Читать книгу ВОСЕМЬ ВИНОГРАДНЫХ КОСТОЧЕК. Детектив о черной магии - Дмитрий Вагнер - Страница 40

Андервуд отодвинул пустую тарелку и посмотрев вглубь зала, качнул головой.

– Вон там мы сидели, – сказал он. – Постамент, под горшком с пальмой.

Аарон обернулся. Горшок, стоящий между двумя столами, напоминал саркофаг без крышки. Короткая, не выше человеческого роста пальма раскинула над головами людей широкие, зеленые лопасти.

– И что случилось потом? – спросил Аарон.

Начальник полиции покосился на сидящую рядом семейку. Все пятеро, утомленные бурным обсуждением прошедшего отпуска, молча занимались каждый своими делами. Ближайший к Андервуду, отец семейства, водил пальцем по экрану планшетного компьютера, как будто сметая в разные стороны невидимые пылинки. Напротив – мать уголком носового платка вытирала лицо девчонке. Оба пацана отсутствовали в этом мире, поглощенные действием на экранах мобильников.

Андервуд пристально посмотрел на Аарона, покачал головой и отвернулся к окну.

– То самое и случилось, – сказал он так, чтобы это звучало непринужденно и не привлекало внимания. – Мы к тому времени еще слишком мало знали о взрослых делах. Ну, если ты понимаешь, о чем я. Самой гадкой и неприятной шуткой у нас считалась та, что про волосы на ладошках. Мало из нас, кто избежал разоблачения. Так что…

В баре посреди зала разбился заполненный до краев заварочный чайник.

Редкие головы за столиками повернулись к центру зала. Девочка за столом спросила:

– Мама, что это?

– Сиди смирно, – ответила женщина и принялась рассчесываыть волосы на маленькой непослушной головке деревянной массажной расческой.

Аарон наклонился вперед, так чтобы не пришлось говорить слишком громко.

– То есть была пенетрация? – спросил он.

Забавного в вопросе ничего не было, но Андервуд с трудом подавил рвущийся наружу смех – губы сжались, щеки надулись, глаза увлажнились. Он заморгал, потом прочистил горло. И внезапно, стал серьезным. Кустистые брови нависли на глазами, как тряпочные козырьки после сильного дождя.

Из под стола показалась рука в кожаной перчатке. Андервуд тяжело вздохнул, взял бумажный стаканчик и подбирая слова, медленно закачал его чтобы взболтать содержимое.

– Саймон использовал для этого пивную бутылку. Горлышко, разумеется. Догерти сделал это пальцами. – сказал Андервуд все с тем же печальным выражением на каменном лице. – И знаешь, что меня поразило больше всего? Она не проронила не звука. Как будто ждала, что будет дальше. Иногда меня посещала мысль, что она специально ходила на стройку, как будто ждала нас. Как будто… не знаю… ей не хватало внимания. Кто знает, что у нее дома творилось? Особенно если учесть, что жила она с полоумной девяностолетней бабкой, без родителей, без друзей, без развлечений.

– По моему, звучит как оправдание. – сказал Аарон.

– Согласен, – Андервуд пожал плечами и глянул наискосок, через стол, на девочку, рассчесаную и слегка подкрашенную: розовые щечки и блестки на веках, как кукла. – но я уверен, так и было. Любой нормальный ребенок будет избегать опасных мест. Родители предупреждали меня сторониться незнакомых людей, имея ввиду, конечно таких как они, взрослых мужчин и женщин. Скажу честно, мне казалось странным слышать от них такое. Потому что нет ничего опасней подростков, в возрасте от тринадцати до семнадцати лет. Я спокойно смотрел на мужиков, даже пьяных и жутких на вид, но всегда обходил стороной компании таких же как я, мальцов. Любознательных, энергичных и очень деятельных. Я и сейчас держусь от них подальше, хотя сын мой, как раз в этом возрасте. Дома они все хорошие, а вот Тильда Сароян, не боялась. Это ясно, как божий день. Либо безумная была, как ее бабка, либо хотела то, о чем сама не имела понятия.

– Зов плоти?

Андервуд нахмурился.

– Пенетрация, зов плоти. Откуда такие слова?

