Читать книгу Сироты Каллидиуса - Ди Фой - Страница 6

Непрошенная слеза быстро упала на бумагу, оставив уродливое сморщенное пятно. Перед глазами смешались все буквы и цифры, и мне уже не нужен был фонарик, я отчётливо видела единственное слово: «Отказ».

– Четвёртое ноября… – самой себе прошептала я.

– Что такое, Мия? – спросила Лу, взволнованно обхватывая себя руками.

Я перелистнула страницу и с мрачным удивлением увидела досье на моих родителей. Там было всё. Фотографии, имена, дни рождения, место жительства, учёбы и работы. Даже сведения о перенесённых заболеваниях, травмах и генетических особенностях. Действительно всё. Словно кто-то годами собирал эту информацию, чтобы однажды слишком любопытная девочка удовлетворила свой интерес раз и навсегда.

Такое чувство возникает, когда читаешь биографию знаменитого учёного или писателя. Узнаёшь о жизни человека, который что-то значит для тебя, но при этом является совершенно чужим.

Жизель Мари-Лор Кроуфорд (Лепаж).

Томас Стивен Кроуфорд.

Так звали моих родителей. Людей, которые дали мне жизнь. Людей, которые отказались от меня.

Роберт обошёл вокруг стола, чтобы остановиться сзади меня и заглянуть в папку через моё плечо.

– Хреново, – изрёк он.

– В тот день мне исполнилось четыре месяца, – непонятно зачем пробормотала я. – Они отдали меня в приют. Не через день, не через неделю, не через год. Через четыре месяца. Почему? – на последнем слове мой голос предательски дрогнул, а взгляд сам скользнул на Лулу.

Она не могла мне ответить. Никто не мог. Она подошла и обняла меня так, как обнимают людей, переживших тяжёлую утрату. Нет, мои мама и папа не погибли. Они просто принесли четырёхмесячную дочь в приют, заполнили какие-то бумаги и ушли. Я не потеряла родителей. Невозможно потерять то, чего никогда не было. Я утратила надежду на то, что когда-нибудь обрету родную семью.

Идеальный образ семейного обеда пошёл трещинами и рассыпался в пыль.

Ладонь непроизвольно коснулась кулона, висевшего на шее. Значит, это подарок от матери, подумала я.

Не отдавая себе отчёта, я захлопнула папку и, прижав её к груди, выбежала из кабинета. Не останавливаясь, понеслась по лестнице и коридору. Я бежала так быстро, как позволяли тишина ночи и сбившееся из-за слёз дыхание. Оказавшись перед своей кроватью, я рухнула на колени. Мои пальцы прочно вцепились в волосы, всё тело била неконтролируемая дрожь. Остатки разума судорожно пытались вспомнить, как бороться с паническими атаками.

Сделав глубокий вдох, я принялась считать.

Один. Нет, я не одна.

Два. Айвен всегда рядом со мной.

Три. Я не сделала ничего плохого.

Четыре. Это сделали мои родители.

Пять. Всё, что происходит, происходит из-за них.

Шесть. Они отказались от меня.

Семь. Они должны мне.

Восемь. Я должна помочь Айвену.

Девять. Я нужна Айвену сейчас.

Десять. Моя семья – это Айвен.

Я всё ещё тяжело дышала, колени саднило от грубой встречи с ковром, в горле осталось неприятное сдавливающее ощущение. Я чувствовала себя побитой и брошенной, но, если бы меня спросили, почему, ответ навряд ли прозвучал бы. Случилось то, чего боялись воспитатели приюта Брикмана. Мы узнали правду, которая понравилась нам явно меньше, чем выдуманная сладкая история.

Когда Кэт и Лулу вернулись, я тихо лежала под одеялом, отвернувшись лицом к окну, не в силах заснуть. Я почти чувствовала, как они переглядываются, затем смотрят на меня и, вздохнув, расходятся по кроватям.

