Читать книгу Мои дороги в поисках любви. И у мужчин бывает сердце - Дмитрий Теплов - Страница 8

7 июня

Конечно, мое положение не было совсем безысходным. Как будет видно в дальнейшем, несмотря, на потерю семьи, любимой женщины и отсутствие удовлетворенности от работы, я не остался в полном одиночестве. И все же ощущение катастрофической пустоты в первые дни после переезда я помню хорошо. И эту внезапную пустоту надо было чем-то заполнять.

Первой пришла мне на помощь музыка. Когда на меня в очередной раз накатывала тоска, я брал в руки гитару и играл. Я даже купил специальную стойку для нее и поставил напротив кровати так, чтобы она всегда была на виду. Я мог просто так бренчать или наигрывать что-то, или напевать любимые песни. Свои и чужие. Иногда удавалось придумать удачный с моей точки зрения мотив. Я начинал развивать, погружаться в него, и тогда вдруг начинали приходить слова.

Чаще всего в начале была интересная строчка или образ. И этого было достаточно, чтобы запустился творческий процесс. Помню, как песня родилась всего из пары слов. <<Не со мной>>. Я напевал их, думая, кто же может быть сейчас не со мной. Ответ, как вы понимаете, был очевиден. И так родилась первая строчка:

<<И любовь моя сегодня почему-то не со мной>>

Дальше я начал придумывать концепцию песни и логику ее развития. В данном случае все было просто. Если в песне есть любовь, то должны быть вера и надежда. То есть их со мной как раз не было, как не было любви. Теперь оставалось наполнить три куплета про веру, надежду и любовь недостающими деталями и придумать соответствующий финал:

<<Проползают мимо дни в сомненьях смутных,>>

<<Как понять мне непростой свой путь земной,>>

<<Только вера моя тоже почему-то>>

<<Не со мной.>>

<<Вот бы мне уплыть от жизни одинокой,>>

<<У неведомой земли найти причал,>>

<<И все хочется, чтоб там, в стране далекой>>

<<Кто-то ждал.>>

На этот текст ложилась мажорная музыка с динамичным ритмом в стиле а ля американское кантри. Ничего с этим не поделаешь, так уж у меня получается. Наверное, контраст грустных слов с мажорной светлой музыкой должен оставлять ощущение надежды. Надежда ведь умирает последней. Впрочем, в моих песнях она не умирает никогда.

10 июня

Этим тяжелым летом песни рождались часто и быстро. Я никогда прежде не писал так легко и непринужденно. Именно непринужденно. Раньше мне приходилось думать над сюжетом, подбирать нужные слова и рифмы, и на одну песню могло уйти несколько недель. Сейчас слова приходили сами и сразу правильные. И рождались образы – то, чего раньше в моих песнях не было вообще. Был сплошной нарратив из серии «я пошел туда, а потом сюда…». А тут вдруг стали приходить описания природы и даже эмоциональных состояний, а сами песни – почти набело – складывались за полчаса, максимум за час.

Было ощущение, что эти слова и образы сами собой выплескивались откуда-то из глубин моей задавленной души. Вместо слез. Просто душа знала, что мужчине нельзя плакать. Тогда она пела. И пела так, что мне самому хотелось плакать.

Той ночью я никак не мог уснуть. Мелкий дождь негромко стучал в окно. Светало, летние ночи короткие. Я почти всю ночь пробренчал и, наконец, добренчался<<:>>

