Читать книгу Лан-Эа, властитель небес. Том первый - Елена Александровна Асеева - Страница 13

Уж и не знаю, сколько мы ехали по кудлулу в низкой повозке, где довольно-таки жесткое сидение в виде валика и не имело как таковой спинки, и кою тянул за оглобли человек. С коричнево-синеватой кожей и короткими, взъерошенными нежно-желтыми волосами. Одетый всего только в короткие черные штаны, без обуви, он был столь силен, что с легкостью тащил за собой повозку, да не просто шел, а, опять-таки, бежал.

Мы вошли в кудлулу, то есть подземную галерею, через помещение прохода здания, где ночевали, всего-навсего сдвинув настилы, прикрывающие стены сверху донизу только уже с иной его стороны. А войдя в туннель, увидели достаточно широкий рукотворный проход, стены и закругленный свод которого, весьма широкие и высокие в размахе, имели чешуйчато-слоистый вид, с чередующимися от темно-зеленого до черного цветами. Более ровным там казался пол (также чередующий цвета), хотя его ухабистость стала ощущаться сразу, стоило только нам залезть на повозку и проехать совсем чуточку. Так как три колеса мощно грохотали, отзываясь эхом от стен и потолка, да ровно улетая в оба конца, а мы с Чё-Лингом также яростно подскакивали на сидениях, вверх и словно падали сразу на пол (уж такими те повозки ощущались низкими).

И каждый раз притом, приземляясь, я громко, болезненно охал. Это, несмотря на то, что авитару крепко прижимал меня к груди, оберегая вроде какую ценность, да вельми часто кричал на человека свое любимое «чокашь», приправленное каким-то, видимо, местным и не менее обидным «фреак». За время нашей поездки я успел поесть и даже опять поспать. Я, было, хотел попросить выпить бич, ибо видел, что в стоящей у нас в ногах корзине, есть бутыль, но почему-то не решился, а Чё-Линг мне не предложил. В туннеле стоял жаркий и сперто-кислый воздух, посему порой, когда человек прибавлял в быстроте, сия неприятность словно обжигала крылья моих ноздрей, неизменно, в таком случае, прерывая дыхание, посему я начинал дышать ртом.

Днесь после пробуждения, прижимаясь спиной и головой к груди Чё-Линга, насколько хватало обзора, я оглядывал стены, потолок и пол столь неизменной по виду чешуйчато-слоистой кудлулу, будто частью снятой заостренным инструментом, а потому и оставившим на поверхности, неровные пластинки порой расположенные взакрой. Я также поглядывал на впряженного в оглобли повозки человека, не снижающего собственный бег и вельми вымокшего так, что пот катил не только по его спине, но и смочил материю штанов. В туннеле явственно было темно, ибо не наблюдалось какого-либо освещения, того, который имелся в граде, али помещениях, что естественно не уменьшало лично для меня видимость.

– А, что этот человек видит в темноте? – наконец не выдержав правящей в подземной галерее относительной тишины, нарушаемой всего-навсе топотом ног человека и грохотом повозки, поинтересовался я. Ведь люди на планете Земля в темноте были слепы, и я не понимал, как ориентируется тут он.

– Да, он относится к сословию умкхубе, каковым искусственно видоизменяют строение глаз, и они неплохо видят в темноте, – отозвался Чё-Линг, и слегка склонившись, ровно постарался заглянуть мне в лицо. – Хотите сказать, саиб, вы тоже хорошо видите в темноте? – спросил он, а я не ответил, лишь усмехнулся, затылком ощущая легкое покалывание принятое им, кажется, от прерывистого дыхания авитару. – Вы неподражаемы, саиб… Коли о ваших способностях и строение узнал бы главный дхисадж тарховичей, не пришлось нам ноне тутова волочиться в повозке. Ужель-ка планета Риньяка была наполнена сотрудниками Научного Ведомства тарховичей, абы и так ясно, вы нечто уникальное и каким образом появились в Солнечной системе не понятно. Может вас кто-то украл и спрятал там, кто знает.

