Читать книгу Сироты Каллидиуса - Ди Фой - Страница 8

Проснувшись в воскресенье, я долго лежала в кровати. Этот день не должен был отличаться от других, поэтому сначала мы валяли дурака во дворе, а потом собрались в комнате мальчиков и пересмотрели три части «Форсажа». Лина простудилась и лежала у себя в комнате, сообщив, что никуда не пойдёт. Все вели себя так, будто забыли о наших планах, и я решила не выделяться. Однако сразу после финальных титров Роберт выключил телевизор, вскочил на ноги и хлопнул в ладони.

– Ну что, товарищи воры, готовы к идеальному преступлению?

Лулу и Шрам, не сговариваясь, вытащили из-под кровати коробку и два чёрных рюкзака, а их предводитель тем временем рассказывал порядок действий.

– Итак, валим из школы через чёрный ход, там напротив него в заборе не хватает двух прутьев, можно пролезть. До места дойдём пешком, это недалеко. Район не криминальный, так что сигнализации у них только на открывании парадной и задней дверей.

– Откуда ты знаешь про сигнализации? – перебила я.

– Я был в доме, – ответил Роб, – когда помогал твоей маме с пакетами. Она вообще-то думает, что я живу по соседству…

– О боже, нас вычислят, – я бессильно уронила лицо в ладони.

– Не вычислят, если ты не нарисуешь автопортрет во всю стену в их спальне и не подпишешь: «здесь была Мария Кроуфорд», – парень поджал губы и снисходительно глянул на меня. Он был очень воодушевлён предстоящими событиями. – Так вот, я пару раз заходил в гости, отпрашивался в туалет и осматривался. Мы с Ромео уже погуглили эту систему безопасности, он знает, как её отключить.

– Айвен?! – воскликнула я, переведя взгляд на брата.

– Да-да, твой хмурый парень ломался, как девчонка, но всё-таки согласился идти с нами.

– Почему ты не сказал мне? – спросила я, проигнорировав саркастичные речи Роберта.

– Я до последнего сомневался, – ответил брат. – Но всё же понял, что не могу тебя оставить. Ты из меня верёвки вьёшь, Кроуфорд.

Вымучено улыбнувшись, я присела рядом и притянула Айва к себе. Его объятья всегда успокаивали, дарили ощущение безопасности.

– Ну всё, хватит! – нарочито расслабленно сказал Роберт. – Если не хотите повторять план, тогда пойдёмте, чего время терять?

Кэт принесла верхнюю одежду, а я не могла пошевелиться, лишь пальцы нервно теребили кулон, пока цепочка не скатилась с шеи.

– Давай помогу, – предложил Шрам, заметив мои безуспешные попытки справиться с застёжкой.

Мы выбрались с территории приюта без приключений. Ночь была подозрительно спокойной и холодной – обычно в это время года в Англии было намного теплее. Никто не разговаривал. Все молча следовали за лидером, несущем рюкзак на одном плече. Айвен покусывал губы – нервничал. Лу беззаботно шагала рядом с ним, а Шрам с непроницаемым лицом шёл слева от меня. Кэтрин плелась позади, бурча о том, что до сих пор считает дикостью наше левостороннее движение.

– Ты очень похожа на маму, – Роб обернулся. – Из-за раскатистой «р»? Или, может, дело в этом берете. У неё есть такой же.

Тот белый берет я носила третий год. Мисс Харт подарила мне его на двенадцатый день рождения.

Мы остановились перед небольшим коттеджем из серо-коричневого кирпича, не выделяющимся среди ряда таких же. Перед домом был небольшой цветочный сад и несколько невысоких деревьев, садовые фигурки животных и гномов.

Этот дом мог бы быть моим.

Перемахнув через невысокую изгородь, Роб открыл нам калитку и направился к двери. Моё сердце было готово проломить грудную клетку, только чтобы сбежать оттуда. Я предпочла подождать на улице. Не потому, что боялась смотреть, как взламывается дверь и сигнализация (хотя это тоже). Я просто не могла заставить себя перешагнуть через порог. Шрам жестом подозвал меня. Проглотив тошнотворный комок, подкативший к горлу, я набрала в лёгкие побольше воздуха и вошла.

– Айвен, караулишь чёрный ход. Шрам, ты здесь. Я на улице. Девочки идут обшаривать комнаты. У вас двадцать минут. Лулу, за её психическое здоровье отвечаешь головой, – распорядился Роберт.

– Конечно, Роб, – кивнула она.

Стоя в прихожей, я огляделась. Напротив двери лестница. Справа просторная гостиная с диваном и несколькими креслами вокруг стеклянного столика, уставленного вазами с цветами. Камин, телевизор над ним, в углу – гитара и синтезатор. Слева небольшая кухня. Цветовая гамма едва улавливалась в темноте, но всё казалось нежно-лиловым или голубым. Кругом цветы и картины, в основном пейзажи.

– Что, если они не хранят деньги в доме? – шёпотом спросила я, поднимаясь на второй этаж.

– Возьмём мелкую технику, украшения. У меня есть знакомый, через которого можно продать. Не спрашивай, – ответила Лу, поймав мой испуганный взгляд.