<<За окном тихий дождь,>>

<<Шелест тополей,>>

<<Пять утра, ну и что ж,>>

<<Небо все светлей.>>

<<А дождю нет конца,>>

<<Мокнет грустный сад,>>

<<Ничего не вернуть назад.>>

<<Больше ничего не вернуть назад.>>

<<Липы спят, клены спят,>>

<<Листьями шурша,>>

<<И мечты тоже спят,>>

<<Спит моя душа.>>

<<Только дождь, да мои>>

<<Грусть с тоской не спят,>>

<<Ничего не вернуть назад,>>

<<Больше ничего не вернуть назад>>

Далее шли еще два аналогичных куплета, в которых несчастный летний дождик портил все дело, не давал спать и порождал вокруг одну сплошную горькую влажность. Музыка была грустноватой, но в целом мажорной. Творческий процесс настолько увлек меня, что я решил тотчас записать акустический вариант песни на компьютере. На запись четырех гитарных партий ушло меньше часа. Далее мне пришла светлая мысль для разнообразия наложить солирующую слайд гитару. Пришлось лезть на антресоль, поскольку я давно ей не пользовался. Усилия того стоили. Привезенная год назад из Лондона слайд-гитара реально плакала в этой песне под легкий шум дождя. Я остался очень доволен черновой аранжировкой.

Неприятный сюрприз поджидал меня во время записи вокала. Мелодия была довольна проста. К тому же я планировал только одну вокальную партию без подпевок. Я рассчитывал записать ее за 15–20 минут. Увы. Я потратил на вокал около двух часов. Каждый раз, доходя до слов «ничего не вернуть назад», я спотыкался от переполнявших меня эмоций и останавливался, чтобы прийти в себя. Я повторял дубль за дублем, и все равно осекался. Пришлось записывать каждый куплет по отдельности. Я так ни разу и не смог спеть эту песню от начала до конца. И сейчас, спустя два года, не могу.

18 июня

Этим летом песни сочинялись везде. На прогулке, на работе, даже в транспорте. Одну из своих лучших песен я написал в метро. Незадолго до нашего разъезда. После соборования во время Великого поста. Уже тогда, весной, все было понятно. Бракоразводный процесс набирал обороты, а в нашу квартиру, выставленную на продажу, стали приходить потенциальные покупатели.

Сегодня на коллективное соборование приходят для того, чтобы попросить Господа об отпущении забытых грехов. Я тоже пошел просить об этом. Мой брак было уже не спасти, и такой печальный результат, несмотря на все молитвы, я объяснял огромным числом своих прегрешений. Таким огромным, что моя молитва их пересилить просто не могла. Думаю, только искреннее раскаяние могло породить такие слова:

<<Прости, что я не воин,>>

<<Прости, что духом слаб,>>

<<Прости, что недоволен>>

<<Тем, что Ты мне послал.>>

<<И зло, что беспрестанно,>>

<<Я, ведая, творил,>>

<<Прости, когда в конце предстану>>

<<Я пред судом Твоим.>>

Эти строчки пришли сразу после окончания соборования, когда я сел в метро. И пока ехал домой, пришли еще четыре куплета. Мелодия для этих слов уже была, и давно. Ее я придумал не сам. Я использовал известный шотландский народный мотив, на который написано несколько текстов. И когда мне начали приходить такие слова именно на него, я решил, что русский вариант тоже имеет право на жизнь.

Слова приходили легко и быстро. Причем часто рифмовались разные части речи, что у меня бывало нечасто. И я был очень рад, что у меня, наконец, появилась песня в стиле кельтской баллады. Я давно хотел сочинить такую. Уже после переезда я записал ее на студии, обратившись к музыкантам, с которыми писал альбом два года тому назад. Запись мы сделали быстро, за одни выходные.

Моя гордость в этой песне – настоящая ирландская волынка эйлен. В России всего несколько музыкантов, которые умеют на ней играть. На моей записи звучит лучший из них. Мне посчастливилось найти его через знакомых. У этой волынки удивительный, немного дрожащий звук. И волынщик сыграл так, как надо – просто, сдержанно, но очень проникновенно.