– Нет, меня родила моя мать, человек, – негромко ответил я, и отрицательно качнул головой, – это мне точно ведомо. Иначе бы меня люди не приняли. Они меня изгнали от себя, стоило тока родителям умереть.

– Знаете, саиб, сие не ясно, – вновь процедил он, теперь вскидывая голову и устремляя взгляд вперед. – Может это токмо вашей матери внушили, что она вас родила. Может вас выкрали и, таким побытом, спрятали до поры до времени. Обаче это тока мои предположения не больше…

Чё-Линг внезапно осекся, словно сказал мне, что-то лишнее или это лишнее подумал. А под его ногами неожиданно подпрыгнув, чуть не перевернулась большущая, овальная корзина, благо он успел ее поддержать правой лодыжкой. А я вновь подумал, что от такой трясучки может разлиться из бутыля бич, залив своей приторной сладостью большущий кусок мяса, не доеденные остатки тоши и итапи.

– И я все время хочу есть, – дополнил я собственные воспоминание о еде и вечном изнывающем голоде, преследующем меня даже при даятеситя, когда я являлся сознанием.

– Сие потому как вы толком не ели, – заметил авитару, и мне показалось он пытается уйти от разговора и далее не хочет распространяться о том, кто я, может потому, что уже догадался. Я даже открыл рот, дабы продолжить прерванный разговор, но он неожиданно сказал, – сей туннель пробили ктоны, их тоже относят к существам. Они проживают в горных районах, управляют волотами, и сотрудничают с дорийцами в делах добычи важры, самоцветного и очень дорогого камня, тяперича наравне с самородными пластинчатыми платиновыми полосами используемого, как контрибуционная плата, то есть, как эквивалент стоимости товара и средства платежа в Веж-Аруджане. Поелику агисов и вывели в высокоразвитые расы, по причине того, что их система обобщенно наполнена важрой.

Чё-Линг смолк и наблюдаемо для меня качнулись на коротких прядках его усов, огибающих полные, коричневые губа и спускающихся к подбородку, мельчайшие желто-прозрачные камушки. Впрочем, озвученным он и впрямь отвлек меня от разговоров о моем рождении. И так как любознательность была моей натурой, я, немедля решив уточнить, спросил:

– А почему на Земле живут только человеческие виды, а тут на Риньяке, и люди, и существа, и создания?

– Агисы, это те же дорийцы, по внешним данным, всего-навсе разнятся цветом шерсти, отсутствием хвоста, – отозвался Чё-Линг, и, бархатность его голоса увеличилась, точно он, смягчившись, обрадовался, что я сменил тему разговора. – Поелику нельзя сказать, что они создания, абы по сути, как были существами, так и остались. Люди на Риньяке не жили, как и волоты, их сюда в свой срок завезли. А кнотам Риньяка родная планета, абы они тута развивались весь срок. Чаще обычного жизнь в системе подсаживают высокоразвитые расы, тем али иным способом, и по обыкновению тем занимаются тарховичи. Занимались и днесь занимаются.

Он говорил неторопливо, а я, внимательно слушая его, неотрывно смотрел вперед, где внезапно показался закругленный конец туннеля. Так точно тот, кто его делал, так-таки, не смог пробить грунт, потому лишь сбил почву складчатыми пластами, создав нечто напоминающее ступени лестницы. В потолке этого прохода стал также наблюдаться круглый просвет, не только впускающий внутрь слабые с розоватым отсветом лучи Кизика, но и дающий возможность покинуть саму кудлулу.

– Понеже токмо они решают, кого поселить на той или иной планете, в системе, каким побытом предоставить развитие человеческим видам, существам, – продолжал Чё-Линг меж тем неторопливую свою молвь, и каждый раз ровно вздыхая, покачивал мою голову на собственной выпуклой груди. – Путем обыденного естественного отбора, когда выживание того али другого вида происходит вследствие изменения генома. Или посредством вмешательства в сие развитие иль тот самый геном выбранного вида.

