Читать книгу Мои дороги в поисках любви. И у мужчин бывает сердце - Дмитрий Теплов - Страница 4

17 мая

К этому шагу я приступил со свойственной мне обстоятельностью. Психологов было четверо, вернее, два психолога и два коуча. Мне хотелось женского взгляда на ситуацию, поэтому были привлечены все знакомые мне женщины-психологи. С кем-то была пара консультаций. С кем-то началась серьезная и длительная работа.

Не могу сказать, что я сразу получил ответы на свои вопросы. Всех четверых озадачила ситуация сохранения статус-кво при почти полном отсутствии реакции на мои попытки сближения. Мотивы и поведение моей, без пяти минут бывшей, жены никак не вписывались даже в женскую логику моих консультантов. Мы встали на зыбкий путь проб и ошибок, проложенный по твердыне науки психологии.

Состоял этот путь в тестировании различных сценариев моего поведения в расчете на то, что какой-нибудь из них даст реакцию. Параллельно мы исследовали мои личные внутренние барьеры и потребности в отношениях.

Я возвращался в далекое прошлое, когда наши отношения только начинались, видел свои и наши общие ошибки. Мы многого не проговаривали и многое боялись обсуждать. Боялись ранить друг друга. Я вдруг увидел, как все эти недоговоренности заледенели в огромный айсберг, верхушку которого я принимал за наши отношения. В целом мирные и стабильные. Но под водой в это время колыхалась гигантская глыба нерешенных и замалчиваемых проблем. Я не знал, как к ней подступиться. И не чувствовал в себе сил ее растопить.

3 июня

Сеансы продолжались еще три месяца. Были беседы, тесты и домашние задания. Психолог не врач. Он не выдает рецептов, как действовать в тех или иных ситуациях. Его задача – вывести тебя на правильные вопросы. Задать себе правильный вопрос – это уже полдела. Уже на одно это нужны сила и смелость. Еще полдела – на эти вопросы честно ответить. Иногда люди прекращают работу с психологом именно потому, что не нашли в себе таких сил и такой смелости. Наш мозг виртуозно находит объяснения и отговорки, в которые мы с малодушным облегчением верим.

Передо мной вставали неприятные, неудобные, очень болезненные для моего самолюбия вопросы. И приходилось признавать у себя и отсутствие взрослых мужских поступков, и неумение принимать самостоятельные решения, и колоссальное количество внутренних страхов. Несмотря на возраст, бесспорные достижения и жизненный опыт, временами я чувствовал себя таким жалким, что хотелось провалиться сквозь землю. Так, чтобы меня такого больше никто не видел и не слышал.

Но раз уж я ввязался в эту историю, надо было идти до конца и давиться чашей собственного несовершенства. У меня была цель, ради которой необходимо было пройти через это мучительное знакомство с самим собой. Ни секунды не жалею об этом. Попытка увидеть себя не в обычном ореоле самовлюбленности: умным, талантливым, разносторонним и так далее, а вот таким жалким, ничтожным и несимпатичным типом была очень важной. И принятие себя таким тоже пошло мне на пользу. Оглядываясь сегодня назад, на те сеансы и те крайне негативные ощущения от себя самого, я понимаю, что тогда совершил шаг к любви. Совсем крохотный. Но шаг.

11 июня

Я стал читать книги по психологии отношений, узнавать о моделях поведения, которые формируются у партнеров в ходе семейной жизни и в какой-то момент становятся барьерами, разрушающими взаимопонимание.

Помню, в одной из книг рассказывалось о теории «негативного танца», который партнеры быстро и легко осваивают чуть ли не с самого начала отношений и потом «танцуют» всю жизнь. Смысл его в том, что один из супругов критикует и нападает, а второй защищается или отдаляется. Было неприятно открыть для себя, что мы кружились в этом танце почти все двадцать лет. Я вспомнил, как практически во всех конфликтах закрывался от жены и уходил в свою «пещеру».

Образ пещеры был уже из другой книги, «Мужчины с Марса, Женщины с Венеры» американского философа и психолога Джона Грэя3. Он очень точно описывал мое состояние при даже самых мелких неурядицах. Это была именно пещера, глубокая и хорошо оборудованная – библиотекой, мощным компьютером, музыкальной студией, стойкой с гантелями, набором для китайской каллиграфии и многим чем еще. Я мог провести несколько выходных подряд за записью новой песни, монтажом фильма или за изучением нового иностранного языка. У меня всегда находились интересные занятия, которым я умел и любил отдаваться всей душой.