Песня вышла хорошей. Под плотный аккомпанемент 12-струнной гитары и ирландского бузуки, который я привез из того же туманного Лондона, грустно переливались кельтские флейты-вистлы. Они то уходили вверх, то вдруг оказывались внизу. Не знаю уж, как музыкант сумел поймать мое настроение, но казалось, будто моя душа, стремясь к Богу, все никак не может оторваться от грешной земли. Волынка эйлен вступала в последнем куплете на слова:

<<Прости, что раб Твой грешный>>

<<Я все равно грешу,>>

<<И все равно с надеждой>>

<<Я милости прошу.>>

<<Все зло, что беспрестанно>>

<<Я, ведая, творил,>>

<<Прости, когда в конце предстану>>

<<Я пред судом Твоим.>>

И так горестно и сокрушенно она вздыхала между этими словами, что создавалась полная гармония со словами и состоянием певца. Я тоже немало потрудился над тем, чтобы это состояние передать своим голосом. И, конечно, молился перед тем, как начать петь. По-моему, у меня получилось. Песню я назвал коротким словом «Прости».

Я сочинил около сотни песен. Достойных – не больше десятка. «Прости» – одна из них. Не из-за стильной фолковой аранжировки и удачных рифм. Просто это, наверное, моя самая честная песня, песня-порыв. Пожалуй, даже больше, чем песня. Это покаянная молитва. Может быть, самая глубокая и искренняя за всю мою жизнь. Поэтому она мне так дорога.

2 июля

Несмотря на стабильную мажорность моих песен, в них часто прорывалось уныние, порой близкое к отчаянию. Я понимал, что рано или поздно выберусь из этого состояния и устрою свою личную жизнь, но когда это все случится, представлял себе с трудом. Не то чтобы я в это совсем не верил. Просто мне казалось, что впереди такой долгий путь, конца которому не было видно.

<<Снег ложится темным утром>>

<<На мою дорогу,>>

<<Беспокойно в сердце смутном,>>

<<Не унять тревогу,>>

<<До конца пути осталось>>

<<Тридцать три печали,>>

<<И опять стою я на причале.>>

А я ведь чувствовал поддержку. Со стороны родных, друзей, моего духовника. И поддержку свыше тоже чувствовал. Но вера моя была крайне нетверда, и я постоянно скатывался в сомнения. Сомнения в том, что смогу еще найти любовь, смогу сам полюбить, что жизнь как-то наладится. У этих сомнений были основания.

Чем больше я размышлял о причинах краха моего брака, тем больше видел своих ошибок в нем. Только теперь я видел другую, не менее темную сторону медали. Если раньше я сокрушался о бесчувствии и невнимании по отношению к супруге, то теперь я видел те моменты, в которых должен был проявить больше разумной твердости. Потому что любовь – это не только про постоянные компромиссы и уступки. Это еще и про то, чтобы оградить любимого человека от впадения в грех. Здесь тоже проявляется очень важная христианская забота мужа о жене. Помимо очевидных нежности и ласки.

«Ты дал ей слишком много воли, – сказал однажды батюшка. – Иногда надо и кулаком по столу стукнуть по-мужски». И я теперь видел, сколько моментов я упустил, когда надо было стукнуть кулаком по столу. А надо было. Нежно, но твердо не уступить. Из того же чувства любви надо было. А я боялся. И в итоге оказался очень дурным мужем. Не только в общечеловеческом, но и в христианском смысле. Осознание этих ошибок настолько усиливало тяжесть моей ответственности за развалившуюся семью, что я порой готов был съесть себя заживо. И в эти моменты возникал страх, переходящий, почти в уверенность, что прощения мне нет, не может и не должно быть.

<<Триста дней, торная дорога,>>

<<Триста дней, реки и мосты,>>

<<Триста дней – далеко до Бога,>>

<<Как до моей, моей пустой мечты.>>

Мечтой о прощении проникнуты многие мои песни. Ощущение прощения придет. Не так скоро, как хотелось бы, но придет. Когда я, как герой Петра Мамонова из фильма «Остров», уже почти свыкнусь с мыслью, что этого прощения, возможно, не будет никогда. Наверное, оно только тогда и приходит, когда перестаешь ждать.