Читать книгу «Шел Господь пытать…» - Элена Греко - Страница 9

Как же банально, бедно, заезженно и глупо всегда звучали для меня призывы к жизни здесь и сейчас! Во время медитации у меня чешется пятка; представляя образы, я уезжаю в мысли о завтрашней работе или скворчащей сковородке, и мне приходится останавливать себя с помощью специальных практик, помогающих упражнений, которые в моем исполнении похожи больше на очередное истязание, ибо выполняю я их на всем скаку, продолжая утихомиривать зуд. Даже такую физиологичную медитацию, как совершение туалета, я умудряюсь превратить в серьезную работу на результат. Результат, конечно, получается посредственный.

И вдруг – видимо, я где-то внутри себя все эти годы сильно молюсь о помощи – происходит Встреча. Мне очень трудно ее просто принять. Социальный статус дыбится огромным знаком вопроса, подталкиваемый сзади сомнительным опытом, что приводит к неожиданному исходу: предрассудки решают отступить. Ничто теперь не имеет значения, кроме… момента Встречи.

И я его выбираю.

Исцеление любовью открывает горизонты. Рушатся стереотипы, устои, открывается новое пространство. Встреча продолжается. Мне трудно удержать ее вкус, поэтому необходимо возвращаться и возвращаться. Мне трудно насытиться этим оттаявшем вместе с другими чувствами ощущением причастности, и я ищу еще Встреч.

Они не заставляют себя ждать.

Дух захватывает от такого размаха, который обрела моя душа. Я боюсь, устаю, не справляясь с богатством ощущений. Мне неловко перед спасовавшим обществом, от которого у меня за короткий период времени появилось много тайн. А проводники мои, любимые, свои, заслуженные, встреченные снова после долгих жизней в разлуке, помогают уложить эту бурю с помощью своих божественных заботливых развратных проповедей…

…Почему «развратных»? – не укладывающихся в стереотипы, поэтому взрывающих мое суеверное сознание, развращающих, разворачивающих, раздвигающих… Развенчивающих ложь, вранье, открывающих врата в реальность, которая шире и глубже, нежнее и деликатнее окостеневших с течением истории социальных норм.

Эа! – или, скромно потупившись, полыхнув гелиодоровым светом, Энки:

– Любой размах похож на фантазию и художественное преувеличение. Никаких отношений не существует, кроме того момента, когда они происходят. Как несколько измерений. Тем более – для посторонних. Все равно все близкие связаны. Все разные в уникальности, совпадающие в общей природе, и каждому важна его собственная связь, и только она реальна. Все равно никто ни с кем не сливается полностью. К счастью. Хотя избыточное стремление к поглощению есть у всех.

Эллиль – или Энлиль, вихрь, раздраженный людской суетой, светлый и порывистый:

– Мне важно то, что происходит сейчас, а не то, что будет потом. А сейчас – ты есть, и ты готова удивляться. О чем можно еще мечтать?

Таящийся островзорый Эрос, дающий чувство вдохновения всему, к чему прикоснется – невзначай! – своим вниманием:

– …Я предчувствую очень много взлетов и пиков. Они случаются, когда их не ждешь, потому что они такие – слу́чайные. А случай очень рядом с выбором, настоящим, без программирования и ожиданий.

Так вот, я пыталась пропустить через себя много фраз, посылов, указаний, приходивших со всех сторон, быть в моменте, в здесь и теперь, здесь и сейчас, останавливаться, обращаться к себе… Столько лет, столько практик! Медитировать, нажимать на точки, дышать, принимать асаны и выполнять упражнения, направленные на снятие телесных зажимов… И все – инфинитивы. Мои фразы, мои тексты на эту тему – сплошной инфинитив: бытие мной не определено, оно для меня безлично. И вот теперь как-то по-другому, очень потихоньку, разными путями я учусь быть в моменте.

Сначала – сама не справляюсь! – меня учат. Для зудящего организма это прорывные достижения. Сначала – дары, мешки, шкатулки, ларцы с подарками в виде людей-ценностей, людей-мыслителей, людей процесса и бытия. В виде соединений – дружеских, собеседнических, телесных…

Сначала я добываю и стараюсь фиксировать моменты моментов благодаря таким соединениям, книгам, терапевтическим сеансам, постепенным растапливанием криогенно замороженных чувств. Все отношения с какого-то момента – который я, конечно же, сразу не отследила, почесывась от кожи до мозга – приняли терапевтический характер. Я хочу свободы себя, я ищу ее и обретаю по частям, в немом изумлении понимая, что свобода – в моменте. Практика безоценочности поначалу прерывиста, дает ощущение параллельной реальности, жизни в нескольких измерениях: вот здесь я несусь в напряжении, стараясь это напряжение разрядить, а здесь я… здесь! И это счастье.

Сначала такая практика выступает каплями на пересохшей от натуги коже, сначала она – не роса, а выстраданный пот. Домучить, доделать, добить, добиться… Даже оргазма надо обязательно «достичь». Радость завоевания прибита усталостью от чрезмерных усилий, отравлена перепроверками – так ли все прошло? – и самопредостережениями – не обернется ли боком?

Однако постепенно чистый опыт приходит все чаще и чаще.

Кто ожиданием не очарован,

Того не просто разочаровать.

Нам каждый жизни миг судьбой дарован

В стремленье быть, суть – в будущем бывать.

Но сначала… Берешит…

Сначала все было в голове, во главе, и начало-то это было совсем не сначала, хорошо, если в середине, однако, возможно, и ближе к концу: по календарю все описываемые мной постепенные трансформации постигли «какую-то женщину сорока с лишним лет» (одну такую поэт называл «скверной девочкой и своею милою^*»).

_____________________________

^*из поэмы С. Есенина «Черный человек», написанной в 1925г. Речь идет, видимо, об Айседоре Дункан.