***

Нелегко просыпаться субботним утром. Ещё сложнее сделать это, когда на тебя выжидательно смотрят шесть пар глаз. С трудом приняв сидячее положение, я оглядела присутствующих.

– Уроки отменили? – придав голосу ироничности, насколько это было возможно, спросила я.

По субботам день начинался позже, а уроки представляли собой дополнительные занятия со свободным посещением.

– Для нас отменили завтрак, – заявил Роб.

– Мы хотим немного контекста, – добавила Кэт.

– О вас с Айвом, – уточнила Лулу.

– Что за чертовщина с вами, вашими предками и родственными связями? – прояснила Лина. Предыдущие ораторы воззрились на неё с осуждением.

– Мы посмотрели это, когда ты убежала, – Шрам отдал мне личное дело Айвена.

Набор документов содержал анкету с фотографией и медицинскую карту. Свидетельство Айвена больше напоминало незаполненный бланк. Не было информации о месте рождения, в графе «сведения о родителях» чернело одно лишь слово: «Неизвестно». Далее следовала информация о состоянии ребёнка на момент приёма в приют:

«20.11.2000. Мальчик около полутора лет найден в лесу охотником Генри Лидсом. Личных вещей или информации о родителях при ребёнке не обнаружено. Мальчик истощён, называет своё имя».

Айвен сел рядом со мной, одной рукой обнял за плечи, а другой сжал мою слабую после сна ладонь. В его стального цвета глазах отражалась бесконечная забота обо мне, воспоминания прошлого и наша любовь. Но в то же время в глубине его души, я знала, поселилась боль, осколками мечты о родных царапающая сердце. Такая же жила во мне.

Но ему было сложнее. Узнать, что твоё второе имя и фамилия не родительские, а данные сотрудниками приюта в честь охотника, которого ты никогда не знал и навряд ли узнаешь, тяжело. Но ещё ужаснее – осознать, что о твоих родителях не известно ровным счётом ничего. Хорошее дело – жить в приятном неведении, придумывая себе различные сценарии жизни родных. Но Айвену открылось новое неведение. Мучительное, пугающее, уничтожающее остатки надежды.

Айвен не знал, откуда он. Он даже не знал точной даты своего рождения, её, очевидно, тоже придумали в приюте. Но он точно знал, что был оставлен младенцем в лесу умирать в одиночестве. Он понимал, что, скорее всего, никогда не узнает, кем были его родители, почему они так поступили, и что с ними стало.

Айвен. Мой Айвен. Он был таким взрослым, хоть и казался иногда по-детски наивным. Я бросила его ночью один на один с новой информацией, чего он никогда бы не сделал. Из нас двоих Айвен всегда вкладывал в дружбу больше, из-за чего я чувствовала себя отвратительно. Я любила его всем сердцем и была уверена, что любить сильнее не способна. Иногда я забывалась, действовала лишь в своих интересах, но ни на секунду не переставала любить его. Я была отвратительной сестрой. Впрочем, Айв так не считал.

– Если вы брат и сестра… – вновь робко сказала Лу.

– Мы не брат и сестра, – перебил её Айвен и улыбнулся мне. Улыбнувшись в ответ, я переплела наши пальцы.

Шрам и Кэт подозрительно нахмурились, словно не доверяли нам. Лулу и Лина чуть приподняли брови, но ничего не сказали, ожидая дальнейшей истории. А вот Роберт выглядел одновременно удивлённым, недоверчивым и сбитым с толку.

– Но… Вы же… Вы же одинаковые! – затараторил он, размахивая руками и морщась, будто эти слова причиняли ему неудобство. – Ну, знаете… Привычки, манеры… У вас глаза одного цвета! – голос парня с каждым последующим словом становился всё выше и выше.

– Подожди, Роб, выдохни, – осадил его Шрам. – Вы расскажете нам, что происходит? – последний вопрос явно предназначался нам.

– Да, очень хочется знать, что между вами на самом деле! – заявил Роб.

– Конечно, – кивнул Айвен. – Хотя меня очень пугает, что ты заглядывал мне в глаза, чувак, – добавил он.

