Читать книгу Лан-Эа, властитель небес. Том первый - Елена Александровна Асеева - Страница 12

Часть первая
Глава одиннадцатая

Оглавление

Я сидел тихо и неподвижно, упершись взглядом в коротконогий, семиугольной формы, прозрачно-синий столик, по рубежу ограненный фиолетовыми вставками, ощущая гудящую боль во всем теле, не только спине, руках, ногах, груди, но и голове. Жжение, перекликаясь с покалыванием, особенно сильно отзывалось в плечах, ладонях и носе, словно дотоль выпученный кончик на нем вспять прилег и так сильно растекся на лице, подперев сами глаза вверх, сделав наблюдение более расплывчатым. Многочисленные шелушащиеся и мокнущие серые пятна, пузырьки, внутри имеющие пурпурный отлив, серебристые узелки и жилки также ощутимо и зримо на моей коже набухли, а края их слегка отливали синевой. Ко всему прочему я дико хотел есть…

И, пожалуй, что выпил бича, который лишил бы меня чувств или разом отправил в сон.

Потому, как давеча пробудившись, и не увидев в комнате Чё-Линга, я запаниковал, попытался даже встать с ложа, но всего только сумел сесть, и замереть на нем. Стараясь, справится, или хотя бы привыкнуть к боли.

Внезапно дверь в стене напротив чуть слышно скрипнула, и, съехав в сторону, впустила в комнату авитару, и я несмотря на боль заулыбался. Я знал, что улыбка у меня уродливо-кривая, как и сам я весь, но сейчас не смог сдержаться. Уж так я был рад Чё-Лингу, ибо испугался, что он меня бросил… Тут, в очередной норе.

– Скверно выглядите, саиб, – прозвучал волной его голос, а желтые глаза внимательно оглядели меня, точно ощупали.

– Терпимо, – отозвался я, и, выдохнув прерывисто, словно изгнал из груди часть боли, оставив там лишь колотье. – Испугался, что ты меня бросил, – дополнил я, и глаза мои ощутимо наполнились слезами, собственной массой надавив на припухшие веки.

– Что вы, такое толкуете, саиб? как это брошу?! – протянул Чё-Линг и тотчас сошел с места, направившись к моему ложу. – Пошто так мыслите, не пойму? – добавил он, и, остановившись напротив меня, в шаге от ложа, слегка выгнул нижнюю, полную губу. Точно желал тем изгибом, поддержать меня, одначе не смог продемонстрировать саму улыбку.

– Ты не бойся Чё-Линг, я не стану нападать на его ясность, я не хочу его смерти, – торопливо проронил я, чувствуя как набухли и отекли мои губы. – Я не стану его предавать, и не буду таким, как Этлиль-Ка с бешенными глазами. Лучше сам сдохну, чем стану чокашем, – досказал я любимое выражение авитару и увидел, как уголки его губ, хоть он и не желал, вздернулись вверх, изобразив приятную улыбку.

– Я вас вчера, чай, напугал своими россказнями о воспитанниках его ясности, саиб? – спросил он и медленно опустившись на край ложа, уставился на меня своими желтыми, будто выпытывающими все глазами, или только располагающими к доверию. – Не хотел того, саиб, извините, – молвил Чё-Линг, а я почему-то созвучно его словам закачал головой. Сначала несогласно, потом согласно. – Это бич, затуманил мое восприятие, – он слышимо хмыкнул, точно пытаясь засмеяться, или едва сдерживаясь. – Да и вы, саиб, уж поверьте мне, ничего общего с теми чокашами не имеете, абы, как и в его ясности, в вас созерцается чистота.

– Нет, – торопливо выдохнул я и резко дернул взгляд от лица авитару, боясь, что он поймет, о чем могу затаенно думать и переживать. – Я не такой, как его ясность, и мне приходилось убивать, и я боюсь, что ты решишь…

Да только я оборвал свою речь, почувствовав, как из моих глаз (через припухшие уголки) просочились прямо на щеки капли слез, а изнутри ноздри наполнились слизью, намеревающейся покинуть нос, боясь еще сильней зареветь и тем рассердить, или озадачить Чё-Линга. Он, однако, супротив моих страхов, внезапно протянул правую руку, обнял меня за плечи и привлек к собственной груди, очень мягко для собственного сурового вида сказав:

– Саиб, успокойтесь, прошу вас. Не надобно плакать. Да и не мне вас судить, касаемо ваших поступков в прошлом, ибо, судя по вашей жизни, вам еще, как досталось. Обаче ноне мы должны подумать о том, как нам скорей оказаться возле его ясности, чтобы помочь вам в излечении. Або вы саиб от боли всю ночь вельми стонали, страдая. – Он обнимал меня очень аккуратно, лишь обвив правой рукой мою спину, и возложив на свою грудь мою голову, точно боялся каким неосторожным движением доставить мне еще большей боли, посему я сразу прекратил плакать. – Поколь вы спали, я встретился с местным эфором, сие должностное лицо в граде Верда. И он мне доложил, что на систему Филеи в полночь была наложена временная обсервация, сие комплекс мероприятий предупреждающих распространение вирусных инфекций за пределы нахожего очага. А это значит, что ни одно судно не сможет покинуть али войти в систему Филеи, – я сидел тихо, прижимаясь к авитару, и в целом мало, что понимал из им сказанного. – И яснее ясного, что в таком случае виомагаму канцлер-махари не дозволят войти в систему Филеи, даже ради вас, саиб. – Он вновь прервался, видимо, осознав, что мое молчание вызвано недопониманием, а посему слегка отстранив меня от себя, взглянул сверху вниз и только после того как зафиксировал взгляд своих желтых глаз на мне, досказал, – это значит, саиб, что канцлер-махари не прилетит на Риньяку, и не сможет нас забрать. Одначе сие также может быть лишь провокацией, под коей богдыхай Багланбехзал со своими сподручниками всего-навсе пытается выведать, где мы с вами затаились. В любом случае нам здесь нельзя оставаться, поелику вмале сподручники богдыхая решат прозондировать, сей континент, на выявления отличительных компонентов информационных кодов, оные, вероятно, взяли у вас.

Я шмыгнул носом, окончательно втягивая в себя имеющуюся там слизь, и, наконец, осмыслив все сказанное Чё-Лингом, также, не сводя взгляда с его словно пенящихся внутри радужек сизых полос, а потому смыкающих и сам желтый цвет, спросил:

– И куда нам деваться? – да самую толику качнулся от волнения, ощутив слабость по всей поверхности спины. И то хорошо, что рука авитару, придерживающая меня за плечо, не допустила моего значительного колыхания, а потому и падения.

– Днесь мы по кудлулу, подземной галерее, отправимся в горный район, – незамедлительно заговорил он, да с таким напором в котором ощущалась его уверенность, знания и смелость, моментально вдохнувшие и в меня спокойствие, посему я вздохнул ровнее. – И покамест не наложен запрет на перемещение меж материками, в ночь улетим на клопе, небольшом маневренном судне, каковое мне приведет эйфор, на континент Лакия.

– Это где живут агисы? – негромко вопросил я, ибо мне вдруг стало не понятно, зачем попадать из одного сложного положения в другое, пожалуй, что не менее неприятное. Оказаться, так сказать, и вовсе на территории тех, кто меня и искал.

– Просто в центральном граде агисов Чьётане днесь находится сам верховный правитель людоящеров, большой друг его ясности Ларса-Уту, – все с той же поспешностью пояснил Чё-Линг, словно боялся, что я откажусь от его предложения. – Это мне также сообщил эйфор. А поелику, не важно, наложена на систему Филеи временная обсервация или сие токмо уловка богдыхая, нам, непременно, помогут. Стоит всего-навсе попасть на территорию, а именно влиг-поте верховного правителя людоящеров, и нам боле ничего не грозит. – Он снова прервался, легонечко пожал мое правое плечо своей широкой ладонью и, кажется, сразу шестью пальцами, а, после, упреждая мои возможные вопросы, дополнил, – в любом случае, коль действует временная обсервация на Филеи, за исполнением мероприятий предупреждающих распространение вирусных инфекций будут следить сотрудники Научного Ведомства тарховичей. И ежели мы попадем на Лакию я свяжусь с тарховичами и они нам также помогут. Днесь наша скорейшая встреча с его ясностью лежит на континенте агисов. А тяперича подымайтесь, саиб. Я вам помогу одеться, обуться и мы уходим, поколь есть время.

– А кушать? – беспокойно спросил я. И тотчас на себя обозлился, ибо авитару старался нас спасти, а я только и мог, что думать в такой момент о еде… Представляясь самому себе прожорливым человеческим подобием, все же вряд ли созданием.

Чё-Линг, впрочем, не обозлился, а едва усмехнувшись, и, выпустив мою спину из объятий, поднялся с ложа на ноги. Он самую толику кивнул мне, поощряя подняться и меня, а потом добавил:

– Да, я указал своим людям, дабы они собрали нам в дорогу корзину с едой. Понеже поколь будем ехать по кудлулу, вы сможете покушать мясо, тошу и итапи.

