Читать книгу «Шел Господь пытать…» - Элена Греко - Страница 12

Берешит*
Расцвет

Оглавление

Он отмахивался от поэзии, погрузившись в нее. После первого свидания (первого поцелуя у первых почек и всего такого – первого) сам разразился стихами:

Мой поезд ушел первым,

А твой подождал немного.

Чуть-чуть расслабились нервы,

Как будто близка дорога.

Как будто живем вечно,

Как будто любви много,

И нас на пути млечном

Не спросит никто строго.

– …А ты как будто сейчас… в регрессе: свежачок такой весенний, видимо. Похоже, влюбился! А это освежает.

– Да это просто перетряхивает!

В стихах же выразил и свою «нитяную» метафору связи:

В небо уходит нить,

Ветер свистит вокруг…

Попробуй без нити прожить —

Закружит и сбросит вдруг.

Вниз лететь далеко,

Падать сквозь темноту,

Вверх лететь нелегко —

Ниточку видишь ту?


Утренние послания.

Я хотела бы, чтобы он издал хронику своих Утренних Посланий.

Но ему не до этого – ему нужна его наука…

«Доброе утро! Так интересно, наша связь просыпается утром постепенно, включает свои теплые окончания, потягивается и вообще ведет себя как ребенок…»

«Доброго, теплого, светлого, уютного и радостного тебе утра! Лежу под теплым одеялом и думаю о тебе… Когда я представляю струи воды, стекающие по твоим плечам, груди, бедрам.. хочется любоваться бесконечно!.. Хотя здесь бесконечность – штука относительная. Пойдешь же ты когда-нибудь в большое махровое полотенце. Закутать тебя в него… а потом добыть, такую свежую, чистую, вкусно пахнущую, горячую. Полотенце огромное, и приходится постепенно… добывать. Чувствую твой запах на себе. У тебя очень вкусные губы. Целовать тебя… я не могу оценить. Я хочу еще и еще».

«Доброе утро! Проснулся и думаю о тебе… Такое теплое ощущение от вечера внутри. Закрываю глаза и вспоминаю вкус твоих губ… Кажется, я сейчас опоздаю на работу. Хочу продолжить лежать под одеялом и думать о тебе. Еду в трамвае и трогаю ниточки между нами… теплые. Сел в метро, закрыл глаза… думаю о тебе. Как мы вчера потерялись во времени среди этих огромных храмов, деревьев, реки… Хочу обниматься. Думаю о тебе и чувствую себя наполненным».

«С добрым утром, Лисенок! Постоянно ловлю себя на предвкушении чего-то приятного. Задумываюсь, выясняю, что это приятное – возможность думать о тебе, писать тебе, получать твои ответы… Просто возможность раскрыться в тебя… Удивительно! Господи, как же приятно просто прикоснуться к тебе мысленно, увидеть твои глаза, услышать твой голос… Обнимать тебя хочу. Нежно гладить по спинке… и не только по спинке. Помню, ты мне положила ладонь на бедро…. Так хотелось, чтобы ты ее подольше не убирала! Думаю о тебе. С тобой так светло и спокойно. Мне кажется, мы сегодня сплелись еще какой-то связью… Как в «Аватаре» сплетались косичками, помнишь? Воздух прекрасный. А я думаю о тебе… с такой радостью. Так приятно: подумаешь о тебе, ниточка изнутри вытянется – и тепло… Хочу обнимать тебя сзади и смотреть на город с высокого берега. Дышать запахом твоих волос. И шептать на ухо что-нибудь нежное и не очень умное…

Как распушились облака…

Как ветер треплет челку,

как умные слова слегка пытаются умолкнуть»…

«Доброе утро, Лисенок мой нежный! И умный. Настроила меня ночью на интимный лад, всю ночь проворочался, возбужденный… И утром сейчас хожу и чувствую: хочу… Половину времени в душе провел вовсе не затем, чтобы мыться».

«С добрым утром! Всю ночь просыпался и сладко о тебе думал. Так тепло от встречи. Обнимать тебя хочу… целовать и ласкать…

Я о тебе думаю.

Что? – думаю, как хорошо, что можно о тебе думать, что ты есть и я о тебе думаю».

«Доброго утра, милый мой Лисенок! Вот что я делаю вместо того, чтобы поспать с утра? – думаю о тебе и вспоминаю наше… И руки сами тянутся повторить какие-то моменты, пусть и не так ярко и проникающее… А память подкладывает все новые: твои губы… твои ласки… наше первое соединение.. твоя легкая тяжесть на мне, твои влажность и глубина… твое дыхание, нежно ласкающая меня ладонь… твое принятие меня и взрыв в тебе»…


Вечерние встречи в сети.