– Расслабься, Мимс, все сироты воруют, помнишь? – в который раз повторила Кэтрин.

Наверху был коридор с четырьмя дверьми. Открыв первую, мы сразу же попали в спальню. Задвинули шторы и достали фонарики из рюкзака, висевшего за моей спиной.

Я открыла дверь, за которой оказалась гардеробная. Минуты две я с болезненным, ноющим ощущением в груди разглядывала мамины платья и туфли, пока не вспомнила цель своего визита. Обшарив все полочки, я полезла в карманы пиджаков, явно принадлежащих папе. В одном из внутренних отделов нашёлся толстый свёрток.

– Офигеть, – невольно присвистнула я, доставая деньги из пакета.

Девочки подбежали ко мне, и на их лицах я прочитала те же мысли, которые пронеслись у меня в голове.

– Твои родители богаты.

– Почему бы не открыть счёт в банке? Это безопаснее.

– Сколько ты возьмёшь?

Трясущимися руками я отсчитала чуть меньше половины пачки, решив, что этого вполне хватит до окончания школы, и запихнула деньги в рюкзак.

Мы убрали за собой, вернув всё на свои места. Хозяева ни за что не поняли бы, что в их спальне был кто-то чужой, если бы я не оглядела комнату ещё раз перед выходом.

– Мия, – позвала Лулу, – Мия, пойдём.

Но я не слышала подругу. Мой взгляд упал на фотографию в стеклянной рамке, стоявшую на прикроватной тумбочке. Со снимка мне улыбались родители – мама с длинными тёмными косами, светловолосый отец. А между ними – маленькая девочка в нежно-голубом платье под цвет бантиков, украшающих блондинистые хвостики. На заднем плане фонтан в Риджентс-парке, где мы с ребятами были в день моего рождения. В левом углу витиеватым подчерком было написано: «Десятилетие малышки Бонни Кроуфорд! С праздником, счастливая семья!»

Тщательно подавляемые чувства вырвались на свободу, и я больше не могла контролировать себя. Я понимала, что нельзя делать этого, но моё тело будто не принадлежало мне в следующие минуты. Рамка полетела на пол, осколок воткнулся в мой ботинок. За рамкой последовала настольная лампа и шкатулки с украшениями, хранившиеся на комоде. Кэт и Лу шёпотом пытались кричать на меня, оттащить, но я не видела ничего перед собой – обзор закрывали волосы и пелена из слёз.

Оттолкнув подруг, я влетела в другую комнату. Детская. Комната, которая могла быть моей. Должна была быть моей. Обои с цветами, мягкий ковёр и кровать с балдахином, семейные фотографии в рамочках. Иногда я представляла себе комнату мечты, её бы сделали для меня родители, если бы я жила в семье. И это была та самая мечта, исполнившаяся у другой девочки. Бонни. Как они посмели назвать её так?!

Злость резко отошла на второй план, забрав с собой все силы. Всё, что я могла сделать, – убежать. Я бежала по лестнице, так громко стуча обувью по ступенькам, что мальчики слетелись у выхода.

– Ну что? Я же говорил, это не страшно, – улыбнулся Роб.

Я пронеслась мимо него. Ноги несли меня дальше и дальше от этого места. В половине квартала от приюта, колени подогнулись и столкнулись с травой. Всё повторялось, как в тот раз после похода в кабинет директора. Возможно, это произошло слишком рано, я не успела подготовиться. Узнавать правду было так же мучительно, как глотать песок. Горло жгло от яростно вдыхаемого холодного воздуха.

Я чувствовала боль, но не понимала откуда она исходит. Как будто что-то внутри, что мешает жить, большой лопнувший шар сожалений и ненависти к людям, так поступившим со мной. Хотелось вырвать его из себя, каждое движение отнимало слишком много сил. Снова ощущения, колющие изнутри, заставляющие содрогаться снаружи. Казалось, можно избавиться от этого, если кричать, отпускать всю боль со слезами, но чем больше я плакала, тем труднее было справляться. Я задыхалась от бега и от обиды одновременно. Я не знала, что травмировало меня больше.

– Хэй, ты всегда убегаешь после того, как сделаешь что-то, противоречащее твоим моральным устоям? Тоже мне, Дева Мария нашлась! Нам что, за тобой по всему Лондону гоняться? – орал Роберт. – Если ты с нами, то ты с нами, и веди себя по-человечески!

– Прекрати! – прикрикнул Шрам, отчего все звуки стихли. Наверное потому, что Шрам никогда не кричал на друга. – Мия, ты в порядке?

Медленно поднявшись и уронив рюкзак на землю, я повернулась к нему лицом. Вряд ли это был мой лучший вид – растрёпанные волосы, заплаканное лицо и грязные от приземления руки. Но мне было всё равно, какой они видят меня. Они не знали, ничего не знали.

– В порядке? – переспросила я. – Да, я в порядке. Я только что ограбила родителей, которых никогда вживую не видела. Ты знаешь, что они отдали меня в приют в тот день, когда мне исполнилось четыре месяца? Конечно, да, ты знаешь, – я вытерла слёзы тыльной стороной ладони. Взгляд блуждал по газону и домам позади ребят. – А ты знаешь, что они сделали ещё через пять лет? Завели второго ребёнка. У них есть дочь. Вот так. Одна им не понравилась, они завели другую, подумаешь, большое дело!