Авитару как-то разом смолк, точно не столько завершил свой рассказ, сколько чем-то заинтересовался. Посему я слегка приподнял голову, уперся затылком в грудь и сквозь выемку в центре его подбородка попытался рассмотреть, что привлекло внимание Чё-Линга.

– Там в потолке выход, – протянул я, подумав, что именно сей просвет заинтересовал Чё-Линга.

Тот немедля дернул вниз свою голову, въехав округлым подбородком себе ровно в короткую шею, его желтые глаза пересеклись с моими взглядами и я увидел как там, прямо-таки, запульсировали сизые полосы. И тотчас заодно вздрогнули, сверкнув желтым сиянием, камушки в коротких прядках его усов и точно в собранных подобных прядках густых бровях.

– Обаче, – произнес нескрываемо озадаченно авитару и полные коричневые его губы растянули в широкой улыбке. – Вы еще саиб и вельми далеко видите, абы даже я еще не узрел сей выход.

– Вижу даже пятую планету Солнечной системы, будто разлинованную темными и светлыми полосами, оные на самом деле облака, – торопливо пояснил я, разворачивая голову и смещая взгляд с лица Чё-Линга. – Еще я видел кольцо, возле сей планеты, хотя оно в сравнение с кольцами с шестой планеты Солнечной системы вельми тонкое. И яснее ясного спутники пятой планеты, там их очень много, – дополнил я, бахвалясь тем, чем обладал, и что не считал уродством, а всегда преимуществом, даже будучи на Земле, – токмо я вижу не постоянно так хорошо, лишь эпизодически.

– О, саиб, вы просто неподражаемы, – отозвался авитару, и я уловил в его бархатистом голосе нежность, видно, он и впрямь мной восхищался, как нечто ценным и на радость попавшим в его руки, которое он никогда бы не выпустил.

Человек внезапно с небыстрого бега перешел на, прямо-таки, скорый, сделав сие таким резким рывком, что я вновь подпрыгнул на сидение повозки, а внутри меня в спине жгуче дернулся наконечник, точно пытаясь пробить дыру и покинуть мое тело. От той неожиданности и боли, я громко вскрикнул, и, дернув голову назад, врубился затылком в грудь авитару. Тот торопливо прижал меня правой рукой к собственной груди, зафиксировав меня на себе и не менее громко, да слышимо фыркая, крикнул:

– Карефул, чокашь!

Посему уже в следующий миг человек снизил быстроту бега, а мое подпрыгивание на сидение и вовсе прекратилось. Лишь осталась тягучая боль внутри спины, растекающаяся во все стороны по ее поверхности.

– Очень больно, саиб? – беспокойно переспросил меня Чё-Линг, я, впрочем, не ответил, всего лишь кивнув. Абы говорить после испытанного не захотелось.

Я еще толком не избавился от боли, когда человек степенно снижая быстроту бега, перешел на шаг, а после остановился вблизи от широких ступеней лестницы, завершающих кудлулу, и ведущих наверх к широкому лазу. Здесь слегка понизился уровень потолка, а сам он, как и стены, наблюдались и вовсе неровными пластинчатыми слоями грунта, хоть и вельми твердого, все же просматривающегося едва снятыми или не доделанными. Цвета тут, пусть даже, и, чередовались от темно-зеленого до черного, но в отсвете розовых лучей (вплывающих сюда от звезды Кизик) придавали им более яркие и насыщенные тона, создавая в этом участке туннеля точно переливающиеся отдельные чешуйчатые слои. А из самого лаза, и впрямь вроде вырубленного снаружи, а посему смотрящегося угловато-неровным, на меня дыхнул прохладно-свежий воздух. Посему я задышал через нос и более глубоко. Ворвавшийся в туннель воздух принес на себе, опять же, аромат чего-то цветущего и словно сладковатого, отчего я опять вспомнил о еде.