Я вспомнила тот день, когда меня впервые привели в приют Брикмана. Айвен сидел на ковре у окна и собирал робота из лего. Все остальные дети были заняты друг другом. Мне было три года, ну что я могла понимать? Однако именно к этому странному одинокому мальчику у окна я подошла, чтобы познакомиться.

Мы играли вместе, учились вместе, жили вместе. Мы виделись каждый день и каждый день улыбались друг другу. Мы придумывали тайные знаки и слова только для нас двоих. Нам так нравилось проводить время вдвоём…

Между нами был год с небольшим, и это сильно почувствовалось, когда самые отъявленные задиры приюта решили, что будет забавно поиздеваться надо мной. Айвену едва исполнилось шесть, когда он загородил меня своим тощим телом и заявил, что если кто-нибудь посмеет тронуть «его Марию», то он, мой хрупкий маленький Айвен, его изобьёт.

«Тебе-то что за дело до неё?» – спросил кто-то.

«А может, она моя сестра?» – с вызовом ответил он.

В тот день мы поклялись, что будем защищать друг друга всю жизнь, как брат и сестра. Спустя какое-то время, мы начали играть и фантазировать, что было бы, будь мы родными на самом деле. Мы так долго играли в эту игру, каждый день, снова и снова притворяясь братом и сестрой, что сами в это поверили. В моих мечтах о полной семье мы всегда были рядом. С годами эта привязанность становилась только крепче, и мы то и дело забывали, что на самом деле познакомились в приюте.

В Кентербери почти все знали о зарождении нашей дружбы и не возражали, когда мы начали говорить «мой брат» или «моя сестра» вместо «мой друг». Переехав в Каллидиус, мы решили назваться родственниками, потому что очень сложно объяснить новым людям это чувство между нами. Большинство не верит в дружбу между мальчиком и девочкой, да и наши отношения были больше, чем дружескими. Никто на свете не мог стать мне так близок, как Айвен. Казалось, я жила, пока жил он, и друг без друга мы просто не смогли бы. Мы знали, что не каждому дано встретить свою родственную душу, но нам повезло. И мы оберегали эту связь как нечто самое ценное в мире.

В нас текла разная кровь. Наши родители, скорее всего, никогда не виделись. Но мы знали, что считаться братом и сестрой было правильно. Потому что семья – это не только общий ДНК. Семья – это те, кто рядом.

Мы рассказали это друзьям, и злость на родителей как-то развеялась. Как глупо было думать, что меня предала моя семья! Ведь моей семьёй всегда был только Айвен. И если бы я оказалась любимой и незаменимой дочерью, то никогда не встретила бы его. Просто я давно не вспоминала об этом.

– Это так… невероятно, – глаза Лу блестели от навернувшихся слёз, девочка улыбалась.

– Актёры, – Кэт усмехнулась, но не смогла скрыть милейшей улыбки.

– Можно было и сразу сказать, – произнёс Шрам. – Мы бы поняли…

– Дело не в этом, – перебила я. – Мы правда считаем друг друга братом и сестрой, понимаете? – я оглядела ребят с надеждой увидеть поддержку в их глазах.

– Хочешь сказать, вы не задумывались о том, чтобы встречаться? – на полном серьёзе спросил Роберт. Его руки были скрещены на груди. За время нашего рассказа он ни разу не улыбнулся. Его лицо принимало озадаченный, напряжённый и даже слегка недовольный вид. – Если вы так… любите друг друга.

Айвен хохотнул. Против воли я тоже засмеялась.

– Думали, – признался он.

– Подумал, – поправила я. – А потом за две недели поцеловался с семью девушками.

– Я испугался, что мог быть геем!

Эту историю рассказывали в приюте Брикмана с разными изменениями. Некоторые из них были настолько неприличными, что Айвен загордился, каким ловеласом его сделали сплетницы. Но всё было намного прозаичнее:

Примерно за год до нашего переезда, Айвен вбежал в мою комнату, тяжело дыша и активно размахивая двумя книгами у меня перед носом.