Я понял, что мои многочисленные хобби были той самой пещерой, в которой я укрывался от конфликтов. Укрывался надолго, порой на пару месяцев. Она пыталась вытащить меня оттуда или стать частью моих увлечений. Но я не пускал ее. И сам не спешил выходить. Теперь мне стало ясно, почему мои интересы, которыми она поначалу восхищалась, со временем стали раздражать ее сильнее и сильнее. Я вспомнил, что в последние годы очень нехотя делился с ней своим творчеством. Потому что уже не встречал с ее стороны не то что восторгов, но даже минимального понимания. Только критику.

Уходил я в свою «пещеру» не из злого умысла. Сегодняшнему мне понятно, что так я хотел избежать конфликта. Не желая обижать ее и не умея тактично рассказать о том, что со мной происходит и что я на самом деле чувствую. Я считал, что делиться с ней своими негативными эмоциями – это признак слабости и потому недостойно мужчины. Вместо того чтобы набраться смелости и раскрыться, я загонял свое недовольство «в глупь себя»{{ ™}} и забирался туда, откуда меня почти невозможно было выкурить.

Это оказалось порочной дипломатией. Взаимное недовольство неумолимо накапливалось. С той лишь разницей, что свое я скрывал, а она раз за разом теряла надежду быть услышанной. И сейчас я платил непомерную цену и за развитие своего кругозора, и за бесчисленные виды спорта, искусства и досуга, которыми я постоянно занимался, и ни одним не смог толком овладеть. Оставалось только удрученно спрашивать себя: «А надо ли было?» Зато теперь я понимал, что она имела в виду, говоря, что я занят только собой. К сожалению, она была права.

19 июня

Много интересных открытий я сделал, прочитав «Пять языков любви» Гэри Чепмена4. Открытия были и радостными, и грустными. Радость была в том, что мы любили друг друга и искренне хотели, чтобы другому было хорошо. И говорили друг с другом тоже на языке любви. Грустно, что это были разные языки.

За долгие двадцать лет мы не смогли выучить языков друг друга. Я придумывал и говорил ей много хороших слов, но это были <<не те>> слова. Она говорила, чего бы ей хотелось от меня услышать. Но почему-то именно эти слова не поворачивался произнести мой хорошо подвешенный язык

Это работало и в обратную сторону. Я тоже нечасто слышал от нее слова, которые мне были очень нужны. Особенно в те моменты, когда они были мне нужнее всего. Я считал, что признаваться в том, чего мне не хватало – внимания и одобрения, – недостойно и стыдно. Нужно уметь справляться самому и ни о чем не просить. Мне казалось, что любящее сердце само догадается.

Теперь я понимал, что это тоже было порочной практикой. Ведь никто не телепат. Как ни люби, обо всем все равно не догадаться. Надо больше разговаривать друг с другом. Больше доверять. Но меня никто этому не учил. Точнее так: в тех немногих случаях, когда я открывался кому-то, это работало против меня. В прошлом моя искренность приносила только разочарования. И я приучил себя не открываться. И ей тоже не открывался до конца. Поэтому она и не знала, чего я по-настоящему хочу. Кого теперь винить?

27 июня

Был еще один аспект, который я осознал, но слишком поздно взялся за его развитие. Это эмоциональный интеллект. Об этом я прочитал у Джона Готтмана в «7 принципах счастливого брака или Эмоциональный интеллект в любви»5. Он писал, что в 85% браков эмоциональную стену возводят именно мужчины. И это связано с историческим развитием гендерных ролей. Мужчины при наступлении стресса гораздо дольше остаются в состоянии нервного возбуждения, поэтому они так стремятся избегать конфликтов в браке.

Избегание конфликта любой ценой приводило к формированию этой самой эмоциональной стены. Будучи способным к восприятию тонких движений и склонным к глубокой рефлексии, я совершенно не умел, да и не хотел учиться как-то выражать свои чувства. Мне казалось, что мужчине не пристало проявлять бурные эмоции, даже если есть на то основания. Я не понимал, что времена изменились.

Потом, узнав о существовании, помимо традиционного интеллекта, модного теперь интеллекта эмоционального, я бросился читать книги на эту тему и даже записался на мастер-классы. Я понял, что этот вид интеллекта у меня тоже есть, что я могу развить его и даже несколько в этом преуспел. Но большую часть времени, прожитого в браке, я демонстрировал крайнюю бедность эмоций, в то время как жена в них очень нуждалась.

Неприятным открытием для меня стали тесты из того же Готтмана на знание «карты внутреннего мира» и «карты любви» своего партнера. Я прошел их крайне скверно, не ответив даже на половину вопросов. Было очевидно, что я плохо знал мир женщины, которую любил. Это полностью подтверждалось практикой. Если бы я знал его (или удосужился бы им хоть раз поинтересоваться), может, и не пришлось бы сейчас проходить эти тесты. Кризис случился не год назад. Намного раньше. Я откровенно проморгал его.