Чё-Линг слегка отстранив меня от себя, развернувшись, спустил ноги на пол, да с легкостью поднялся. К моему удивлению, въехав пролегающим по голове узким вертикально стоящим гребнем волос в потолок. Он немедля протянул ко мне руки, подхватив подмышки, и ровно ребенка сняв с повозки, поставил рядом. Лишь после этого слегка качнул своим широкими плечами, на которых зримо шевельнулись выпирающие мышцы. Я в отличие от авитару не рискнул чем-либо шевелить, тем паче плечами, боясь, что боль в спине вновь повторится, или опять же заболит нос. Ибо там, как и в целом на лице, теле, кожа представлялась мне источником какой-то одной большой боли.

Чё-Линг между тем наклонившись, достал из повозки корзину с остатками еды, и широкий валик, весь тот срок служивший нам сидением. Только после этого шагнув вправо, обошел меня и уложил валик около стены, создав и там небольшое сидение, токмо теперь с невысокой спинкой, возле которого поставил корзину. Да весьма глухо, с каким-то рокотанием, а может всего только недовольством авитару обратился к человеку, замершему на месте, склонившему голову, да так и не выпустившему из рук оглобли повозки:

– Умва.

Не знаю уж точно, что он там ему сказал, но человек внезапно вскинул голову и резко толкнул назад руки, а вместе с тем оглобли и повозку. Поелику, коль до сего момента в туннеле плыла относительная тишина, с легким стрекотом какого-то насекомого и шорохом, то стоило повозке двинуться вспять своими тремя колесами по неровности пола, послышалось дробное грохотание. Человек, впрочем, развернулся лишь тогда, когда вытолкал свою повозку дальше того места, где я стоял. Он прошел мимо меня, еще сильней склонив голову, колыхнув своими короткими, взъерошенными волосами, вопреки относительно грязным, полосчатым штанам и стопам ног, сохранившим свой нежно-желтый цвет.

– Очевидно, помылся, допрежь нас везти, – внезапно молвил Чё-Линг, стоявший шагах в трех от меня. Я торопливо дернул в его сторону голову, и удивленно взглянул на авитару, не понимая, каким образом он услышал мои мысли. Чё-Линг тот срок наблюдающий, как человек разворачивался, а после, сразу перейдя на бег, направился по туннелю прочь от нас, обаче, лишь мгновение спустя перевел на меня взор, и слышимо усмехнувшись, пояснил:

– Вы молвили сей вопрос вслух, саиб, пожалуй, того и не приметив.

– Ага, – отозвался я, оно как знал, что разговариваю сам с собой почасту. И видно того не всегда примечаю.

– Саиб, – добавил Чё-Линг, и качнул головой в сторону сидения-валика. – Вы покамест присядьте тутоньки и покушайте, а я схожу, осмотрюсь. Найду клопа, абы эйфор его ужель должен был пригнать, и коль он на месте, вернусь за вами, да мы улетим.

– А если ты не вернешься? – испуганно спросил я, и резко шагнул в направлении авитару, намереваясь отправиться с ним.

– Как это не вернусь? – переспросил меня Чё-Линг и совсем чуть-чуть качнул головой, пройдясь и вроде огладив своим взъерошенным гребнем поверхность потолка подземной галереи, с очевидностью, не понимая, о чем я толкую. – Да, что вы, саиб, заладили… брошу я вас, брошу… Что я чокашь, тында тупая, бросить такую ценность. – Он, незамедлительно, повернулся ко мне, и, опустившись на одно колено, очень бережливо положил свои ладони на мои плечи, протянув, – саиб, вы должны осознать, таких, как вы не бросают. За них платят огромную контрибуционную плату, и сие токмо за един диэнцефалон… В вашем случае, неподражаемы вы весь сам, не тока ваш диэнцефалон. Понеже прекратите, что-либо боятся. Я вас точно не брошу, напасть на меня тутова себе вряд ли кто позволит, а коль и позволит, со мной не так просто справится. Вмале мы окажемся с вами на континенте Лакия в центральном граде агисов Чьётане, оный одначе лежит не в центре материка, а на его окраине, а там ужо рукой подать до помощи верховного правителя людоящеров али тарховичей. – Он теперь кивнул, и его коричневые полные губы раздались в широкой улыбке, полыхнув ярко-белыми треугольными камнями, поместившимися в центре его желтых, ровных зубов, – все будет благополучно, вы только не бойтесь, лады? – переспросил он, и я в ответ ему кивнул. Потому как ответить не решился, боясь, что скажу нечто опять сопливое или трусливое.

