Читать книгу Эль - Елена Воронцова - Страница 2

Эта история началась под стенами города Дисбурга, в человеческой резервации, где после «Великого вторжения» влачат свое жалкое существование потомки некогда великой расы людей.

Резервации, по официальной версии, были созданы для того, чтобы человечество сохранило свою культуру и самобытность и могло найти собственный путь развития. Официально – нам предоставили жилье, охрану, питание и полную независимость. На деле резервации – жутко перенаселенные человеческие помойки, раскинувшиеся под стенами защищенных городов и служащие кормушкой как для обитающих внутри дэвов, так и для монстров, регулярно забредающих на грязные улочки в поисках пропитания с диких земель. Эпические загоны для скота, в которых покорные овцы живут бок о бок с матерыми хищниками.

За стенами нашей лачуги уже смеркалось. Хмурое осеннее небо было затянуто тучами, грозящими разразиться очередным дождем. Порывистый ветер тоскливо завывал, носясь по узеньким улочкам и заставляя ветхие домишки резервантов трещать по швам и жалобно стонать на все лады. Грязь, сырость и серость окружающей действительности были густо пропитаны угрозой приближающейся зимы. Для местных жителей такая погода уже давно стала предвестником очередного испытания смертью – холода, голода и прорывов монстров.

Унылый пейзаж за окошком скрашивал звук потрескивающих в камине дров, запах душистого мыла, мягкий свет магического светильника и мерный скрежет точильного камня.

Я сушила у камина волосы, рассматривая себя в потемневшем от времени треснувшем зеркале, в кои-то веки наслаждаясь чистотой собственного тела. Увы, позволить себе искупаться я могу не часто: колодец чертовски далеко от нашего дома, а река и того дальше. Но дело даже не в этом, а в том, что не стоит в человейнике светить чистеньким личиком и запахом свежего мяса. Чревато.

Сейчас я блаженствовала еще и потому, что давно засевшее в груди чувство страха от предстоящего сегодня похода отступило, смытое волной истинного удовольствия. И даже угрюмый вид братишки, косящегося на меня исподлобья, не мог испортить мое настроение.

Ник сидел на своем топчане, скрестив по-турецки ноги, и заученными движениями полировал любимую катану. Его белоснежные локоны были, по обыкновению, беспорядочно растрепаны, на скуле красовался радужный синяк, а нос был испачкан чем-то черным. При всем при этом парень вовсе не выглядел нелепо или забавно: прямая спина, жесткий взгляд льдисто-голубых, почти бесцветных глаз, упрямо поджатые тонкие губы и выверенность каждого движения. От него разило силой и профессионализмом, но, наверное, это Мне так казалось.

Ник был для меня единственным родным существом во всем этом проклятом богами мире. Сложно поверить, что это тот же заплаканный, израненный и полубезумный мальчишка, которого я нашла почти пятнадцать лет назад. Таким же хмурым осенним вечером, в такой же грязной, но еще более перенаселенной столичной резервации.

Ему тогда, должно быть, было около пяти, а может, и меньше, я сама была немногим старше и, откровенно говоря, воспоминания того времени очень смутные и практически стерлись. Все, кроме тех, что связаны с Ником.

Он сидел на дороге, ведущей к «Храму», трясся от холода и как заведенный твердил:

«Я Николас Лалетон, мне четыле годика. Моя мама Лада, а папа леф».

Лев, как же! Шакал он, как, впрочем, и мама Лада.

Обычный брошенка, как и сотни тысяч других, если не считать, что почти голый и зверски избитый. Его тогда здорово приложило от такого жизненного поворота. Он почти год не говорил ничего, кроме этой дебильной фразы, и вечно держался за мой мизинец, даже когда спал.

Да, выбрасывать детей на помойку в нашем мире – дело обычное. Знаете, наглядное доказательство существования души, реинкарнации и преисподней вовсе не ведет к поголовному просветлению и стремлению вести благочестивый образ жизни, особенно если светлой стороне откровенно насрать на тот беспредел, что антагонисты устроили на твоей планете. Да-да, беженцев из рая так никто и никогда не видел. Странно, не правда ли? Как никто не соизволил дать хоть какие-то объяснения. Мы просто столкнулись с фактом, что есть ад, и из него можно сбежать. На этом все.