– Что это? – поинтересовалась я, откладывая учебник.

– Доказательства, – заявил он.

– Доказательства чего?

Книгами, которые братец приволок, оказались «Голодные игры» и «Орудия смерти» очень популярные в то время среди подростков в приюте и вне.

– Мария. Я видел немало фильмов, а вот теперь прочёл эти книги. Друг детства всегда, слышишь, всегда влюблён в подругу! – Айвен говорил это с выпученными глазами и трясущимися руками.

– И что с того? – всё ещё не понимала я.

Он заставил меня подняться со стула и очень серьёзно посмотрел в моё лицо.

– Ты думаешь, что влюблён в меня?

– Я мог бы быть влюблён в тебя.

– Айвен, ты не влюблён в меня.

– С чего ты взяла?

– Может, потому что я твоя сестра?

– Вот эта книга, – он показал на «Орудия смерти», – говорит о том, что и такие союзы не исключены. И мы даже не родные!

– Айвен… – протянула я.

– Давай проверим, – проскулил он.

Я с удивлением посмотрела на брата, смутно представляя, как именно он хочет проверить свои чувства.

– Поцелуй меня, – попросил он.

– Совсем совесть потерял? – спросила я.

– Прошу тебя, один поцелуй, я должен быть уверен! – он сделал выражение лица, глядя на которое невозможно отказать. Потому что он отлично притворялся маленьким ребёнком, и казалось, что он расплачется, если не получит желаемое.

– Ладно, – я согласилась в надежде, что брат отстанет от меня и даст спокойно позаниматься.

Айвен коснулся ладонью моей щеки, и я почувствовала простое тёплое прикосновение. Никакого волнения, какое описывали мои соседки по комнате и каждый автор подростковой книги. Потому что это мой брат, и это не по-настоящему.

Мне оставалось лишь зажмуриться, когда Айвен приблизился и накрыл мои губы своими. Учитывая, что никогда не целовалась прежде, я решила не расценивать тот случай как «тот самый первый поцелуй» о котором, задыхаясь, рассказывают все девчонки. Потому что это мой брат, и это было противно.

Айв отстранился через пару секунд. Я скривила губы, мечтая вытереть их чем-нибудь, и увидела, что лицо парня выглядит таким же перекошенным.

– Убедился? – спросила я, возвращаясь к учебнику. – А теперь пойди и найди себе девушку, ставь эксперименты на ней.

– Мария, – прошептал он. – Я не влюблён в тебя.

– Да что ты говоришь?! Как же так получилось?! – притворно удивилась я.

– Но это не значит, что я влюблён в другую девушку! А вдруг я гей?!

Я зарычала и уронила голову на стол. Обрадовалась про себя, что он не сможет проверить свою ориентацию на мне, но потом поняла, что рано радовалась.

– Да ладно, я не так уж плохо целуюсь! – оправдывался смутившийся Айвен, перебиваемый заливистым смехом ребят.

– Ага, скажи это своей левой щеке, которая распухла после семи пощёчин, – смеялась я.

– Шести, – исправил Айвен. Заметив мой недоверчивый взгляд, он добавил: – Одна из девчонок оказалась левшой, она била по правой.

И в тот момент я забыла обо всём на свете: о родителях, о деньгах Лулу, о папке, лежащей у меня под подушкой. Я просто наслаждалась обществом друзей, которые не могли перестать смеяться и подкалывать Айвена снова и снова.

***

Лина была занозой в заднице.

Она не ревновала, не пыталась заставить Роберта перестать говорить со мной, не угрожала мне.

Но постоянно старалась продемонстрировать их отношения. И продемонстрировать исключительно мне.

И ей вообще было плевать, сидим ли мы всемером в комнате, за обедом в шумной столовой или в общей гостиной. Она липла к Роберту, как пиявка, чуть ли не облизывала его на глазах у всех и поглядывала на меня из-под ресниц.