Чё-Линг разком испрямившись, убрал руки с моих плеч, да тотчас, точно привык действовать молниеносно, развернулся и шагнул в сторону ступеней, на ближайшую из них, одновременно, склонив голову. Он делал каждый шаг скоро, переступая со ступени на ступень, отчего мне показалось, саму лестницу выбили нарочно под его рост, вряд ли рост человека или существа. И поколь авитару подымался по сим ступеням, я, медленно отступив назад, прижался к стене. Впрочем, я так и не присел на созданное сидение, лишь неотрывно смотрел, как фигура авитару пропадает в лазе, оставляя меня одного в кудлулу, и тем, наполняя волнением и страхом.

Я какое-то время все еще стоял неподвижно, наблюдая за растворившимся в розовых лучах лаза Чё-Лингом, а его поступь словно слилась с легким гулом грохотания долетающего из туннеля от стучащих по полу колес повозки. Ощущение, что меня бросили сейчас стало таким страшным, что само собой на глаза навернулись слезы, а в шмыгнувшем носу почувствовалось зудящее нытье, будто мне пред тем по нему надавали. Я медленно поднял руку и принялся ощупывать сами ноздри пальцами, ощущая подушечками, что кожа крыльев истончилась до едва приметной пленочки, внутри которой, пожалуй, если, что и осталось только одна жидкость.

Внезапно позади ощутимо дрогнула стена, точно качнув на себе меня. Я и без того испуганный, не мешкая, замер, опустив руки вниз и уперев сами пальцы и ладони в поверхность стены, вновь приняв на себя, какой-то легкий гул или топот. Да только сей гул не шел от убежавшего по туннелю человека и его повозки, и не принадлежал Чё-Лингу. На удивление, это было нечто иное, ранее мною не испытанное.

Посему я торопливо отступил от стены, развернулся и принялся ее оглядывать, а после и ощупывать. Да только ее неровное с множеством выпуклостей и ямок полотно, еще и ощутимо чешуйчато-слоистое, лишь легонько поигрывало яркостью собственных тонов. Все, также вжимая в ее поверхность собственные ладони и пальцы, я медленно двинулся влево, в сторону противной выходу, не столько даже оглядывая, сколь прощупывая. И к собственному изумлению ощущая под кожей рук, тяжелый топот, идущий будто от самой стены или возможно того, что было расположено за ней.

Топот то увеличивался, то уменьшался, порой становясь и вовсе каким-то дребезжащим. И все мне казалось, кто-то там за стеной раскатисто вздыхал, каждый раз топая по полу, а может и ударяя. Таким побытом, я прошел не мало, удалившись не только от корзины, ступеней и лаза, но и вновь войдя в темную часть туннеля, когда внезапно моя левая рука провалилась в узкую брешь в стене, очевидно, сквозную. Ибо отступив в сторону и опустив руки вниз, увидел, словно наклоненную левую часть стены не столько даже треснувшую (а потому отошедшую), сколько вроде нарочно прорубленную в виде очень узкого хода. Сама брешь, с неровно высеченными черными стенами, была не больно длинной и завершалась таким же узким лазом, из которого ясно созерцалось голубоватое свечение, ровно там за ним, что-то ярко пылало. Из самого прохода теперь ощутимо послышался низкий, тяжелый топот и вроде оханье, а к спертости туннельного воздуха добавился горьковатый чад, чего-то сожженного или палимого.

