Читать книгу По следам предков - Елена Александровна Асеева - Страница 9

Фотографии все-таки не удалось сделать. И не потому как Максимов искал фотоаппарат или долго нес его, а потому как не имелось должного освещения для нормальной съемки. Да и если говорить откровенно, спустя секунд тридцать не больше, тарелка внезапно резко вздрогнула, свернув гул и течение света по лучам, а Турский (все же получивший электрический удар) обессиленно опустившись на помост, сел. И хотя Пранузов настаивал на том, чтобы был вызван вертолет, а Михаила Андреевича увезли на обследование в город, Ноженко решил по-другому. Еще и потому как (и это стало заметно всем членам группы) НЛО за эти дни, если и отреагировало так только на майора КГБ, на его фигуру, голос, а может лишь само его появление перед ней. Ведь до этого момента объект явно находился в отключенном состоянии, и только после «общения» с Турским вроде как подключился. Посей причине, самого Мишу бережно перевели в палатку, напоили чаем, сделали укол успокоительного и уложили отдыхать.

Турский, как и многие другие советские люди, да и в целом люди Земли, видел сны… Яркие и не очень, запоминающиеся и так себе… В тех снах он купался, бегал, любил, сдавал экзамены и даже воевал… Но этой ночью он видел особенно отчетливый сон, а может быть даже не сон. И это всего-навсего в его перегруженном пережитым мозгу возникло, выплеснулось воспоминание когда-то увиденного, перенесенного и всегда живущего с ним. Воспоминание о войне и той дороге, по которой они шли вдвоем с отцом.

Воспоминание той самой дороги, где в летний день сизо-голубое небо нависало над посеревшей землей, а свинцовая порошина, то ли пыли из-под шин машин и гусениц танков, копыт лошадей, подошв солдатских сапог, то ли от пожарищ витала в воздухе и оседала полосами слез или пота на светлой коже отцовского лица.

Эти полосы, словно слезы, пролитые по почившей супруге, погибшим родителям, на посеревших щеках отца, всегда стояли перед глазами Михаила Андреевича и с особой силой возникали в моменты задумчивости, когда весь мир воспринимался лишь побочным фрагментом, таким как сейчас…

– Миша, тебе лучше было не подниматься, – достаточно веско сказал Пранузов и той фразой сразу вывел Турского из состояния вневременности, возвратив его в нынешний момент. Мелкий, будто бисерный дождь сегодня лил с самого утра, но еще больше он принялся кропить сейчас, потому Михаил Андреевич пожалел, что не надел плащ-накидку. Серый, разрозненный или точно клокастый туман окутывал не только ближайший склон, в котором торчала тарелка, но и сохранившиеся на нем не высокие сосенки. Само небо смотрелось почти сизо-синим, а плотные клубящиеся тучи на нем, кажется, умудрились ухватиться за верхушки тех деревьев, что росли в долине, запутавшись в их ветвях и даже хвоинках. Особую пасмурность этому дню придавал мелкий дождь, с каждой секундой увеличивающий быстроту собственного полета, вскоре предполагающий перейти и вовсе в дряпню. С морозным привкусом, капли падая на деревянный помост, взъерошивали и сами небольшие лужицы на нем и точно пробивали схваченную тончайшим, как пелена льдом их кромку.

– Со мной все хорошо, Григорий, – наконец отозвался остановившийся перед деревянным помостом, ведущим наверх к тарелке, Турский, не столько обращая внимание на нагнавшего его сзади капитана, видимо вышедшего из медицинской палатки, сколько подняв голову и оглядывая НЛО в пепельной пасмурности и каплях падающего на его обшивку дождя точно переливающегося серебром. Несмотря на дождь возле тарелки находились не только Ноженко, Кравчик, но и Максимов. Сегодня они были все в офицерских плащ-накидках, скрывающих как одежду, так и головные уборы, потому майор КГБ не сразу понял, кто из них, где остановился. Однако когда ближайший к нему член группы обернулся, оказавшись, Дмитрий Анисимовичем, сообразил, что два других товарища находятся почти возле объекта, чего раньше не разрешалось делать.