– Это нормально, что мы работаем с Линой? – поинтересовался Тео.

– Почему это должно быть не нормально?

– Её парень положил на тебя глаз. Это как-то неловко, нет?

Её парень раздражал с каждым днём всё сильнее. В начале октября он пускал в ход не только слова, но и руки, и я надеялась, что Лина начнёт нервничать.

Но нервничать начинала только я.

Особенно после того, как на перемене Роб, тихо подкравшись ко мне сзади, положил руку явно ниже дозволенных другу границ. Молниеносно развернувшись лицом к вконец обнаглевшему парню, я чисто инстинктивно вспомнила всё, чему меня учил брат и ударила Роберта коленом между ног. Он вскрикнул, – то ли он боли, то ли от неожиданности, – а я завела его руку за спину и, наклонившись, прошептала:

– Ещё раз так сделаешь – останешься без руки… или без чего-нибудь другого.

Ещё раз – мне было пятнадцать и меня распирало от чувства гордости за саму себя. Сильнее потянув руку парня, я услышала сдавленное шипение, а затем неразборчивый шёпот. Подозреваю, что приличного в его словах было мало. Вокруг нас собралось немало наблюдателей, поэтому, – мне всё ещё было пятнадцать, – играя на публику, я уточнила:

– Ты что-то сказал?

– Я люблю тебя! – хрипло засмеялся Роберт.

– Не то, что я ожидала услышать, – это было чистой правдой. – Ладно. На первый раз прощаю.

Я понимала, что так поиздеваться над собой Роберт позволил мне сам. Он был выше сантиметров на двадцать, явно дружил со штангой и наверняка одним движением смог бы вырваться из моей, признаемся, слабенькой хватки. Но я сомневалась, что раньше девчонки вообще отказывали ему, не говоря уже о таких способах сказать: «Прости, ты не в моём вкусе».

Я любила быть первой.

Проблемы в виде украденных документов никуда не исчезли. Нужно было как-то вернуть их обратно, но что-то вечно стояло на пути. То Роберт исчезнет после ужина, то мистер Картер засидится в кабинете до утра, то по коридору кто-то шастает по ночам.

Как будто переживаний из-за этого мне было мало, все учителя начали вести себя странно. В один из дней в класс, как обычно, своей коронной вальяжной походкой вошёл мистер Фишер. Казалось, он был не в лучшем расположении духа.

– Вы привыкли, что от вас ничего не требуют, – без приветствий начал он. – И некоторые начали забывать, ради чего здесь находятся.

Ученики зашептались и начали переглядываться. Тео удивлённо помотал головой, показывая, что он понятия не имеет в чём дело.

– Я не привык объяснять толпе подростков, прожигающих жизнь, мотивы своих поступков, – мужчина резко оборвал все шепотки и переглядки. – Это не имеет никакого значения. В отличие от задания, которое вам всем предстоит выполнить.

«И какая муха его укусила?» – думала я. Мистер Фишер всегда был весёлым и доброжелательным. Он общался с нами на равных. Но в тот день выглядел так, будто только что вернулся с совещания, которое ему не понравилось.

– Вас называли «особенными». Дети-гении. Что же, докажите это! Я хочу видеть ваши проекты до Рождества. Можете выбрать тему сами, но учитывайте, что это должно быть что-то решительно новое, – с этими словами учитель покинул кабинет.

– И что это было? – прозвучал риторический вопрос.

– И что значит «что-то решительно новое»? – поддержал Тео.

– Что-то новое, что-то старое, что-то голубое, что-то взятое взаймы… – медленно произнесла я, особенно не задумываясь.

Весь класс покатился со смеху.

– Думаешь, он собрался на свадьбу с нашими проектами? – сквозь смех проговорила светловолосая подруга Тео, Джейн.

– Не знаю насчёт свадьбы, а на Рождество он нашёл себе занятие, – ворчала я.