Любопытство, то кое меня всегда и везде вело, и тут взяло вверх над правящем во мне страхом. Потому я, толком не обдумывая, торопливо ступил ближе к щели, и так как она оказалась вельми узкой, повернулся в отношении нее левым боком, принявшись протискиваться вперед. Абы я именно стал протискиваться. Ведь щель по мере моего неторопливого шага по ней, и ее неровному с множеством выступов полу, ощутимо сужалась. Неравномерные с множеством бугров и шипов стены, хоть и просматривалась в виде грунтовых пластов, болезненно врезались мне в спину, а то и лицо, однако я, сдерживаясь, не стонал. Ибо, завороженный, смотрел в разворачивающуюся передо мной пещеру, откель слышалось лишь раскатисто-свистящее дыхание, точно какой установки. Да только я, кажется, перестал слышать и сами звуки, сосредоточив взгляд на самой значительной пещере, с высоким округлым сводом, поддерживаемым металлическими дугами, сложенными внахлест, и, видимо, достаточно широким. И хотя я не видел две боковые стены, смог наблюдать стену напротив моего лаза. Она была, однозначно, неровной, будто и тут вырубленной, и смотрелась в виде отдельных широких полос ярко сияющих и сменяющих сверху донизу цвета синий, зеленый, желтый, на стыках и вовсе создавая фиолетовый. Видимо, потому как все эти четыре цвета сразу легонечко трепетали и с тем отражались от значимо гладкого, серебристого свода или черного пола в самой пещере плыла та самая голубая дымка свечения. Не знаю даже каким мог казаться свет в пещере для людей, но для меня он зараз перемещал множество мельчайших оттенков, лежащих в пределах от желтого до темно-фиолетового, посему стало сложным сосредоточиться на отдельном его сиянии.

Я, наконец, вырвался из щели, и, ступив в саму пещеру, лишь качнул головой вправо и влево. И тем самым, приметил, что с одной стороны она вскоре завершается стеной с такой же яркостью красок, а с иной уходит вдаль, постепенно снижая собственную высоту свода, вроде частью теряя там насыщенность полос, оставляя их более темное свечение. И уже в достаточном удалении от меня стена опять поддерживалась какой-то металлической конструкцией с тремя, горизонтально расположенными друг над другом, площадками, удерживаемыми отвесными столбами, вельми широкими в обхвате.

Только я рассматривал саму конструкцию совсем нечего времени, ибо внезапно справа от меня, что-то слышимо загудев, топнуло. Я тот же миг повернул голову и увидел шагах в ста от себя, внезапно точно отделившееся или отошедшее от стены огромное существо. Пожалуй, что в двое превышающее рост Чё-Линга, а посему возвышающегося там большущей горой. Все тело того существа, с двумя длинными широко расставленными руками, короткими и очень толстыми ногами, было перевито выпирающими, ребристыми с множеством тугих узлов мышцами, ровно они и вовсе проходили не под кожей, а пролегали сверху. Слегка сплющенная в районе макушки, а потому удлиненная в части скул, голова его клонилась вниз и создавала на спине невысокий, отложистый горб. В свой черед голова существа обильно заросла косматыми с красноватым оттенком волосами, кои покрывали лицо, шею, но и спускались ему на впалую грудь в виде узкого лоскутка. Из косматости, оную создавали на лице волосы, просматривались только один раскосый, черный глаз, прикрытый красноватыми веками (расположенный вроде в районе лба) и выступающий кончик мясистого носа, поместившийся прямо под ним. Цвет кожи существа смотрелся желтовато-красным, и тут чешуйчатым или только неровным в силу мышц, который точно сливался с единственной одеждой на нем, а именно узкой набедренной повязкой обмотанной вокруг бедер и закрепленной на выступающем животе веревкой. Разутый и тут с широкими стопами и размашисто расставленными короткими пальцами, он внезапно переступил с ноги на ногу, вызвав тот самый топот, слегка встряхнувший меня на полу пещеры, а после развернулся в мою сторону. Его голова немного качнулась вниз и взгляд единственного, черного глаза уставился на меня.