Все молчали. Я втянула носом воздух.

– У них есть дочь, – спокойно повторила для себя. – Ей десять лет. Может и больше, если фотка старая. Они назвали её Бонни! – я сорвалась на крик, внезапно встретившись взглядами с Робертом. – Они назвали её моим вторым именем!

Айвен прижал меня к себе. Не помню, как мы дошли до приюта и как я оказалась в своей постели. Мне не следовало знать это всё. Нет, я не должна была. Я всегда плыла по течению, и стоило хоть что-то сделать самой, как это вывело меня из душевного равновесия. Я не была готова. Разве можно подготовиться к этому? В тайне я всегда мечтала быть желанным ребёнком. Заходя в их дом, я надеялась найти хоть какое-то упоминание о себе, знак того, что они сожалеют. Но нашла лишь доказательства своей никчёмности. Родные родители отказались от меня. Кто мог нуждаться во мне больше?

Вопросы не укладывались в моей голове. Они всё прибавлялись и прибавлялись, пока я не уснула беспокойным, полным тягучих, неприятных картинок сном.

***

Весь следующий день слился в одну бесконечную тягомотину. Ни у кого не было ни сил, ни желания разговаривать, так что ели мы молча, на переменах не выходили из классов. Мистер Фишер отменил практику, вместо которой целый час рассказывал, чего ждёт от наших проектов, о которых я совершенно забыла на фоне последних событий. Хотя, в Каллидиусе многие не сильно заморачивали себя учёбой.

– Твоё выражение лица вгоняет меня в тоску, – заявил Роберт за завтраком во вторник.

– Не нравится – не смотри, – резко ответила я.

– Твоё лицо? Не нравится? Это что-то из области фантастики, Кроуфорд!

– Роберт называет меня по фамилии? Это что-то новенькое, Клайд.

Жизнь медленно возвращалась на круги своя.

Выходя из столовой, мы встретили улыбающуюся Жаклин Картер, двадцатишестилетнюю дочь директора и штатного врача Каллидиуса. Она была очень похожа на мать: те же рыжие волосы, только без седины, те же большие карие глаза, слишком маленький нос для столь вытянутого лица и тонкие губы. За всё время пребывания там я виделась с Жаклин лишь раз, когда она заходила на урок химии, чтобы передать мистеру Фишеру какой-то конверт.

Ребята смотрели на неё настороженно. Они говорили, что мисс Картер обычно появляется тогда, когда нужно вынести наказание за что-либо. Все мои органы успели сжаться от внезапной мысли: «она знает, что мы сделали», но я попыталась успокоить себя тем, что, в общем-то, никто не мог узнать. Однако золотая четвёрка, несмотря на умение сохранять спокойствие в любых ситуациях, всё же напряглась. Или мне просто показалось, и всему виной подступающая паранойя? Вообще-то, Лина, Лулу, Шрам и Роберт удивляли меня каждый день, но к этому сложно привыкнуть.

– Добрый день, – приветливо поздоровалась Жаклин. – Скажите, вы не станете переживать, если придётся пропустить занятия сегодня?

Кэт, стоявшая позади меня, тихонько прыснула. Шрам и Роб переглянулись и обменялись ухмылками. Кто в своём уме станет переживать из-за пропущенных уроков? Уверена, все так подумали, но промолчали.

– Хочу сообщить, это для вашего же блага, – продолжала она. – По приюту ходит какой-то вирус, за последнюю неделю ко мне обратилось девять ребят.

– Я не помню, чтобы кому-то было плохо, – сказала Лу.

– Может, не обратила внимание? – Жаклин отвела взгляд в сторону, откинув за спину рыжий локон, и почесала шею.

– Я всегда обращаю внимание, если кто-то болеет, – настаивала девочка.

Это было правдой, Лулу была весьма сердобольной и никогда бы не упустила из вида знакомого, у которого проблемы со здоровьем. Она скорее сама слегла бы в медблоке, чем оставила больного без своего общества и поддержки.

– В любом случае, мы хотим проверить всех, – врач посмотрела на нас поочерёдно, пропустив Лу. – Нужно сдать анализы. На всякий случай.

– Сейчас? – Роб приподнял левую бровь.

– Чем быстрее, тем лучше, – с улыбкой ответила Жаклин. – Вы сегодня ничего не ели, я видела.

Я не понимала, почему так дёргаются ребята. Я не понимала, почему резко побледнел Шрам и почему Лу так не хотела идти в медицинский блок. А ещё я видела, что Кэт и Айвен также ничего не понимают. Я решила быть подозрительной, как все. Просто на всякий случай.

И была права. В тот момент, когда я, превозмогая неприятное чувство, возникающее при виде собственной крови, затекающей в шприц, повернула голову в сторону Жаклин, врач доставала третью пробирку.

– Вы собираетесь делать биохимию? – поинтересовалась я.

– Да, – не оборачиваясь, ответила она. – Плюс общий анализ и ещё парочку специфических.