Как бы я хотела, чтобы он написал рассказ о любви. Эротический рассказ от повесы Эроса.

Но ему не до этого: он придумывает формулы!

– Пойдем в постель.

– Мне так нравится это твое предложение! От него в животе начинается легкое верчение. Представляю, как ты скользишь ко мне под одеяло.

– Нырну к тебе под бок. У тебя голый бок?

– Да!

– Теплый…

– А потом я поворачиваюсь к тебе уже не боком…

– Конечно, поворачиваешься! Куда ты денешься от моей ладошки.

– …глажу тебя всю… куда дотянусь… а потом ты целуешь меня в грудь, и я улетаю.

– Выдыхаю довольно громко… Везде дотянешься: долго ли!

– Хочу усадить тебя на себя, чтобы ты целовала мне грудь, а я чувствовал тебя внутри… ладони на твоих бедрах…

– Не очень физиологичная поза, ну да потерплю немного!

– Да, наверное, удобнее, когда я сверху. Как раз уткнешься… и поцелуешь… Ты не представляешь, какое это ощущение! А ты еще так нежно и спокойно это делаешь… В этом ощущении растворяешься, только возбуждение нарастает, и его хочется влить в тебя…

– В руках что-то вспыхивает. Можно тебя за волосы немного потрепать? Чтобы руки не разорвались…

– Тебе можно все.

– За виски тогда возьму и нос тебе обцелую. Такой подвижный, интересный… живой… а ты там продолжай, что хочешь.

– Как приятно! Тебя хочу. Всю-всю.

– А мне нос твой нужен. И висок. И взгляд, любимый такой… как будто я его знала всегда. Пусть он издевается, но никогда не предаст. Потому что добрый. Пусть он жесткий, но всегда честный.

– А мне – ты.

– …А мне еще твой рот. Он очень мягкий и нежный. Он не боится быть таким, это потрясающе!..

О, этот рот! Мой «первый поцелуй». Да, на первом нашем свидании я получила трофей в виде «первого поцелуя». Помню чувство досады, я даже воскликнула что-то вроде «ну, почему, почему это случилось со мной не в семнадцать, а в… сто семь?!»


– Мне так сладко внутри, когда я о тебе думаю… Причем где-то в районе груди сейчас. Милая… Как же хорошо, когда ты рядом.

– Знаешь, прямо вдруг заплакать захотелось.

– Вот уткнулась бы в меня и заплакала. А я бы тебя по волосам нежно гладил… целовал в ушко.

– Хочется уткнуться. И шептать: «Пожалуйста, пожалуйста, окажись тем, чем ты кажешься!»

– Как говаривал Роджерс*– «запрос на конгруэнтность».

– «Ты правда настоящий?» – всхлипывать, – «Поклянись, пожалуйста, не надо только обманывать!»

– А я бы взял твои ладошки и сказал: «На, я весь твой, проверяй!»

– Когда-нибудь меня перестанет выбрасывать в недоверие и предвестия предательства. Когда-нибудь. Сегодня я тобой восхищаюсь и немножко посмеиваюсь тоже. Люблю, в общем. Запечатлелась, как в попсовом фильме про вампиров. Слово мне очень нравится.

– И мне нравится.

– Впечатано в меня твое веселое лицо.

– А я, значит, вампир. Причем этот, который прикасается и сразу все понимает. А ты, значит, оборотень!

– Я тебя люблю сегодня. Ты такой во мне могучий, как памятник. Иди спать с моей любовью. Не пролей!

– Беру бережно и несу, прижимаю к себе…


«Тебе можно все». Поди ж ты! И он туда же…

Вампирюга князь Цепеш, чудовищный Vlad-Blood, и лисично-белочный оборотень.

Вместе. Телесно, очно, визуально, тактильно, вербально – как угодно! Ради этого «вместе» сотворяется с нами жизнь. А потом уводит от него на расстояние – может, для того, чтобы вздохнуть, воздухануть, дать возможность унести в себя?.. «Раздобыть чувство – и сохранить его в разлуке», как говорит один мой знакомый, тантрический «гуру». Апрель разворачивается – и затухает, этот наполненный, фаршированный вкусами апрель.


– Такое впечатление, что время растянулось. Так давно ты был. Так давно… Не видела такого, не видела никогда. Такого… непосредственного, что ли. Умный непосредственный взрослый ребенок.

– Хочу, чтобы ты говорила это мне на ухо своим сумасшедшим шепотом… И обнимала. Лежать вот так рядом. Обсуждать что-то серьезное. Про свобо-о-о-оду… философию… психологию… А потом поцеловаться. И мир уносится куда-то, и остаешься ты – теплая, желанная, близкая… И, как в детстве, границы кровати – границы мира. А еще люблю смотреть в твои глаза в сумерках. Они бездонные…

– Как будто много смотрел – прямо «люблю»!

