Читать книгу По следам предков - Елена Александровна Асеева - Страница 4

Уральские горы, или как их называли русские люди, начиная с девятого века, Поясовой, Сибирский или же Земной Пояс, сейчас в начале весны все еще укрывали снега. Своими чистыми белыми, и словно не тронутыми полотнищами они растянулись в первозданных долинах, практически с выровненными поверхностями, покрытых хвойными лесами и широкими линиями рек, сменяющихся на низкие горные гряды, с плавно-закругленными вершинами и покатыми склонами, не менее густо поросшими лиственными деревьями. Снеговые покрывала лежали не только на горных вершинах, ледяными пластами они сковывали берега рек, тонкими полосами укрывали землю, да все еще припорашивали веточки редких кустарников, серо-зеленые, точно поседевшие мхи на каменных валунах и стройные с прямыми стволами сосны. Покоясь особенно плотными сгустками на их высоко вскинутых к небосводу широких ветвях. Небо сегодня, как и сам Сибирский Пояс, перемешало на своем полотне множество красок, и, хотя было явно нежно-голубым, прикрыло эту чистоту серо-серебристыми волокнами пара, словно выскочившего из бани, что топилась по-черному. Ветер, гуляющий по впадинам между холмами, иногда слышимо посвистывал, мощно покачивал ветви, просыпая с собранных в плотные кисти сизо-зеленых хвоинок вниз и тут какой-то скомковавшийся снег.

Впрочем, тут в ближайшем наблюдении гора в виде вытянутого вала с выпуклой вершиной и пологими склонами венчалась скалистым каменным гребнем, точно сложенным из отдельных мощных и плоских плит. Этот гребешок большей частью скрывал лесной массив, так как сосны и березы с тонкими и будто покрытыми хрусталем ветвями, подступали друг к другу впритык, не давая и малого просвета для того, что ютилось на земле. Сам же склон горы почти на треть смотрелся оголенным, вроде кто-то вырвал с корнем все деревьям, раскидал их в стороны и взрыл каменистую почву на несколько метров вниз. Казалось, это огромный великан с не менее мощным плугом прошел по косогору, разбросав в разных направлениях деревья, кустарники, валуны, вспахав, таким образом, густо-черную землю. Хотя и сами обломки стволов, ветвей сейчас перемешавшись с почвой и пластами снега, указывали на давешнюю трагедию, которая если и случилась то прошедшей осенью, не перестав наблюдаться общим разгромом данного склона горы.

Полоса разрушений, однако, тянулась не по всей поверхности косогора, а начинаясь метрах в десяти от ее каменистого гребешка, завершалась почти возле подножия, как раз там, где склон мягко входил в узкую вытянутую перешейком долину. Потому как именно в том месте наблюдался тот самый источник разорения, а именно огромный летательный объект, вероятно воткнувшийся в навершие горы и съехавший по ее склону вниз.

Это была конструкция в виде круглой, дискообразной платформы, в диаметре не менее тридцати метров и такой же высоты, чуть переливающаяся серо-серебристым светом, особенно ярко блистающим по собственному краю, там, словно обрисовывая кайму. Достаточно было даже беглого осмотра, чтобы стало ясно на данном объекте (явно предназначенном не для плавания по воде, не для полетов в воздухе, а дабы бороздить космическое пространство) отсутствовали какие-либо внешние двигательные системы, силовые установки, вентиляционные каналы, и даже подобие сварки, клепки, пайки на самой обшивке. Опять же не было заметно чего-то подобного трапам, посадочным модулям, и даже входа в объект. Впрочем, по самой обшивке днища, проходил какой-то едва заметный рисунок, в виде четырех изогнутых лучей, сходящихся в едином центре. Объект, в свой срок, воткнувшийся одним боком в склон горы, съехавший по нему вниз, и остановился то возле подножия косогора, скорее всего, по причине выравненности грунта, начинающейся в том месте долины.

В сиянии нечастых лучей солнца, сейчас в марте 1969 года, прикрытых парными сгустками облаков, судно наглядно переливалось, точно начищенный самовар, тем указывая, что в составе его все же есть привычное для людей железо, твердый, ковкий металл, в соединении с каким-то иным химическим элементом образовавшего такой неповторимый на взгляд сплав.