– Не многовато? – я стала замечать за собой привычку Роба поднимать бровь, задавая вопросы.

– Хотим убедиться, что с вами всё в порядке.

Иголка благополучно покинула мою вену, и я согнула руку в локте, после чего получила кусочек шоколада и две стерильные баночки.

– Занесёшь завтра утром. Позови следующего.

Я вышла из кабинета с чувством невероятного отвращения. Мне совсем не нравилось происходившее. Я спинным мозгом чувствовала, что что-то не так. И надеялась, что этот самый мозг Жаклин не станет брать на анализы.

– Серьёзно?! – воскликнула я, пропуская в помещение Лину и оставаясь наедине с друзьями.

– Это было бы более унизительно, если бы мы видели лица друг друга в этот прекрасный момент получения этих священных сосудов, – лениво протянул Роберт.

– И что теперь, «спасибо» сказать?!

Медицинский блок представлял собой длинный коридор с кучей дверей. Даже странно, что всё это великолепие полностью принадлежало Жаклин. Мы сидели в коридоре рядом с кабинетом приёма крови вшестером. После Лины должен был идти Шрам, он откладывал до последнего. Парень мёртвым взглядом смотрел в пол, его кожа почти сливалась с белыми стенами, кулаки были крепко сжаты. Это не выглядело так, будто он боится иголок. Скорее походило на борьбу с воспоминаниями.

– Ты в порядке, бро? – Роб положил руку на плечо друга. Шрам тяжело дышал, расстегнул верхние пуговицы на рубашке и вдруг вскочил со стула, хватаясь за голову руками.

– Я не могу туда пойти, – задыхаясь, произнёс он. – Не снова.

Что-то болезненно сжалось в груди, когда я проводила взглядом стремительно удаляющегося друга. С ним творилось нечто непонятное мне. Роберт сорвался было побежать за Шрамом, но сел обратно. Лулу скрестила руки на груди и печально глядела в даль пустого коридора. Не снова… Эти слова прочно засели в голове, не желая проходить мимо.

– Роб? – осторожно позвала я, нарушив неловкую тишину. – Почему «не снова»? Что происходит?

– Кое-что произошло в прошлом году… – начала Лулу.

– Это лишняя для тебя информация, принцесса, не забивай свой слишком умный мозг, – перебил Роберт.

– Что значит «лишняя»? – я была крайне возмущена таким ответом. – Он и мой друг тоже!

– Ты здесь без году неделя, Кроуфорд! Если Шрам посчитает нужным, он сам тебе расскажет, – он поднялся со стула и всё-таки последовал за другом.

Только я подумала, что всё вернулось на круги своя, как появились новые секреты. Что творилось у Роба в голове, знал только Роб, да и то не факт. Перемены его настроения были сравнимы с турбулентностью – происходили часто, и никто не мог толком их объяснить.

Мы шли по коридору в направлении классов, когда тревога за Шрама усилилась. Бледный, с отстранённым выражением лица он, как призрак, тихо шёл позади всех. Дурацкой привычкой было хвататься за кулон каждый раз, когда волнение накрывало с головой, но избавиться от неё я не могла. Пальцы автоматически потянулись к шее и…

– Вот чёрт! – я буквально почувствовала, как бледнею, сердце пропускает удар, и глаза в страхе расширяются.

– Что такое? – все обернулись, не понимая, что случилось.

– Часы, – сиплым шёпотом произнесла я. – Кулон, его нет.

– И? – равнодушно усмехнулся Роб. – Оставила в комнате, ничего особенного.

– Нет, – возразила я. – Его… давно нет.

В памяти, как назло, начали всплывать неутешительные картинки. Два вечера подряд я не снимала цепочку перед тем, как пойти в душ, но её не было со мной. Расшатанная застёжка прямо перед тем, как пойти в город…

– Ты не потеряла побрякушку в доме, правда, Кроуфорд? – настороженно поинтересовался Роберт. – Ты не оставила улику на месте преступления? Скажи мне, что ты этого не сделала.

Ответом ему служило молчание. Я точно помнила, как уходила с кулоном на шее. И как не видела его по возвращении. С трудом сглотнув комок, подкативший к горлу, и сделав глубокий вдох в попытке успокоить взбесившееся сердце, я попыталась сказать хоть что-нибудь, но слова не шли на ум.

– Дура, – изрёк Роберт.

Мозг напрочь отказывался соображать. Как провинившийся ребёнок, я уставилась в пол и больше не подняла взгляд на Роберта, который, казалось, потерял весь свой самоконтроль.

– Пошли, – он грубо схватил меня за руку и потащил в сторону чулана.

– Куда? – перепуганная внезапной сменой его настроения, я едва плелась следом.

– Ты предлагаешь мне орать на тебя посреди коридора, на радость изумлённой публике?

Все вместе мы набились в крохотное помещение, в котором злой до чёртиков секс-символ Каллидиуса ещё умудрялся ходить взад-вперёд.

– Может, он на улице где-нибудь потерялся? – предположила Кэт.