Во всех этих замечательных книгах по психологии содержалось и много полезных советов о том, как вернуть в отношения прежнюю любовь и нежность. Были даже задания на каждый день. Например, не говорить партнеру ни одного дурного слова, совершить хотя бы один неожиданный жест проявления любви, спросить, чем ее порадовать.

Советы были очевидны, и многие из них я уже испробовал. Но безрезультатно. Думаю, дело не в том, что советы оказались плохи. Скорее, я просто упустил момент, когда они могли сработать. И я жалел, что не прочитал этих книг раньше. И понимал, что жалею совершенно напрасно. Раз не прочитал тогда, значит, мне не было это нужно. Теперь было поздно. Дорого яичко к Христову дню.

3 июля

Я пересмотрел массу художественных фильмов, посвященных кризису в отношениях. Вездесущий и всезнающий интернет быстро подсунул мне подборку какого-то христианского канала в социальных сетях. Фильмы были в основном американские, романтические и добрые. Америка ведь очень разная, и в ней есть место традиционным ценностям, проявляющимся с особой силой в культуре кантри, которую я очень люблю. Именно за правильную и немного суровую традиционность.

В этих фильмах один из супругов, чаще мужчина, фермер, пожарный или военный, брал на себя бремя возвращения утраченной любви. Он проходил длинный и непростой путь, начинавшийся с полного непонимания и неприятия. Но настойчивость героя, его терпение, внимание и такт растапливали лед отчуждения, и в конце концов чудесным образом все его усилия вознаграждались. В таких фильмах всегда был счастливый конец. Любовь возвращалась.

Мне нравились эти сильные и любящие мужчины с традиционными ценностями. Мне хотелось походить на них. Нравилось мечтать о том, что хорошо бы вот таким образом вернуть и нашу потерянную любовь. Огорчало одно. Мечты были крайне непродуктивны. Добрая половина методов из этих фильмов была уже испробована. Оставшиеся применять было поздно. И все же я любил их смотреть. И иногда посылать ей ссылки на них. Я надеялся, что она увидит и поймет, о чем я мечтаю. Сейчас я уверен, что она даже не открывала эти ссылки.

Посылал я ей и книги по психологии, которые читал сам. Мне хотелось поделиться своими запоздалыми открытиями о том, чего я не сделал в наших отношениях и что теперь хотел бы восполнить. Хотелось, чтобы она поняла, что я уже проделал и продолжаю серьезную работу над ошибками. Что мне хочется эти ошибки исправить. Немедленно. И я предлагал ей прямо сейчас воплотить какие-то из обретенных мною ноу-хау в нашей нынешней жизни.

Иногда она коротко отвечала, что получила и будет осваивать информацию. Но чаще не отвечала. Мне потребовалось время, чтобы понять, что я напрасно стараюсь, что ей это все неинтересно и нет никакого желания что-то налаживать и возвращать.

10 июля

Я хорошо помню одно из практических упражнений в кабинете психолога. Нужно было сформировать две зоны. Эти зоны были отмечены разложенными на полу листами А4 с надписями «В семье» и «В разводе». Задачей было встать в каждую из зон и представить свои возможные ощущения в ней через три года.

Это упражнение я делал дважды. Первый раз в мае, в самом начале нашей работы, второй – в июле. Сначала я наотрез отказывался вставать в зону развода. То есть я, конечно, вставал в нее, потому что таково было задание. Но быстро выходил. Я не мог себя в ней представить. А через два месяца я не только смог спокойно встать в нее, но и провел в ней какое-то время. По мнению психолога, я провел в зоне развода даже больше времени, чем в зоне семьи. Я не фиксировал время, проведенное в каждой из зон. Но факт был налицо: я допустил мысль о разводе в свою жизнь.

Мысль эта меня совсем не радовала. Я был вынужден допустить ее под давлением двух обстоятельств, которые больше никак не получалось игнорировать. Во-первых, я уже почти не видел плюсов сохранения такой семьи. Дети были достаточно взрослыми и видели наши деградирующие отношения своими глазами. Заботиться о детях можно и в разведенном состоянии. Во-вторых, я не видел никаких признаков того, что сохранение семьи в том виде, как я ее понимал, нужно кому-то, кроме меня. Ей, возможно, хотелось сохранить видимость семьи. Мне же нужна была видимость. Я хотел настоящую семью. Вот только бороться за нее в одиночку у меня больше не было сил. Да и желания тоже почти не осталось.