– И какой шут ее тут нашел? – спросил стоявший в нескольких шагах от небольшой группы людей, военный. Точнее по цвету лазурных петлиц на серой шинели, фуражки с васильковыми кантами и околышами, синим брюкам с теми же васильковыми кантами, заправленных в черные хромовые сапоги, представителя ведомства при правительстве страны Советов с правами министерства и подчиняющегося Президиуму ЦК КПСС и Правительству СССР, проще говоря, Комитета Государственной Безопасности. Две полосы на погонах и большая звездочка выдавала в нем майора той службы, может потому и в самом его поведении просматривалась какая-то небрежность. Впрочем, когда он глубоко затянулся сидящей в левом уголку рта папиросой, еще, кажется, сильнее стиснув ее зубами и выпустив пары дыма через нос, стало понятно, что та небрежность всего лишь проявленное им волнение.

Этот мужчина, точнее Михаил Андреевич Турский, старший оперуполномоченный по особо важным делам КГБ был молод, красив, коренаст и невысок. Он обладал атлетическим телосложением, в частности широким плечевым поясом, округлой грудной клеткой, короткой шеей, и хорошо развитой мышечной массой на руках и ногах. У него было узкое, вытянутое лицо, опять же узкие скулы и нижняя челюсть, высокий лоб и точно рассеченный надвое широкой бороздкой подбородок, выдающий в нем личность с волевым характером, отважным, а порой и шальным. Прямые негустые брови с ярко выраженной на кончике правой родинкой, и такие же нечастые ресницы прикрывали удлиненной формы глаза с опущенными внешними уголками и карим цветом радужной оболочки. Удивительным смотрелся его нос словно списанный с древнеримских скульптур, характерной особенностью которого являлся небольшой бугорок, посередине, придающий офицеру еще большей мужественности, как и его тонкие блестяще красные губы. Светлая кожа мужчины хорошо воспринимала загар, потому сейчас в весенний месяц, все еще холодный в этой части СССР, она имела смуглый оттенок. Прямые темно-русые волосы и большой лежащий волной чуб, выбивающийся из-под фуражки, выдавали в нем родственность к казачеству.

Нервно перегоняя папиросу из левого уголка рта в правый, а потом обратно, он обращал на себя внимание какой-то нездешностью или только непонятливостью… И не потому как был по жизни столь бестолковым, сколько сейчас попал в ситуацию достаточно неясную для него.

Михаил Андреевич Турский если говорить точно, совсем недавно получил звание майора и новую должность в органах КГБ. Так как в недалеком прошлом еще числился в спецназе ГРУ и проводил секретную операцию на территории Вьетнама. Он тогда возглавлял атаку на американскую базу, при выполнении которой спецназовцами был угнан один из вертолетов, а остальные, обладающие возможностями уникальной системы наведения на цель управляемых реактивных снарядов оказались уничтожены. В той стычке с американскими военными из советских спецназовцев никто не погиб, всего-навсего ранен был Михаил, и то лишь потому как прикрывал свою небольшую в десять человек группу.

После ранения и лечения в госпитале Турский получил назначение в Третье Главное Управление КГБ, звание майора и должность старшего уполномоченного по особо важным делам. Впрочем, сейчас его появление в составе секретной группы стало случайностью. Еще и потому как это произошло из-за болезни его непосредственного начальника, подполковника Началова, у которого внезапно обострилась язвенная болезнь, и он попал в госпиталь. По этой причине в свой срок, слушая генерал-полковника Гареева, довольно-таки непонятно пояснившего о том, с чем Турскому придется столкнуться, еще хуже воспринял его дальнейшее указание:

– Михаил Андреевич на вас я возлагаю особую роль, так сказать, обеспечить наших ученых всей возможной помощью и одновременно не допустить распространения информация о данном объекте. Не будем, пока не выясним, с чем имеем дело, тревожить советских граждан, – Махмут Ахметович совсем легонечко качнул головой, где черные прямые как смоль волосы были едва подернуты серебром пережитой войны и улыбнулся, тем поддерживая сравнительно с ним молодого майора.