– Это разум у кого-то потерялся! Бесследно пропал и не вернулся! – кричал Роб. – Скажи мне, Кроуфорд, какой разумный человек вообще обвешивается всякой… всячиной, когда идёт на подобное? – он подошёл так близко, что я почувствовала прерывистое дыхание на своей коже. Впрочем, через пару секунд мельтешение возобновилось.

Шрам стоял в самом углу и недоверчиво поглядывал на остальных, девочки выглядели виноватыми, а Айвен, похоже, метался от сочувственного состояния к укоризненному. Я чувствовала себя ужасно неправильно, стоя перед импровизированным судом присяжных, отчитываемая возомнившим о себе невесть что семнадцатилетним психом. Но, всё же, моя вина была очевидна. В голове билась одна мысль, которая не хотела уходить, пока её не подумают.

Что же теперь будет? Ведь если моё украшение действительно в доме, его найдут и нас легко смогут вычислить. Я подставила всех своих друзей. Роберт был прав, говоря, что надо было оставить всё лишнее в комнате. Чем я думала? Надеялась, что тот кулон, оставленный мне родителями, сблизит меня с ними? Хотела чувствовать себя причастной? Как будто жалкий кусок металла может в этом помочь…

– Да откуда я могла знать, что всё так получится? – закричала я в ответ. – Я вообще всегда его ношу! Прости, что я не такая предусмотрительная, как ты!

– Ты серьёзно? Из-за того, что кто-то не думает своей головой, мы все можем оказаться за решёткой, Мария!

– Если нас найдут, вам не обязательно признаваться! Я скажу, что сделала всё сама, не беспокойся за свою задницу, Роберт!

– Ага, идиотка, которой не хватило мозгов даже уследить за своими вещами, провернула всё это одна! Так тебе и поверили!

– Ну всё! Хватит! – встряла Лулу. – Остыньте! Оба! Давайте лучше обсудим, что теперь делать. Сомневаюсь, что, если мы будем орать на всю школу, проблема рассосётся.

– Грызётесь, как будто лет десять женаты, – отметила Кэт.

На минуту всё смолкло. Роберт сел у стены рядом со Шрамом и схватился за голову. Лу, как всегда, была права, нам нужно было остыть. Я знала, что из-за меня все вляпались, но просто не могла позволить Робу ставить себя выше остальных. Хотя, возможно, в этом я тоже была неправа.

– Слушаем и запоминаем, – тихо заговорил лидер, проведя рукой по волосам. – Мария, иди обшаривай свою комнату, вдруг мы панику раньше времени подняли. Для непросвещённых у тебя болит зуб. И если твоего проклятого кулона там нет, то после уроков я везу тебя в больницу, потому что ты боишься стоматологов.

– Я не боюсь стоматологов, – обессилено ответила я.

– Сегодня ты боишься стоматологов, – с нажимом заявил Роб и посмотрел на меня взглядом, не терпящим возражений. – Я зайду в гости к твоим père et mère¹, если они что-то нашли, то скажут мне, я думаю. В общем, на месте разберёмся, – парень потёр переносицу и поднялся на ноги. – Шрам, зайдёшь к Фишеру, скажешь, что её не будет сегодня?

Шрам кивнул и молча вышел из чулана. Все последовали за ним.

– Мими, – позвал Айвен.

– Не сейчас, ладно? – попросила я и поплелась «обшаривать» комнату.

***

Перевернув всё вверх дном, я нашла браслет, который Лу потеряла в сентябре, несколько спрятанных конфет и не выброшенных фантиков. Но моего украшения там не было. Роберт ещё раз высказал всё, что думает по этому поводу, отпросился с последнего урока и потащил меня в город.

Чтобы выйти за пределы приюта официально, нужно было оставить свою подпись и время отбытия-прибытия в журнале у охранника, сидящего на выходе. Для протокола он также спрашивал, куда сиротки направляются и с какой целью. Чтобы не сбежали, наверное.

– Молчи и улыбайся, – шепнул Роберт, когда мы подошли к будке охраны.

Мне ужасно не нравилось, когда мной командовали. И вдвойне ужасно было понимать, что, только послушавшись этого человека, я могла выбраться из болота своих собственных ошибок. В конце концов, в тот день Роберт проявил себя не как самовлюблённый командир, а как настоящий лидер, способный соображать в нестандартных ситуациях.

– У нас свидание, – улыбнулся Роберт, приобняв меня за плечи. – Но миссис Картер думает, что мы в больнице, ты понимаешь…

– Ну Клайд, – рассмеялся молодой парень в чёрной униформе, – ты в своём репертуаре.

– Па-а-атрик, – псевдо-укоризненно протянул мой спутник.

Все знали, что, кроме себя, Роберт Клайд любил только отношения на один раз. И всё равно встречался с Линой, которая всё ему позволяла. Но все девчонки за пределами моей комнаты, с которыми я уже успела пообщаться в Каллидиусе, пищали от одного упоминания его имени, и были готовы на всё, лишь бы Клайд пригласил их куда-нибудь, даже если это «куда-нибудь» – его комната. Никто не был против провести с ним пару дней, чтобы потом вспоминать об этом всю жизнь. И я отказывалась это понимать, потому что это, чёрт возьми, ненормально!