Мистер Фишер не возвращался. Под конец урока к нам подошла миссис Картер, сообщая, что учителя не будет весь оставшийся день, и мы можем тихо сидеть в классе, занимаясь своими делами, или же пойти поприсутствовать на уроках других классов. В обычной школе все, естественно, выбрали бы первое. Но здесь, в Каллидиусе, было ужасно интересно послушать других преподавателей и увидеть другие предметы.

***

Интересно, существует ли понятие, обозначающее беспочвенную и необъяснимую боязнь сложной техники? Потому что я страдала от такой.

Я раздумывала, куда же пойти во время второго урока. Сначала ответ показался очевидным – к Айвену. Спустя минуту я поняла, что это практическое занятие, и они будут заниматься программированием или чем-то вроде того, а моя психика этого не выдержит. Вариант пойти к Лине отпал сразу же. Отвлекать Лу от рисования своим присутствием тоже не хотелось. Появиться в поле зрения Роберта на целых два часа по собственной инициативе казалось безумием. Адекватной казалась лишь идея поприсутствовать на уроке математики с Кэт, но, по необъяснимой причине, я двинулась к кабинету истории.

Шрам в гордом одиночестве сидел в классе, уперев взгляд в толстенную книгу. Лу говорила мне, что ему бывает сложно сосредоточиться среди людей. Эта особенность была из числа тех, о которых говорили тайно, умалчивая подробности и добавляя «ничего такого» после каждого предложения.

Я присела рядом, заставив парня подпрыгнуть от неожиданности.

– Э-э, привет, – сказал он, взлохматив светлые волосы. – Что ты здесь делаешь?

– Наш учитель куда-то делся, и миссис Картер разрешила посидеть на других уроках, – ответила я.

– И ты выбрала историю? – удивился Шрам. – Не думал, что тебе это интересно.

Честно говоря, я и сама не думала. Мы редко делились друг с другом своими достижениями в учёбе. Чаще всего наши беседы состояли из хвастовства Роберта, обсуждения хвастовства Роберта и идиотских шуточек Роберта. Да, всё в Каллидиусе вертелось вокруг Роберта. Иногда мы с Айвеном уходили в забытый Богом чулан, чтобы поговорить о новых друзьях (и Роберте), уроках и своих переживаниях. Как бы ни радовалась я новой компании, недолгое время, проведённое наедине с братом, затмевало все длинные часы с остальными. Потому что мы семья. Потому что так было всегда.

Шрам смотрел на меня, ожидая ответа, и в его глазах, казавшихся в дневном свете светло-карими, отражалось чистое и искреннее любопытство. На него всегда было забавно смотреть. В первую нашу встречу Шрам показался мне совсем домашним. Познакомившись получше, я только убедилась в его детской наивности и абсолютном неумении лгать, хитрить и… общаться с девушками. В общем, полная противоположность Роберту с его постоянной пошлой ухмылкой.

– Мне вообще много что интересно, – я неопределённо пожала плечами.

В класс потихоньку начали возвращаться ученики. Мне пришлось отсесть на заднюю парту, когда пришёл сосед Шрама – Джордан. Как и мы с Айвом поступив в Каллидиус в этом году, он стал лучшим другом Тео, потому я и удивилась, что тот не пошёл вместе со мной. Хотя, возможно, причина была похожа на мою. Вдруг у Тео хроническая непереносимость толстых пыльных книг и дворцовых переворотов?

Учителем истории была высокая молодая латиноамериканка – мисс Гонсалес. Она легко влетела в класс, держа в руках журнал, а по рядам прокатился протяжный вздох. Я едва сдержала смех, когда поняла, что мужская половина исторического класса реагирует на своего преподавателя также, как женская половина химического – на своего. Шрам не отреагировал никак. Порой я вообще сомневалась, интересуется ли он девушками, потому что в Каллидиусе у него определённо были фанатки (и весьма симпатичные), на которых он не обращал ровным счётом никакого внимания. Хотя он, вроде, и на парней не обращал…

Со звонком прибежала Джейн. Она бесцеремонно плюхнулась на стул рядом со мной. Я не возражала.