– Это значит, тарелка больше не опасна, и на ее обшивке нет статического электричества? – догадливо дыхнул Турский вопрос и перевел взгляд на лицо Ноженко, чью кожу все-таки усеяли мельчайшие капли дождя.

– Определенно, ты, Михаил стал необходимым в таком случае токосъемником и теперь к объекту можно не только подходить, но и более близко его изучать, – отозвался Кравчик. И, хотя он не повернулся, майор КГБ однозначно понял, что тот стоит как раз на том месте, где этой ночью и произошел его контакт с объектом.

– Как ты себя чувствуешь, Миша? – спросил Дмитрий Анисимович, все еще мягко улыбаясь и с тем заложив на гладко выбритом с острым кончиком подбородке очередную продольную морщинку.

– Ох, да я уже сообщил Григорию, что со мной все хорошо, зачем по сотни раз переспрашивать, – недовольно проронил Турский и качнул не менее раздраженно головой так, что скопившиеся на козырьке фуражки дождевые капли, схлынули ему на нос, зацепившись парочкой прямо за самый его кончик.

– Если бы мы, Миша, – опять и явственно фамильярничая, сказал Пранузов, – не знали о твоем недавнем ранении, думаю не стали бы так сильно волноваться. – Он, наконец, поравнялся с Турским, зайдя справа, и развернувшись в его сторону, впился ему в лицо своими зелеными глазами, ровно стараясь свернуть на корню какие-либо споры, малостью спустя дополнив, – а так, не стоит наверно говорить, что полученный электрический разряд может отрицательно сказаться на функциях твоего организма, включая и раненной руки.

Михаил Андреевич туго передернул губами, в попытке сдержать собственные эмоции, хотя качнувшиеся на скулах желваки, выплеснули на смуглый оттенок его кожи красные пятна. И тотчас в разговор вступил полковник, вероятно, живущий по пословице «Легче ссоры избегать, чем ее прекращать», произнеся:

– Поднимайся к нам, Миша, – да слегка дернул головой, опять же смахнув с капюшона капель водицы, сейчас ринувшейся вниз отдельными тонкими струями, припорошив дождинками светлую розоватого оттенка его кожу. – И будет тебе кургузиться, в самом деле. Никто из нас не ставит своей целью тебя задеть, и тем более Григорий, – продолжил он все в той же миролюбивой манере, и, протянув в сторону Турского руку, едва шевельнул пальцами. – Он просто беспокоиться в связи с произошедшим, – добавил Дмитрий Анисимович, увидев, что майор КГБ сошел с места и направился по помосту наверх к нему. – Мы вот тут, обсуждаем с коллегами предположение Вити, – моментально переводя тему разговора, определенно, потому как Турский слышимо хмыкнул, продолжил он, – что НЛО среагировало не только на твой голос, но и в целом на лицо, так сказать на твои биометрические данные. Так как до сегодняшней ночи объект был абсолютно статичен, однако сейчас мы наблюдаем его хоть и не сильную, но явную активность.

Михаил Андреевич, под неусыпной охраной Пранузова наконец дошел до Ноженко и поравнявшись с ним остановился, еще и потому как последний выставил в его сторону левую руку, не позволяя подходить ближе к объекту. И лишь сейчас понял, о чем говорит Дмитрий Анисимович, почувствовав не только слабую вибрацию помоста, на котором стоял, но и вовсе едва различимый гул… даже не гул, а ровно рокотание, идущее со стороны НЛО.

– Как же она может реагировать на мои данные? Если это инопланетная тарелка? – спросил Турский, слегка пожимая плечами и осознавая, что еще немного и капли дождя усеявшие его шинель сверху, пожалуй, что проникнут сквозь сукно.

– Это лишь предположение, – проронил стоявший рядом Григорий Алексеевич, только сейчас сместив взгляд с лица Турского на объект, – предположение по поводу того, что данное НЛО относится к инопланетному. Ведь в таком случае можно опять же ожидать, что жители тех планет и систем имеют образ подобный человеческому, как и обладают способностями передачи звука посредством голоса. – Капитан медицинской службы негромко хмыкнул и принялся снимать с себя плащ-накидку, развязывая тесьму, одновременно, добавив, – и в таком случае эволюционная теория Чарльза Дарвина не просто подвергнется критики, а количество вопросов в ней увеличится многократно, чем количество имеющихся на данный момент ответов.