– А почему твоя дама на свидание в джинсах идёт? – спросил Патрик.

– Так в боулинг идём, – не растерялся Роб.

– Ну, идите-идите, – охранник снова заржал, окидывая нас многозначительными взглядами. – Друзья комнату освобождать не хотят на полчасика? Понимаю-понимаю…

– Чувак, ты отпустишь нас или нет? – Роберт прекратил смеяться, когда я незаметно для Патрика наступила на его новые белые кроссовки.

– Хорошо вам провести время! – весело откликнулся Патрик, подмигнув мне.

От этого идиотского разговора меня чуть не стошнило. Быть девушкой Роберта? Я была знакома с ним несколько месяцев, но успела тысячу раз убедиться, что это самая ужасная и неблагодарная идея.

Мы быстро шли по улице, затерявшись среди людей. День был пасмурный, и люди вокруг хмурились вместе с небом. Один только Роб улыбался своим мыслям, вальяжно шагая рядом со мной.

– Да сделай ты лицо попроще, Мия, на тебя уже не первый день смотреть больно! – он повернул голову и коснулся моего плеча.

– Несколько часов назад ты кричал и называл меня дурой, – напомнила я.

– Да это я перед ребятами! Ты же знаешь, как я тебя люблю, – Роберт усмехнулся и снова предпринял попытку прижать меня к себе.

Вспыхнув от злости, я скинула его руку со своего плеча и прошипела:

– Ты, Клайд, своей смертью точно не умрёшь.

– Это угроза? – парень заинтересованно изогнул левую бровь.

– Это факт.

Остаток пути мы провели в тишине. Не считая шума машин у дороги, голосов прохожих и прочих звуков улицы, которыми в Лондоне можно наслаждаться часами. Вместо того, чтобы любоваться столицей, я размышляла о том, какой же Роберт придурок. Мне пришлось чувствовать себя ужасно неловко, пока он просто играл перед друзьями. То же чувство приходилось испытывать, пока он беседовал с охранником Патриком. И всё это из-за того, что я для него всего лишь новая цель, девушка, которую нужно заполучить. Но я, пожалуй, была готова вытерпеть это всё, чтобы Роб, наконец, понял – он не самый крутой парень в мире, и он не может получать всё, что хочет, просто потому что он Роберт Клайд.

Однако злость и негодование утихли, уступив место вполне обоснованному волнению, заставляющему всё внутри холодеть и забывать о дыхании, когда мы подошли к тому самому дому. Я впервые видела его при свете дня, поэтому подошла ближе и рассмотрела всё в деталях.

Взгляд приклеился к кулону, мирно висящему на ручке двери. В голове со скоростью света проносились самые разные мысли, но одна мелькала чаще остальных.

Они знают, что это я.

Не в первый раз за последний месяц меня охватила паника. Это состояние становилось почти привычным. Слишком резко всё в жизни изменилось. Казалось, совсем недавно я валялась под деревом в Кентербери, думая только о том, куда пойти учиться через три года, а теперь стояла на пороге дома своих родителей, гадая, какое наказание меня ждёт.

– Это он, Мия? Ну, забирай и пошли, – поторопил Роберт.

Вздрогнув, я вышла из оцепенения, потянулась за украшением и в следующую секунду была уже на улице рядом с Робом. Ветер обдувал лицо, которое горело от страха и стыда, небо затянулось серыми тучами в преддверии дождя. Сделав глубокий вдох, я собиралась идти обратно в приют с чистой совестью, ведь кулон у меня, а нет улик – нет доказательств. Роберт присел, чтобы завязать шнурок, который всё время не давал ему покоя, а когда поднялся, нас вдруг окликнули.

Резко обернувшись, я увидела женщину, не сводящую с меня глаз. Рядом стоял мужчина, державший жену за руку.

Мои родители.

Их лица казались знакомыми, но в тоже время совершенно чужими. К тому же, эти люди совсем не походили на тех, чьё фото я разбила. Женщина, моя мама, сменила косы на стрижку каре, а мужчина, мой отец, носил очки. Они приближались, в то время как моё тело разучилось двигаться.

– Мария? – шёпотом спросила мама. В её глазах стояли слёзы. – Мария, это ты? Господи, какая ты взрослая… Какая красивая…

Она говорила мягко, с придыханием и характерным французским раскатистым «эр», периодически проскакивающим и в моей речи, как отмечал Роберт. Я смотрела на неё и пыталась почувствовать что-то, хоть отдалённо напоминающее связь между родителем и ребёнком. Но кроме зарождающейся злости в моей душе ничего не ёкнуло, будто так и должно было быть.

– Пошли, – сказала я застывшему Роберту, развернувшись и потянув его за рукав куртки.

– Мария, подожди! – воскликнула Жизель.

Роб осторожно остановил меня и, шепнув: «Тебе нужно поговорить с ней», развернул лицом в сторону родителей. Я хотела накричать на него, вырваться и по привычке убежать, но понимала, хоть и не хотела признавать, что он прав. С той самой минуты, как я увидела слово «отказ» в своём личном деле, я думала о том, как посмотрю родителям в глаза и спрошу, чем я так не угодила им. Я хотела узнать правду и только поэтому осталась.