Мисс Гонсалес оповестила класс о том, что сегодня на уроке будут гости. Все, как по команде, обернулись на нас. Я помахала Шраму рукой, он улыбнулся и ответил тем же. Вскоре начались дебаты по поводу политики Наполеона. Кто-то называл его великим полководцем, кто-то простым психом с завышенной самооценкой. Наблюдать за этим было действительно захватывающе. Класс делится на два лагеря и складывается впечатление, что скоро все перессорятся. Как только появлялись намёки перехода на личности, мисс Гонсалес меняла тему, заставляя обсуждать следующий вопрос.

Самая потрясающая возможность в Каллидиусе – наблюдать урок со стороны. Когда ты видишь, что все при деле и все действительно понимают, что делают здесь. Когда ты замечаешь, что твой тихий друг становится лидером группы, его глаза сверкают, а щёки чуть румянятся от долгого спора. Когда ты понимаешь, что все здесь на своём месте.

– Надеюсь, вы все сделали свои выводы из сегодняшней беседы. Я также уверена, что ваши товарищи смогли каким-то образом повлиять на ваше мнение. И я с нетерпеньем буду ждать письменных отчётов на эту тему к следующему занятию, – подвела итог мисс Гонсалес.

– Она хочет научить нас мыслить шире, – объяснял Шрам, пока мы шли в столовую. – Ну, ты знаешь… В истории нет плохих и хороших, нет правильного и неправильного… У всего есть подтекст. Люди поступают, как поступают, не просто так. Человеческий фактор. Цитируя мисс Гонсалес: «У монеты лишь две стороны, но также есть ребро. Оно соединяет, но оно же и разделяет их».

Я улыбнулась такой метафоре. Два противоположных мнения, одинаковая основа… Всё это неважно. Важны причины и поводы, мотивы. Они говорят о человеке больше, чем плоские факты.

– А ты что думаешь по этому поводу? – поинтересовалась я.

– Я думаю, всё субъективно. Нужно решать для себя, как ты относишься к тому или иному, а не искать правильный путь там, где его нет, – недолго поразмыслив, ответил парень.

За обедом Роб самозабвенно рассказывал всем о том, какая я «недотрога». Ребята заявили, что ничуть не сомневались во мне. Лина молчала. Я же, отказавшись комментировать ситуацию, разглядывала друзей. Волосы Лулу были перепачканы в зелёной краске. Она смеялась над патетической речью Роберта и избегала взгляда Айвена. Похоже, между ними происходило что-то, о чём я не знала.

Вечером, когда мы уже готовились ко сну, я заглянула в тумбочку и не обнаружила там своё личное дело.

Лулу заплетала себе косу, и на мой вопрос, не видела ли она папку, только покачала головой и отвела взгляд.

По природе своей я была нервной. И любой внешний раздражитель мог довести меня до панического состояния. А ещё я боялась нарушать правила. Если соединить эти факты и добавить к ним пропажу украденных документов, можно легко сделать вывод, что мысленно я начала собирать вещи и готовиться снова стать соседкой Алиши.

– Ты ничего не потеряла? – ухмыляясь, спросил Роб, возникший на пороге.

Он прошёл в комнату, а за ним гуськом зашла остальная часть банды.

– Робби всё сделал за вас, – оповестила Лина. – Вернул то, что вы взяли.

– А теперь все на выход! – скомандовал «Робби».

Тот небольшой чулан рядом с кабинетом физики, в который мы приходили с Айвеном, был местом тайных сборов Роберта и его команды. Заставленный пыльными ящиками и сломанной утварью, он находился в конце коридора, куда никто не заходил. Однажды Клайд затащил меня туда с известными целями, но добился лишь грубого отказа и удара в печень.

Лу была мрачнее тучи, когда мы всемером втиснулись туда. Нас с Айвеном и Кэтрин усадили на какие-то коробки, как провинившихся детей. Четвёрка торжественно возвышалась перед нами. Роберт и Лина выглядели радостно-взволнованными.