Если бы на тот момент, в просторном кабинете начальника Третьего Главного Управления КГБ Гареева, Турский знал с чем столкнется, и, что узрят его глаза, он бы непременно уточнил, что генерал-полковник понимает под выражением «обеспечить наших ученых всей возможной помощью»… А сейчас оставалось лишь догадываться и так сказать зыркать на эту огромную тарелку или все-таки иностранное судно… Михаил, впрочем, в той невнятности происходящего и видимого обвинял только себя одного, так как после ранения ему стало казаться, что он теперь много хуже соображает. И хотя положенную для оперативной работы в КГБ медицинскую комиссию прошел, об этой своей тугости мысли никому не сообщал. Благо еще, что врачи того не приметили, родные жили далеко, а супруга списала на переживания, всего лишь…

Хотелось бы уточнить об увиденном у самих членов группы, в которую кроме него, Турского, входило еще четыре человека, но они молчали в вертолете всю дорогу и теперь толком не произнесли не слова. Впрочем, привезенные учеными многочисленные приборы при первом их включении показали наличие сверхмощного поля статического электричества вокруг судна, а магнитометр, с которым работал Владислав Игнатьевич Кравчик, наоборот обнаруживал нулевое значение. Видимо, поэтому, когда они впятером подходили к объекту, и, до него осталось не более десяти метров, волосы под шапками, фуражками ощутимо и у всех разом встали дыбом.

Майор не зря вслух задал вопрос, не столько надеясь, что на него ответят, сколько желая снять волнение, порой беспричинно, отдающееся покалыванием в его правой раненной руке, особенно в подушечках пальцев. Потому, чтобы избавиться от этого назойливого напоминания о Вьетнаме, похлопал себя по карману, словно проверяя в брюках наличие самодельного, жестяного, фронтового портсигара с мордой овчарки на крышке, доставшегося ему от отца, как вечное напоминание о Великой Отечественной Войне, которую Андрей Турский прошел до конца, встретив победу в Берлине, а умер от сердечного приступа три года назад. Впрочем, Михаилу Андреевичу ответили не сразу… И не потому как ученые (как назвал их генерал-полковник Гареев) были столь заняты, ибо в основном все разглядывали объект, при ближайшем рассмотрении, весьма пострадавший той стороной, которой врубился в поверхность горы, а потому как находящиеся в этой долине, у подножия горы, еще толком не были представлены друг другу.

Хотя сам Турский знал, что стоявший шагах в пяти от него, несколько вполоборота в сером драповом пальто с каракулевым воротником и шапкой-пирожком из каракуля (имеющей сходство с пилоткой) есть, главный конструктор СКБ-5, полковник и единственный из их группы фронтовик, Ноженко Дмитрий Анисимович. В свои сорок четыре года он был невысок и не то, чтобы полный, но достаточно упитанный для собственного роста. Правильный овал лица, небольшой наклон лба, мягкие губы с большой нижней, светлая розоватого оттенка кожа, голубого цвета глаза и светло-русые волосы с легкой проседью на висках, все выдавало в нем чисто русского человека, точнее даже крестьянина Средней Полосы России, точно шагнувшего с фотокарточки. Впрочем, при дальнейшем рассмотрение становилось заметно, что глаза его глубоко посажены с приподнятыми уголками, слегка вздернутый нос имеет мягкую, круглую форму на кончике, а подбородок, наоборот, к удивлению острый, таким образом, указывая на него, как на личность обладающую несгибаемой волей, как и две явные неровные вертикальные морщинки, залегшие между тонкими русыми бровями, придающие ему ощутимый авторитет, с которым, пожалуй, стал бы считаться даже майор КГБ. Не только верхняя одежда, головной убор, но и кожаные зимние ботинки Чехословацкой обувной фабрики определяли в нем особый и вероятно руководящий уровень в ЦК КПСС.

– Миша, только не делай вид, что не знаешь, какой шут ее тут нашел, – ответил Ноженко, и его приятный низкий голос с легкой хрипотцой прозвучал насмешливо. Притом он медленно развернулся в сторону Турского, и, взглянув на него из-под надвинувшейся почти на брови шапки, заметно улыбнулся. Дмитрий Анисимович это сказал так по-свойски, ровно знал Михаила Андреевича не какие-то три часа, а уже который год, да еще столь просто назвал его по имени, вроде как мнил его своим подчиненным. Тем самым указывая, что о самом Турском, пожалуй, что знает больше последнего.