Я хотел у него попросить еще и взять с собой бич, но в комнате скрипнула и съехала в сторону створка двери, впустив того самого человека с коричнево-синеватой кожей и желтыми волосами, схваченными позади в хвост. Он вошел в помещение, неся в руках небольшой сверток одежды, сверху на котором стояла обувь, подобная той, которая наблюдалась у него на ногах, и тотчас склонив голову, торопливо направился к ложу, на ходу сказав:

– Зонке илунгиле, саиб, – положив принесенное, как раз передо мной.

– Фретс, – резко отозвался Чё-Линг и мотнул головой в сторону двери, точно указывая убраться из комнаты человеку, вроде он его раздражал всем своим видом. – Поднимайтесь, саиб, – уже много мягче и с почтением, обратился он ко мне, стоило только человеку, проскользнуть мимо него и пропасть за сомкнувшейся створкой двери. – Уже все готово, не будем тянуть… А то мне, кажется, сие никакая на Филеи не временная обсервация, а лишь уловка, оную замутил богдыхай, поколь сюда не прибыл канцлер-махари. Поелику нам надобно скорей убраться из сего града и, как итог с континента.

Меня, впрочем, второй раз не нужно было уговаривать подниматься, так как этого богдыхая я уже и сам боялся, а его непонятных действий, которые могли меня выдать, еще сильней. Посему я торопливо прополз по ложу, и, спустив с него ноги вниз, оперся подошвами стоп о пол, да поднялся. Чё-Линг, не мешкая, слегка склонился, и, ухватив рубаху на мне за подол слегка потянув ее вверх, снял через голову, да едва бросил на меня взгляд. А бросив его тотчас замер… Как замер и я…

Вновь ощутив себя неполноценным… уродом…

Ибо отсутствие детородных органов опять делало меня отличным от человеческого рода. И почему они только решили, что я мальчик, не девочка было мне не ясно. У меня и вообще не имелось какого-либо отдельного отверстия для выделения мочи, и в целом никогда не было мочи. А все выделения производились через клоаку.

Я резко опустил руки вниз и прикрыл ладонями собственный живот, почувствовав, как от огорчения на мои глаза вновь навернулись слезы.

– Это… я… это, – всего только и прошептал я, едва шевельнувшимися губами, а слезы выскочив из глаз двумя потоками, скользнули по моим щекам вниз, к линии подбородка, задержавшись на его краю.

Чё-Линг тотчас, точно пробудившись, кинул рубаху на пол и ровно не склоняясь, схватил с ложа широкие коричневые штаны, разворачивая их, да сунув их в мою сторону, сместив взгляд в сторону, сказал:

– Давайте, саиб, просовывайте ноги в штанины.

Меня все еще покачивало, поколь я надевал штаны, кои Чё-Линг закрепил мне на стане тонкой веревкой, а после и красную без рукавов, длинную рубаху. Впрочем, когда он опустился передо мной на колени и принялся обувать деревянные подошвы, обхватившие веревками лодыжки, молвил:

– Не лучшие сандалии, для вас, саиб. Обаче, так-таки вы не босоногий. А касаемо того, что я увидел. – Он теперь приподнял голову, глянул на меня так, что я громко хлюпнул носом, и добавил, – сие еще одно подтверждение, что вы создание, саиб. Абы потомство от вас будет обеспечиваться не путем полового характера размножения, а бесполого.

– Да… – тихо произнес я, переставая под легким кивком головы авитару лить слезы и успокаиваясь, абы, как оказалось с его слов, он не считал это уродством.

– Да, саиб, и не надобно больше плакать, – продолжил он, стягивая мне узлом на лодыжках ремешки от сандалий и поднимаясь. – Ибо я также не приметил рубца у вас на передней брюшной стенке, остающийся у всех человеческих видов и существ после удаления пуповины новорожденного. Сие может, значит лишь, что вы и впрямь удивительное создание, кое либо развивалось по особенному внутри чрева матери, либо обладаете днесь какими-то особыми способностями.

Чё-Линг меня совсем успокоил своими заумными толкованиями так, что я утер со щек остатки слез, вновь хмыкнул носом, подбирая в нем слизь, и, пожалуй, что улыбнулся. От всего только, что пережитого или оттого, что меня однозначно не стали сравнивать с уродом, у меня даже уменьшилась болезненность в теле, не только спине, руках, ногах, груди, но и голове, ушло жжение и покалыванием в плечах, ладонях и носе. Лишь осталась нылое давление в месте раны, точно указывающее, что рубец на передней брюшной стенке у меня когда-то так же плотно затянулся.

Лан-Эа, властитель небес. Том первый

Подняться наверх