Пранузов неторопливо снял с себя плащ, шагнул к Турскому, не просто накидывая его ему на плечи, но и надевая на голову капюшон, фиксируя тесьмой его вокруг лица и на плечах. И хотя Михаил попытался отказаться от одежды, демонстративно сомкнув плащ-накидку на нем, вновь хмыкнув, произнес:

– Не отказывайся, Миша, так как я не собираюсь оставлять тебя под проливным дождем. Не хватает еще, чтобы ты сейчас захворал, – и лишь после того, как полностью запаковал майора в плащ, Григорий Алексеевич, также демонстративно развернувшись, поспешил по деревянному помосту вниз в сторону палаток. Оставляя членов группы не только на прежних местах, но и в состоянии явно разгорающегося спора, ибо стоило ему только сделать вниз пару-тройку шагов, как в разговор вступил Максимов, своим сиплым голосом сказавший:

– Да с чего вы все тут решили, что данный объект инопланетный? А ты, Дмитрий Анисимович, и вовсе, почему полагаешь, что это не разработки, ну, как пример американцев? Наблюдая его можно толковать, предполагать двоякое! Да и потом, если мы будем говорить о теории эволюции, которая является отражением развития биологической жизни с момента зарождения первой протоклетки и до Гомо Сапиенса на Земле, то можно с пятидесяти процентной уверенностью говорить, что подобные условия могли возникнуть и на любой другой планете. Ведь руки, пальцы, ноги, мозг это идеальные органы при помощи которых человек познает мир, не кажется ли тебе, Григорий, – Виктор Васильевич прервался, но, так и не дождавшись ответа от Пранузова, спустившегося вниз с помоста и направившегося легкой пробежкой в медицинскую палатку, оглянулся. И тотчас взгляд его карих глаз уперся прямо в лицо Турского, вероятно он ожидал увидеть там капитана. Максимов сделал шаг в сторону, качнув на груди прикрытый плащом фотоаппарат, так как был не просто заядлым фотографом, а еще и поставлен для фотосъемки всего происходящего. Его светлая розоватого оттенка кожа лица, как и у других членов группы, была присыпана прозрачными бусенцами дождя, а на выступающем вперед подбородке и вовсе поблескивали крохи снега, порой летящего с неба синхронно каплям. Михаил Андреевич приветственно кивнул, не просто здороваясь с Максимовым, но и соглашаясь с тем, что он сейчас озвучил и негромко дополнил:

– Человек – царь природы.

И тотчас засмеялся стоявший рядом полковник, ощутимо недовольно закачав головой, прикрытой не только капюшоном военного плаща, но и водруженной на нее шапкой-пирожком из каракуля, единственное, что сейчас выдавало в нем особый, руководящий уровень ЦК КПСС, ведь военный ватник, хромовые сапоги и даже темно-зеленые брюки, вещали о нем, как о человеке все же близком к военным, чем к гражданским.

– Миша, поверь, голубчик, человек не царь природы, это заблуждение, – теперь Дмитрий Анисимович уже и озвучил свой смех словами. – Человека отличает от животного лишь то, что он когда-то осмыслил себя, как личность, как живой организм и направил собственные силы на изучение своего места в природе. Если же стать объективным, то человек разумный достаточно слабое и малоприспособленное создание, уступающее другим земным видам в силе, ловкости, выборе питания. Человек как субъект опять же зависим от общества, выживание и благополучие его связанно с общественным строем и удовлетворением необходимых потребностей, лишь потому мы не бегаем в шкурах с дубинками и копьями в руках. Да и вообще можно задать множество вопросов, на которые не будет точных, логических ответов, начиная оттого, каким образом человек заговорил, и кто его надоумил придумать письмо.

Турский широко открыл рот в желании сказать, что-либо умное или хотя бы дельное, внезапно ощутив себя тем самым дикарем, с копьем наперевес, в кругу людей которым наука была словно мать родная. Впрочем, ему на выручку пришел Максимов, он неожиданно резко развернулся, и также торопливо шагнул вперед, колыхнув полами короткого сравнительно с его ростом плаща, отчего капли дождя сейчас еще сильнее посыпавшие с неба и явно перешедшие в косохлест, гулко застучали по поверхности брезента, а вибрация ощутимая через подошвы сапог опять же усилившись, стала отдаваться в лодыжках Турского легким покалыванием, ровно через него пропустили слабый разряд тока.