Еще мгновение тишины…

И существо внезапно громко взвыло, притом слегка присвистнув. И это прозвучало столь устрашающе, что я сразу понял, сейчас меня убьют. Ибо существо здесь поставлено охранять территорию, в каковую я неразумно вторгся. И стоило мне это осознать, как я не менее громко закричал. Уже, и, не надеясь, что придет в помощь Чё-Линг, просто действуя так не думая.

Существо, одначе стоило мне только закричать, враз сошло с места, и, переходя также скоро с шага на бег, помчалось на меня. А меня точно парализовало от страха. Я то очнулся лишь, когда между нами осталось шагов пять, посему вместо того, чтобы нырнуть в щель откуда пришел, зачем-то развернулся и побежал от него прочь. Наверно я сделал не больше трех шагов, когда вспомнил про спасительную щель и резко повернул влево к стене, да только не удержавшись на скользкой подошве сандалий, прямо-таки, влетел лицом в ее поверхность. Оная к моему изумлению сохраняла общую контрастность пещеры в виде широких ярко сияющих полос, а по структуре оказалась вязкой, потому и трепещущей. Я врубился в поверхность стены сперва головой, потом дернулся назад, и, оказавшись, будто в ловушке, взмахнув руками, погряз в ней и ими вплоть до запястий. Горьковатые колыхающиеся массы стены надавили мне на глаза, заскочили вязкостью в ноздри и рот, закупорив на чуть-чуть дыхание, впрочем, уже в следующий момент я почувствовал, что перестал задыхаться. Только их горечь, переполнившая мой рот, с особой силой надавила на нос, пожалуй, даже растворив в себе остатки крыльев ноздрей или только пустив из их краев кровавый поток с серебристым отливом, прямо в желтоватое сияние полосы смотрящейся и вовсе отчетливо.

Крепкая хватка чьей-то мощной руки внезапно почувствовалась на моей правой ноге, в части голени, а потом меня резко выдернули из вязкости стены, сразу подняв вверх и с тем развернув вниз головой. И я тотчас выплюнул изо рта огромный шмат субстанции, теперь уже осознанно задышав ртом. Я даже легонечко качнул головой и пару раз моргнул, прочищая веками зрение, потому уже в следующий момент увидел прямо перед собой большое лицо существа и выглядывающий из косматых, переплетенных между собой волос раскосый, черный глаз, порой смыкающийся красноватыми веками, утыканными короткими ресничками. Внутри того глаза не имелось белка али зрачка, и ровно правила одна чернота, пышущая гневом, желанием убить и защитить то для чего он тут поставлен. Посему я понял, что проживаю последние мгновения своей жизни и явно не увижу его ясность Ларса-Уту, прабху планеты Пятнистый Острожок, системы Медуница, Галактики Сварга. И стоило только сей мысли промелькнуть, а открывшемуся рту закричать, как во мне вновь животное взяло вверх над человеческим. А желание выжить, любым путем, скажем так, застлало глаза. Понеже я вскинул правую руку и схватил себя за нос, стараясь не только оторвать от него остатки крыльев, но и собрать крови.

Существо между тем слегка тряхнуло меня вверх-вниз, точно намереваясь приладиться и шибануть мной об пол, когда я, давясь болью, и просочившейся из краев носа, прямо в мой рот, кровью, дернулся в его сторону. Моя свободная левая рука, ухватилась прямо за волоски, покрывающие лицо существа, а измазанная собственной кровью правая ладонь и пальцы мотнувшись в направлении его глаза, прошлись прямо по той оболочке, размазывая на ней красно-серебристые сгустки, наблюдаемо растворяя ее или в ней.

Существо все еще продолжало удерживать меня за ногу, когда я отпустил волоски его лица, подумав, что опять ради себя убиваю. Впрочем, уже в следующий момент его пальцы дрогнув, разжались, выпуская из хватки мою ногу, и поколь я летел вниз, вся фигура существа созерцаемо качнулась, падая плашмя и как-то дюже скоро. Потому я, толком не успел достигнуть пола, когда перед моим наблюдением выскочили его две толстые голени, точно принявшие мою голову на себя, а после и все тело, да слегка вроде как качнувшие меня вверх-вниз.