– И то, хорошо, скажем честно, – отозвался стоящий возле укрепленного на треножнике магнитометра, в виде большого ящика на котором располагались градуированная шкала измерителя, Кравчик и его насыщенно-отрывистый голос на легком ветру, блуждающем в долине, словно и не прозвучал, а прохрустел. – Что охотник, который нашел этот объект, сообщил о нем сразу председателю колхоза, а тот в свой черед доложил о нем напрямую через наши органы, потому в столь короткий срок была оцеплена территория и прибыла наша группа, – Владислав Игнатьевич, кажется, говорил не столько для членов группы, сколько вещал в свой магнитометр. И хотя он лишь на три года был старше Турского и в вертолете, и тут вел себя свысока. Впрочем, звание он имел такое же, как у Михаила Андреевича, майор и слыл заместителем Ноженко. Но то ли в силу собственной одаренности, опеки, революционного происхождения своей семьи, держался достаточно необщительно и горделиво. Это показалось майору КГБ еще в вертолете, когда он оглядывал членов группы, сверяя часть информации с которой его генерал-полковник Гареев ранее ознакомил.

Стройный, крепкого сложения и не высокий, Кравчик имел не только розово-белую со слабой пигментацией кожу, белокурые волосы, но и овальное лицо с правильными, тонкими чертами, выдавая в себе принадлежность к польской аристократии. Поэтому прямым узким был его нос, подбородок, как и чувствительно-плавными линии губ. Его глаза нежно-серые, почти голубые, располагались в широко расположенных глазницах и зрительно увеличивали собственные формы, потому перво-наперво обращали на себя внимание, особенно когда он говорил глядя вам в лицо. В отличие от других членов группы у Владислава были не только усы, но и короткая бородка, немного заостренная и формой повторяющая ту которую в свое время носил другой поляк, революционер Дзержинский. Заместитель главного конструктора теперь и собственной одеждой выдавал в себе подобный Ноженко особый уровень в СССР, будучи одетым в серое укороченное пальто из-под которого виднелись черные брюки и синяя водолазка, да шапку-пыжик, опять же символ советской элиты, ученого или творческой интеллигенции.

Впрочем, особый шик в одежде демонстрировал другой ученый, ровесник Кравчика, Максимов Виктор Васильевич, доктор технических наук, старший научный сотрудник СКБ-626, специалист в области систем автоматизации и управления движущихся объектов, надетым на нем темно-коричневым цигейковым полушубком, который он не застегнул. Потому из-под полушубка просматривались темно-синие джинсы клеш, серая водолазка в рубчик, сверху на которую был надет джемпер. Он и выглядел в отличие от остальной группы элегантно, будучи высоким, очевидно, не менее ста восьмидесяти семи сантиметров, что являлось редкостью для детей военных лет, сухопарым. Максимов имел квадратной формы лицо с точно тяжелой нижней челюстью, и выступающим вперед подбородком, указывающим на него как на решительного, волевого человека. Его широкая, круглая голова, слегка выпуклый, чётко очерченный нос, полные, мягкие губы, крутой, высокий лоб и выпуклые большие карие глаза лучились не столько умом, сколько явной одаренностью, как и выдавали в нем этакого большого добряка, имевшего за честь прийти на выручку. Темно-русые курчавые волосы (не прикрытые, несмотря на прохладное время, головным убором) в мелкую кудельку, были зачесаны назад и слегка отдавали медью на висках, словно они там протерлись от частой чистки. А сиплый с шипящими звуками голос звучал достаточно мягко и неизменно поддерживающе, потому он наверно в следующую секунду обращая на себя внимание, с легкостью шага в четыре поднялся по склону вверх, и, остановившись возле Турского, приглушенно спросил:

– Как полагаете, Дмитрий Анисимович, данное судно может быть разработкой Штатов?

Его правая нога, обутая в черные кожаные полуботинки с удлиненным носом ступившая прямо в грязевую лужицу скользнула вниз, и, сам он весь значимо пошатнулся, потому Михаил резко вскинул вверх руку, и, подхватив его под локоть, придержал.

– Благодарю, Михаил Андреевич, – незамедлительно и вновь приглушенно произнес Виктор Васильевич, и мягко улыбнулся, еще сильнее располагая в отношения себя Турского так, что последнему захотелось сразу с ним перейти на дружескую ноту.

Михаил знал, что Максимов прибыл под начало Ноженко из совершенно другого конструкторского бюро, но видимо, в отличие от него же, уже успел познакомиться поближе с остальными членами группы.