– У тебя, должно быть, много вопросов, – полувопросительно сказал Томас.

– Да, – ответила я, сжав кулаки, – у меня много вопросов. Что насчёт: «Почему вы отказались от меня»?

Пара переглянулась. Они явно не ожидали такого прыжка с места в карьер, но я не считала нужным разводить долгий разговор по душам.

– Это очень сложно, Мария, – всхлипнула Жизель. – Пойдём в дом, поговорим…

– У нас мало времени, – отрезала я. – Вы отвечаете или я ухожу.

– Нет, не уходи! – она тяжело втянула воздух. – Просто попытайся понять это, прошу…

Роб схватил меня за руку. Удивив саму себя, я не стала вырываться, а обхватила его ладонь в ответ. На этот раз я была готова услышать правду. Что может совершить четырёхмесячный ребёнок? Дело было явно не во мне и не в моих проступках. И всё, чего я хотела, – услышать правдоподобную причину.

– Мы были очень молоды! Последний год старшей школы, первая любовь, ты, должно быть, понимаешь, – она взглянула на меня, а затем на Роба. Ну вот опять.

– Все вокруг твердили, что оставить тебя – ошибка. Что это сломает нам жизнь. Родители твоей мамы выставили её из дома, когда узнали. Моя мама тоже не питала положительных эмоций. Она сняла нам квартиру и сказала учиться самостоятельности…

– У нас не было другого выхода, Мария! Я правда хотела оставить тебя, хотела быть тебе хорошей мамой! Но мы пытались и учиться, и работать, мы не могли себе позволить очень многое…

– Например, ребёнка, – добавила я.

– Мы хотели лучшего для тебя! Понимаю, ты не можешь представить, но жизнь с нами была бы для тебя большим испытанием, чем приют. Ты не знаешь, через что мы прошли, – сказал мой «папа».

Жизель уткнулась носом в грудь мужа, её плечи тряслись от рыданий. Роберт сильнее сжал мою влажную от волнения ладонь. Колени дрожали, и я боялась потерять контроль. Я не сразу поняла, что плачу вместе с мамой, как и то, что папа и Роб сохраняют внешнее спокойствие, являясь опорой для своих спутниц. Как бы я хотела, чтобы в тот момент со мной был Айвен! Он бы понял меня, как всегда понимал только он. Роб пытался поддержать меня, но это было не то. Я так хотела чувствовать родного человека рядом. Возможно, если бы брат обнимал меня, осознание того, что я совсем не чувствую близости с родителями, было бы не таким опустошающим.

Эта история была вполне обычной и разумной. Но я не понимала. Я хотела понять, но не могла! Неужели единственный выход – это отнести ребёнка в приют? Вот так просто? Так просто оставить малыша, которого ты любишь? Они могли сделать хоть что-нибудь ради меня! Что-то можно было придумать, правда ведь? Я бы попыталась простить свою мать, если бы она попыталась сделать хоть что-то, чтобы остаться со мной.

– Ты должна понять, Мария! Мы были молоды, напуганы, мы не знали, что делать… То, что я оставила тебя в тот день – самая ужасная ошибка, которую я совершила в своей жизни, но ты никогда не была бы счастлива с нами, в нищете! И когда Бог послал нам второго ребёнка, вторую дочь, я поняла, что это мой шанс искупить вину, вырастить эту девочку как первую. Умоляю, Мария, прости меня! Я понимаю, тебе тяжело, но…

– Простить тебя? – перебила я. – Искупить вину? Ты что, прикалываешься? – горький смех вырвался из горла. Смешавшись со слезами, он скорее походил на истерический. – Перед Богом что ли искупить? Нет, нет, вы вообще понимаете, что несёте? – замотала я головой. – Вы виноваты передо мной, а не перед ним! Вы счастливо живёте со своей дочерью, искупили все грехи, молодцы! А я? Вы подумали обо мне, как о человеке, а не как о своей ошибке? Как я жила всё это время? Мне нужны были родители, мне нужна была семья, а не ваши молитвы за свои души!

– Мы думали, тебя удочерили, – подал голос «папа», шокируя меня ещё больше.

– Но вы даже не попытались узнать! Не приехали, не позвонили, не искали меня. Как я должна поверить, что вы действительно сожалели? О господи, это всё какой-то бред! Роберт, пойдём, пока они не наговорили чего-то, что заставит меня ненавидеть их ещё больше.

– Мария! – снова воскликнула «мама». – Тебе нужны деньги? Возьми ещё! Многое изменилось с тех пор, мы встретили много хороших людей, которые помогали нам. Прошу, я сделаю всё что угодно для тебя! Я знаю, пятнадцать лет мы не были готовы вернуть тебя, посмотреть тебе в глаза и попросить прощения, но сейчас… Сейчас, если ты захочешь, ты можешь вернуться! Я правда очень хочу этого! Кулон у тебя в руках, это ведь моё обещание! Обещание, что когда-нибудь мы встретимся снова, – она говорила очень быстро, срывающимся голосом, практически в истерике. – Разве ты не хочешь познакомиться с сестрой? Мы ведь семья, Мария…

– Я вам не верю. И вы мне не семья, – стиснув зубы от злости, проговорила я. – Мои сёстры и братья ждут меня дома. В приюте. Когда-нибудь вы, может быть, поймёте, что то, что вы только что сказали, не облегчает вообще ничего, а я поняла лишь то, что не хочу вас знать.