– Итак, дети мои, пришла пора кое-что вам рассказать, – начал лидер.

– Не ты ли придумал закон о неразглашении, Роберт? – напомнил Шрам. – Я всё ещё не понимаю, зачем это нужно.

Они всегда вели свою игру. Лулу думала, что я не замечаю. Переглядки, разговоры в полголоса, внезапные исчезновения посреди ночи, подработки, о которых они ничего не говорили, лишь загадочно улыбались. Я не требовала от них полного доверия, я всё-таки была новенькой. Я не обращала внимания. Айвен тоже. Кэт вообще было всё равно. Они имели право хранить свои дела в тайне.

– Я, – кивнул парень. – А значит, мне и решать, на кого он распространяется. Вы, кажется, сами решили, кто будет лидером…

– Твоё право, – хмыкнул Шрам. – Просто подумай, что с нами станет, если ты станешь болтать об этом каждой своей новой подружке.

– Я не его подружка! – возмущённо прикрикнула я, напоминая о своём присутствии и поглядывая на Лину.

– Я, конечно, не хочу влезать в этот приватный разговор, – Айвен поднял ладони, как бы показывая свою безоружность, – но поинтересоваться, зачем он, собственно, происходит, хотелось бы.

Лулу обеспокоенно взглянула на Роба, Шрам последовал её примеру. Сам же «лидер» не отрывал от меня глаз.

– Я думал, Лу введёт в курс тебя и твоего друга, – деловым тоном заявил Роберт, кивнув в сторону Айва.

– Брата, – поправила я.

– Ещё лучше, – язвительно ухмыльнулся парень.

– А я что здесь делаю? – уточнила Кэт.

– Ты не входила в мои планы, милашка, но и тебе найдётся место.

Кэт тихо присвистнула. Лулу выглядела напуганной и такой беззащитной, что захотелось её обнять. Неправильно взваливать всю ответственность за посвящение новых людей в старую тайну на одну хрупкую девушку, но таков был Роберт – всю скучную работу он всегда спихивал на друзей.

Кэтрин собралась было уйти, но Лулу решительно остановила её. Лишь на первый взгляд Лу казалась беспомощным маленьким ангелом. На самом же деле, упрямство и независимость – те черты её характера, которые она предпочитала скрывать до поры до времени.

Ей явно было трудно начать рассказ, хотя я и не понимала всего этого волнения. В конце концов, что за тайное собрание они устроили? К чему были все эти сложности с длинными повествованиями? К чему таинственность? Мы не хотели вступать в секту или что-то типа того, мы вообще не понимали, чего от нас хотят.

– Помнишь, ты как-то спросила, Мия, откуда у нас столько денег? – тихо сказала Лулу.

Я молча кивнула.

– Вам это может не понравиться, сразу предупреждаю. Просто, мы все, мы… Считаем, что если ваши родители живы и в состоянии обеспечить себя, то, получается, они вам должны… – словно неуверенная в собственном утверждении девушка пожала плечами и, нахмурившись, взглянула на нас из-под ресниц.

– Что ты имеешь в виду? – удивлённо спросила Кэт.

Взглянув на Айвена, я поняла, что до него дошёл смысл слов Лулу. Осознание всегда особенной очаровательностью отражалось на лице парня. Вечный смех в глазах сменялся задумчивостью, голова чуть наклонялась влево, и внимание полностью концентрировалось на собеседнике. Айвен был красивым, а увлечённость делала его ещё красивее.

– Мы были бы рады принять вас в нашу компанию. Вы кажетесь надёжными ребятами, и вам можно доверять, – улыбнулась Лина.

– На юридическом языке нас назвали бы ОПГ, – продолжил Шрам.

– Организованная преступная группировка? – хмыкнул Айвен. – Что вы несёте?

– Всё очень просто, – расцвёл Роберт. – Мы воры!