– Я уверен Витя, – все-таки у Ноженко это было особенностью ведения разговора, использовать непринужденность общения, и всех называть по имени. – Что американцам не под силу создать такое судно. Да и коль говорить откровенно, – продолжил он, теперь смещая взгляд своих голубых глаз с замерших друг возле друга Турского и Максимова, – построить такой объект в данный момент времени ни под силу, ни одной стране. Тем более самые передовые разработки в области конструирования спутников и ракетостроения имеются в основном у Советского Союза.

– Хотите сказать, Дмитрий Анисимович, что это инопланетное судно? – наконец вмешался в разговор стоящий внизу все еще недалеко от места посадки вертолета по военной форме и эмблеме на погонах капитан медицинской службы, одетый в серую шинель и фуражку, синие брюки с васильковыми кантами, и черные хромовые сапоги, Пранузов Григорий Алексеевич. Он определенно был самым молодым членом этой группы, но обладал столь изучающим, въедливым взглядом, которым, кажется, желал во время полета в вертолете откупорить не только Турского, но и самого Ноженко, впрочем, не поддавшегося тому. Его высокий и очень звонкий тенор наполняли беспокойные нотки, ровно он каждую секунду за всех тревожился и особенно за Михаила, очевидно, решив извести его если не взглядом, то ненужными советами, потому еще при посадке, указал ему поменьше курить. Пранузов был среднего роста, сухощавый, и белокожий, со средне-русыми прямыми волосами. Он имел прямоугольной формы лицо, прямой нос с утолщенным кончиком, заостренный выдающийся подбородок, небольшой рот с точно припухшей верхней губой и близко посаженные зеленые глаза, которые слегка прикрывались верхними веками, потому то и создавалось впечатление, что они неизменно за тобой наблюдает.

– Ничего не могу утверждать, Григорий, – на удивление более уважительно или только отстранено ответил Ноженко, и майор КГБ окончательно понял, что главный конструктор СКБ-5, полковник, фронтовик Дмитрий Анисимович станет командовать возле этого непонятного объекта.

Михаил внезапно хрипло и резко закашлял, так как за разговорами и не приметил, как закончилась папироса и начала гореть на ней гильза, да торопливо выпустив поддерживаемый им весь тот срок локоть Максимова, и, перехватив окурок изо рта, кинул его себе под ноги. Гильза, тихо шипя, плюхнулась горящим красным сгустком в раскисшую черную грязь и как-то сразу смешалась с ней. А Турский не мешкая приподнял полы шинели, и, засунув руку в карман брюк, извлек оттуда отцовский портсигар. Он толком не успел его вынуть, не говоря уже о том, чтобы открыть, как услышал достаточно весомо прозвучавший голос капитан медицинской службы, военного хирурга Пранузова, сказавшего:

– Михаил Андреевич вы много курите. Хочу отметить, что вам это вредно, особенно после вашего ранения.

Турский, впрочем, не ответил, а как-то моментально замер, сжимая в правой руке портсигар, всего только успевая опустить полы шинели, ощущая какое-то нахальство в советах Пранузова, явственную его фамильярность и вообще полное отсутствие уважение к нему как к старшему по званию. Пальцы правой руки, чуть дрогнув, скользнули по почерневшей от пережитого жестяной крышке портсигара, словно проехав салазками по снегу. И портсигар, выскочив из пальцев Михаила не столько упал, сколько прыгнув вперед, приземлился на не менее черную, клочковато-выжженную землю. Полковник также торопливо сделал шаг в сторону упавшего портсигара, с легкостью для его полноты наклонился, и, подняв, с явной теплотой смахнул с него пальцами катушки земли и капли грязи, слегка качнул в руках, а после, протянув Турскому, спросил:

– Фронтовой?

– Да, от отца достался, – немедля отозвался Михаил Андреевич, и желваки на его скулах видимо шевельнулись, придав его смуглой коже красные тона.

– Хорошая вещь, помню, такие были у однополчан, – заметил Ноженко с достаточной ровностью своего приятного с легкой хрипотцой голоса, и взгляд его лишь скользнул по правой руке Турского, все еще некрепко сжимающей пальцами портсигар. – Но я согласен с Григорием, тебе Миша надо меньше курить. А теперь, – дополнил он, видимо отметив, как прямо-таки заалели щеки последнего, – давайте ставить лагерь, и будем определяться с планами по изучению этого необъяснимого летающего объекта, коротко говоря, НЛО.