– Можно, хоть, сколь много сомневаться в том является ли человек венцом природы, – произнес Виктор Васильевич и сиплый его голос с шипящими звуками, будто подыграл вибрации тарелки и барабанной дроби дождя, тем нагнетая торжественность самого момента или только спора. – Но мы не можем отвергать то, что только человек обладает возможностью сознательного изменения этого мира, ни одно другое животное к тому не имеет тяги.

– Вместе с тем, ты ровно забываешь Витя как ничтожен человек и само человечество перед банальным вирусом чумы, холеры, тифа, – отозвался Кравчик, и с тем даже не повернувшись, продолжил с помощью радиометра измерять энергетические характеристики излучения объекта. – Я уже не говорю об элементарной силе самой природы, и всех ее проявлениях вулканов, ураганов, наводнений, засух, определенно, указывающих на человечество, как на всего лишь возможный ее ляп.

– Джек Лондон однажды сказал: «Не зная никакого бога, я сделал человека предметом своего поклонения. Конечно, я успел узнать, как низко он может пасть. Но это лишь увеличивает моё уважение к нему, ибо позволяет оценить те высоты, которых он достиг», – процитировал писателя Максимов, вводя своими аргументами Турского и вовсе в волнение, так как он, слушая спор товарищей, уже и не понимал, чьи мысли ему больше близки Виктора или Владислава. Лишь успев подметить, что Ноженко и Кравчик не очень-то и верят в теорию эволюции, вероятно придерживаясь какой-то другой, но однозначно не религиозной, так как все члены группы были не только коммунисты, но и атеисты, а значит отрицали веру в существование бога и полагали саму природу в том самодостаточной для проявления жизни на Земле.

Теперь и также резко развернулся Владислав Игнатьевич, слегка качнув в руках прямоугольную панель радиометра, стряхивая со стеклянной поверхности, прилетевшие с его капюшона водяные капли. Кожа лица Кравчика сейчас, как и сами белокурые волосы прикрытые капюшоном плащ-накидки смотрелись напрочь вымокшими, потому майор КГБ пришел к выводу, что тот находится возле тарелки уже не первый час. А крупные полупрозрачные росинки облепили не только тонкие, дугообразные брови Владислава, но и усы, и короткую бороду, немного заостренную, называемую зачастую эспаньолка, которую носил сам «железный Феликс». В его нежно-серых глазах сейчас блеснули такие огни, вроде он желал их метнуть в спину Максимова (с которым нередко спорил) и видимо тем окончательно испепелить последнего, когда предотвращая вновь возникающий и более горячий спор, заговорил Ноженко, приглушая какое-либо недовольство тех двоих, проронив:

– Товарищи хватит этих ваших споров. Витя пойди, займись печатью фотографий, а ты Владислав завершай необходимые замеры и также иди в палатку, а то прав Григорий мы все тут расхвораемся. – Тем самым, разом закрывая всем рты и даже приоткрывшийся рот Турского, а после, обращаясь к нему, досказал, – я же Миша хотел тебе предложить небольшой эксперимент.

– Эксперимент? – переспросил Михаил Андреевич, и, так как Максимов широко засветившись улыбкой, направился мимо него к палаткам, повернул в сторону Ноженко голову, приметив как еще сильнее насытились синими переливами, словно водами, тучи в небесах, а пасмурность дня стала казаться и вовсе парной, окутывающей само наблюдение лесной дали, всего-навсего оставляя в яркости сияния дискообразное днище тарелки.

– Да, эксперимент, Миша, – добавил Дмитрий Анисимович, и сам развернулся, в намерении отправиться вслед за поспешившим к ближайшей жилой палатке Максимовым. – Идем, голубчик, в палатку, выпьем чаю, покушаем и обсудим мое предложение, потому как в нем, в данном эксперименте, тебе отводится главная роли, наиглавнейшая я бы сказал, – дополнил он, и, ухватив Турского под правый локоть, слегка потянул вслед себя, таким образом, указывая идти за ним.