– А как еще это назвать?

– Наш штатный психолог, – ответил Андервуд, – сказал бы примерно так: парафильное расстройство, проявленное навязчивыми фантазиями. А я считаю, причина в недосмотре родителей, социальных служб. Отсутствие сексуального воспитания и занятости для молодежи. В восьмидесятых мало кто думал о таких вещах. Развлекалисть они не долго. Думаю каждый приложился к ней один разок. Каждый потрогал, где смог дотянуться. Потом вытолкали ее вон, а сами остались сидеть. Пьяные были. Про рваное платье, брошеное на пол, сразу забыли.

Оставались на стройке до темноты. За разговорами никто не услышал, как одна из машин свернула с Шоссе независимости и полицейские пробрались внутрь. Спустя пять минут все в восьмером мы ехали в фургоне микроавтобуса Нуабельской полиции. Помню, как горело мое левое ухо. Саймон, сидящий напротив потирал шею, натертую воротником, за который его волокли к машине.

Догерти, единственный из нас, кто вел себя спокойно. Он просто спал, засунув руки в карманы и откинувшись головой на борт машины. Примерно представить, о чем он думал у меня не получилось, хотя я догадывался, почему его лицо в тот момент напоминало лицо человека, который мечтает о чем-то хорошем. Мечтать о чем либо будучи задержанным за преступление, мне казалось неуместным. Но мои подозрения подтвердились позже, после того, как нас посадили в камеру в полицеском участке.

Каждые пятнадцать минут дверь в камеру открывалась, внутрь заходил высокий, молодой полицейский. Кто-то из нас садился на скамейку, а тот на кого он указывал пальцем, вставал и уходил вместе с ним. Он выглядел доброжелательным и спокойным. Я все время ждал, что он начнет спрашивать нас как дела, может даже станет шутить с нами. Я не разбирался в званиях и регалиях, но мне показалось странным, что он выглядит как главный – потому что спокойный и веселый – но в то же время занимается такой простой работой. Нас водили на опознание. Ставили по одному перед непрозрачным стеклом, с другой стороны которого, надо думать, находилась Тильда Сароян со своей бабкой.

Догерти забрали последним, сразу после меня, и он не вернулся. Сразу после того, как его увели, дверь открылась и в камеру вошел отец Роджера – невысокий, худой и такой же рыжий. Он молча нас осмотрел, ничего не сказл и вышел. Через час всех отпустили по одному, за кем приезжали родители.

На этом и все и закончилось.

Фримен остался ночевать в участке, поскольку до его родителей не смогли дозвониться, и утром отправился домой. Об этом он рассказал на следующий день, когда мы встретились во дворе.

– То есть дело так и не завели? – спросил Аарон

– Нет. – ответил Андервуд. – Я ждал, что родителей вызовут в участок. Они, до поры до времени, думали, что нас поймали на стройке за хулиганство и распитие спиртного. Но поже я им все рассказал. Сразу после того, как пропал Роджер.

Случилось это летом, в середине июня.

После экзаменов мы не успели разъехаться. Собирались во дворе, на стройку ходили. Бабка Тильды – Варвара, кажется так ее звали, постоянно следила за нами. Просто стояла и смотрела, ничего не говоря.

Перед тем, как о Роджере написали в газете, он рассказывал, как на днях вынес мусорный пакет и бросил его в бак во дворе. Из окна на кухне он видел, как бабка Сароян идет по улице с этим пакетом в руках. Он точто знал, что этот тот самый, потому что сквозь него просвечивала коробка от кукурузных хлопьев, которую он опустошил с утра.

Мой отец, кажется в воскресенье, читал за завтраком газету и спросил, не мой ли это товарищ на первой полосе. Я посмотрел. Фотография Роджера занимала половину первой страницы. В статье говорилось, что несколько дней назад он не вернулся с дикотеки. Кто-то из ребят видел его уходящим под ручку с очень красивой девчонкой. В статье дали ее описание – синяя юбка выше колен, кремовая блузка, бежевые туфли на шпильках и длинные прямые волосы. Описание не помогло. Девчонку никто раньше не видел. И Роджера Догерти, с тех пор, тоже.

Начиная с той статьи все и завертелось.