– Чтобы любить, не нужно тренировок. Иду спать. Только обниму еще разок… проведу пальчиками сверху донизу, нежно-нежно, поцелую в шею… Спи, Лисенок. Так интересно: я вдруг почувствовал, как ты отключила внимание.


– Прости, что чуть не скомпрометировала тебя сегодня прямо на улице, на твоей территории, среди адептов… Моя самая яркая сегодняшняя картинка – когда ты озаряешь меня в кафе своими величественными сентенциями из глаз, губ, бровей и – руками… Озаряешь, подвешиваешь и подгружаешь. Плотно. Красиво. И вторая – когда на эскалаторе смотришь. И обниматься не надо: столько объятия веселого в лице и во всем тебе. Бесконтактного. Ты так трепетно относишься к языку, как к знакам… это немыслимо.

– Твои знаки… Они очень тонкие и по-разному читаемые. И вместе с тем они читаемые, прикасаться к ним и чувствовать их рельеф так приятно. Они разные на ощупь. Иногда даже колются. И это тоже приятно: ощущаешь себя живым. И еще почему-то я вспомнил нашу близость сейчас. Когда я был сверху и взял твою ладонь в свою… Я входил в тебя, а ты сжимала мне ладонь. И это так возбуждало почему-то… хотелось еще и еще ближе… Вот твои слова – они как пожатия ладони. Мне и сейчас от тебя сладко. Ты сегодня так интересно стояла у метро! Тебя было четко видно. Сразу. Как будто все остальное размытое, а ты четкая. Стоишь и стоишь. И вот ровно в тот момент, когда мы встречаемся, мир вокруг преображается. Он становится лучше различим – и при этом менее четким, расплывчатым. Такая вот конкретная расплывчатость. Когда он в тебя входит – и при этом ты его не видишь конкретно. И начинаются скворцы, и земля, и листики, и деревья, и железки, и воздух, и ты, ты, ты… Ты как фильтр, сквозь который вдруг все меняется и проявляется. Ты не сама так делаешь. Просто с тобой это происходит. Я испытываю что-то, не испытывавшееся раньше. И словами – не получается, их не хватает. Приходится расширять определение любви Рубинштейна**: он – про активное утверждение уникальности другого, а я… про активное утверждение уникальности всего с тобой.


Играть в богиню было весело. Эту игру придумал Энки, хотя сам он всякий раз хлопает ресницами и утверждает, что это совсем не игра. Не получалось у меня до конца проникнуться своей высокой-глубокой природой, и я играла. Никак мне было не справиться с этим осознаванием, с этим воспоминанием без другого. Сама играла понарошку, стесняясь и посмеиваясь, а ему отдавала его божественность по-настоящему. Но как быть артистом в реальности? С ним все казалось настоящим: наша древняя мудрость, наша природа, наша сущность. Я баловалась в жизни и заигрывала с гекзаметром, пытаясь сбалансировать наши проявления, дотянуть себя до него.

Спроси у Эос: «О, пурпурноперстая!

Ты осветила снова неизвестное,

Ответь, к чему явилось откровение:

Что делает богиня на земле твоей?»

Промолвит Эос: «Внемли откровению!

Богиня на земле сочится радостью,

Богиня на земле исходит ласками,

Несет в горстях, расплескивая весело,

Любви искристой свежие источники.

Любовью за любовь она цепляется,

Завихревая бури страстной нежности,

Миря пространства музы аполлоновой

С пирами вакханалий дионисовых.

Богиня на земле лучится отсветом

Моей рассветной сонной безмятежности,

Ручьём речей, ладоней теплой плавностью

Течёт, и, тая, снова возрождается».

«Спроси себя, – продолжит Эос вольная, —

Каким путем ты сам допущен к царствию,

Крылатые гермесовы сандалии

Откуда на тебе, и как выходит, что

У Эроса ключи к дверям особенным

Ты добываешь с легкостью божественной?

Аэдов сказы, льющиеся стонами,

Рапсодов златолирые предания

Так гулко отзываются в тебе зачем,

За что внутри тебя они цепляются?»

Ты оглядишься, медленно расправившись,

В себе простор задора обнаруживший,

И, зазвучав раскатами могущества,

Спалив молниеносным взглядом темные

Болота гидры скользкого сомнения,

Харибды страха путанные омуты,

Промолвишь: богу на земле отрадно то,

Чем живы люди, чем текут столетия,

Что мир питает влагой благотворною,

Ответствует любовью – на любовь.

__________________________________________________________________________

*Карл Роджерс – один из основателей гуманистической школы в психологии

«Шел Господь пытать…»

Подняться наверх