Во мне бушевал ураган, по-другому не скажешь. Впервые в жизни я злилась так, что хотела ударить кого-нибудь, если бы он спросил «что случилось?» или «всё в порядке?». Роберт молчал: то ли понимал, что я не хочу говорить, то ли боялся.

С первого слова, с первого взгляда было понятно, что всё это фальшь. Всё это не укладывалось в голове. Столько всяких «зачем» и «почему» терзали мой мозг, заставляя его раздуваться и причинять невыносимую боль, будто череп лопается от избытка информации и вопросов, следующих за ней. Проще было считать, что родителей у меня вообще нет. Забыть об этом походе раз и навсегда.

Да, вопросов и недомолвок только прибавилось. Но знать ответы уже совершенно не хотелось. Я убедилась в самом главном – даже вернись они за мной год назад или два, мы никогда не были и никогда не стали бы семьёй. Всё остальное неважно. Я сирота. Так было всегда, сколько я помнила себя и Айвена. Мы брошенные дети. Все мы, живущие в приютах, которые не становятся нашими настоящими домами, но, тем не менее, оказываются родными местами, куда всегда можно вернуться.

В конце концов, если бы они любили меня, если бы нуждались во мне… Настоящие родители сделали бы всё, но не отдали дочь. И поверить в то, что они хотят вернуть меня спустя пятнадцать лет, ничего для этого не делая, было бы огромнейшей глупостью.

– Ладно, лучше сказать это сейчас, пока ты не начала зализывать раны, – произнёс Роберт во дворе Каллидиуса. – Это я ослабил застёжку на твоей цепочке.

– Что?.. – не поняла я.

– Только не злись, – Роб выставил руки в защитном жесте. – Когда я поговорил с твоей мамой, она… Она сказала мне про тебя.

– Что?.. – снова переспросила я, не в силах понять услышанное.

– То есть, я увидел Бонни и спросил, есть ли у неё ещё дети… Она ответила, что есть старшая дочь, с которой она очень плохо поступила. Я видел, как она раскаивается, Мия! Ей правда очень больно из-за этого! И я сказал, кто я.

– Что? – тупо повторила в третий раз.

– Я рассказал ей о тебе, показал фото… Если бы ты только видела, как она плакала, как расспрашивала всякие мелочи о тебе… Тогда я признался, зачем пришёл.

– Ты что, совсем долбанулся? – прошептала я, не веря, что этот идиот способен на такой идиотский поступок.

На миг я вообще перестала думать о родителях, которые бездарно играли роль раскаивающейся пары. Я не подумала даже о том, откуда у этого конспиратора моё фото. Все мысли обратились к осознанию того, что в родительском доме меня ждали. Специально положили деньги на видное место, а благодаря Роберту, который абсолютно точно знал, что я потеряю кулон из-за неадекватной реакции на ту фотографию, смогли увидеться и поговорить со мной. Они втроём всё спланировали, не посчитав нужным поставить меня в известность.

– Разве плохо, что ты узнала правду? – неуверенно спросил Роб.

– Ты хоть видел, что они даже не верят в свои слова?! Не то чтобы я эгоистка, Роберт, но то, что они сказали, по-моему, ни разу не прикольно! И зачем тогда вообще всё это «ограбление»? Мог бы просто привезти меня, сказать: «вот ваша дочь, поболтайте, дайте ей деньжат и разбежимся»!

– Мия… Знаю, за почти четыре месяца это не первый раз, когда я не всё тебе рассказал, но…

– Я устала от ваших вечных секретов! – крик вырвался сам собой. – Ты не посчитал важным рассказать, что со Шрамом! Наплевал на моё мнение, решив, что я должна поговорить с этими лицемерами! Вы говорите, что мы друзья, что мы одна команда, но на самом деле вы скрываете всё от меня, Айва и Кэт! Я не из тех, кто будет слепо тебе подчиняться просто потому, что ты – это ты!

Роберт крепко схватил меня за плечи и встряхнул, как пыльную куклу.

– Успокойся! Послушай меня!

– Нет! – я дёрнулась, попытавшись освободиться.

– Послушай, прошу, – Роб отпустил меня, встал напротив и пронзительно, как умел, посмотрел в глаза. – Мария, как бы ты этого ни отрицала сейчас, у тебя есть семья. Живые родители, раскаивающиеся, готовые принять тебя обратно. Если не жить с тобой, то хотя бы общаться. Ты даже не представляешь, как тебе повезло в сравнении с многими. Мария, у тебя есть возможность узнать, какие они. У меня такой возможности нет, – его голос дрогнул, но лишь на миг. Роберт никому не говорил, что стало с его родителями. – Прошу, подумай об этом.

Он быстрыми шагами пошёл к зданию Каллидиуса, оставив меня в растрёпанных чувствах и со слезами на глазах.