасть? Сев на мель, оно стояло высоко над водой, и мне не за что было схватиться руками. Я обогнул его два раза вплавь и во второй раз приметил небольшой конец каната, удивившись, что не увидел его раньше. Он был прикреплен к фок-вантам и так низко спущен, что я, хоть и с трудом, мог за него ухватиться и с его помощью вскарабкался на бак. Там я увидел, что корабль сильно разбился: почти весь трюм его заполнился водой, нос до того опустился, что оказался почти вровень с водой. Но поскольку он плотно лежал на твердой песчаной мели, или, точнее, упирался в землю, то корма его поднялась довольно высоко. И так как корма оставалась свободной от воды, все, что в ней находилось, осталось сухим.

Понятно, что, во-первых, я хотел осмотреть, что повреждено и что сохранилось. Выяснилось, что вся корабельная провизия была в хорошем состоянии и совершенно сухой, а так как я был изрядно голоден, то и отправился в кладовую, где наполнил карманы сухарями и ел их на ходу, занимаясь другими делами, чтобы не терять времени. В кают-компании я нашел ром, сделал несколько глотков, что было очень кстати и придало мне бодрости. Нужнее всего мне была лодка, чтобы перевезти множество вещей, которые мне, я полагал, понадобятся.

Бесполезно было бездельничать, желая того, чего получить было невозможно: нужда включила мою изобретательность. На нашем корабле было несколько рей, мачт, стеньг и две или три двойные запасные стеньги.

Из них я решил построить плот. Начал я с того, что перебрасывал за борт все то, что мне было под силу, но завязывая веревкой каждый предмет, чтобы они не могли уплыть. После этого я спустился по боковой части корабля и, притянув к себе четыре спущенных бревна, связал их по обоим концам как можно крепче в виде плота. Поперек я положил три или четыре бортовых обломка и нашел, что по моему плоту я могу очень спокойно ходить, но для тяжелого груза он был слишком легким.

Итак, я принялся за работу. Распилив плотницкой пилой на три части запасную мачту, я с величайшим трудом приладил ее к моему плоту. Надежда доставить себе все необходимое побуждала меня делать даже то, чего бы в других случаях я никак бы не мог одолеть.