Однако это не помешало возникновению множества сект, новых религий и мутации старых в нечто совершенно одиозное. Первую сотню лет фанатики резали друг друга и всех непричастных, носясь по миру с транспарантами и шашками наперевес, но потом им доходчиво объяснили, что нехорошо тратить ценный ресурс, в который превратились жизни коренных обитателей планеты. И, судя по всему, аргументы были настолько весомыми, что все религии в одночасье возлюбили друг друга и объединились в одну… нет, не религию, а организацию. Отдельную касту, члены которой провозгласили себя храмовниками и заняли офигенно удобную позицию нейтралитета, став посредниками между иномирцами и людьми. С внешней стороны у врат каждого города появились монументальные сооружения – «Храмы», которые стали контролировать раздачу пайков, гуманитарки, сделки по передаче праны, выдачу магических печатей, а также регистрацию НЕграждан и заботу о брошенных детишках. А если говорить прямо – барыжили праной, вели учет стада, не забывая подкармливать, чтоб не передохло, и скупали детенышей для лучшего сохранения поголовья.

В «Храмах» резервантам за каждого принесенного ребенка выплачивают приличное вознаграждение, и всем плевать, твое это дитя или ты украл младенца, перед этим прирезав мамашу. За неклейменого ребенка можно получить триста деньков, а это, считай, год жизни. Ребенка клеймили, вносили его данные в реестр и до пяти-шести лет содержали в приюте при «Храме», а затем выбрасывали в человейник, на попечение детишек постарше в так называемые детские общины.

С отпрысками граждан все обстояло еще веселее. Граждане, то есть те люди, которые имеют лицензию на ПРОЖИВАНИЕ в городах, получают от магов огромные льготы за рождение ребенка – единовременную выплату, пособие и бесплатное продление лицензии, но лишь до исполнения чаду пяти лет. С этого возраста ребенок считается полноценным гражданином и должен, как и его родители, оплачивать свое нахождение внутри крепостных стен. Само собой разумеется, что подавляющее большинство четырех-пятилетних граждан оказываются в человейнике, получая жестокий жизненный урок, клеймо на руку и статус резерванта. А их счастливые родители производят на свет новое чадо, которому уготована та же участь.

Впрочем, почему Ника не сдали храмовникам, да еще и избили до полусмерти, остается загадкой. Обычно граждане не гнушаются возможностью получения «последнего барыша» и самолично приводят детишек в храм. Обычная практика, хоть и душераздирающее зрелище.

Я невольно взглянула на чистое правое запястье братишки, где у всех «нормальных» резервантов, включая меня, находится клеймо, и вздохнула. Все наши беды из-за этого проклятого клейма на моей руке. Если бы не оно…

Ник поднял на меня взгляд, и я поспешила отвернуться, нарочито пристально вглядываясь в роскошную, начищенную до блеска раму разбитого зеркала.

– Черт, малыш, сколько можно крутиться перед зеркалом? Красивая ты, красивая, вали уже одеваться. Время поджимает.

– Раз в полгода натаскает воды, еще и поторапливает, – буркнула я, но братишка услышал и, конечно же, не смог промолчать.

– Ну на фиг, если ты будешь еще и чистая, я задолбаюсь хоронить твоих ухажеров.

– Что? – я опешила от его слов и хотела уже было встать несуществующей грудью на защиту потенциальных жертв моей «неземной красоты», но, взглянув на свое отражение, лишь горько усмехнулась. – Очень смешно. Твое чувство юмора по-прежнему на уровне корневой системы Олитана Глубинного.

– А кто сказал, что я шучу? – обиженно пробурчал парень. – Ты здорово выросла, малыш, твое тряпье и чумазая мордашка уже никого не обманут. А ты сама знаешь, в человейнике сперва обрюхатят, а только потом спросят, кто такая.

– Да кто на меня позарится?! Тем более что все вокруг считают меня мальчишкой! У меня из женского разве что волосы, и то твои не намного короче! Ты сейчас издеваешься, что ли?!

Настроение все же испортилось.

Такими «жертвами резервации», как я, брезгуют даже законченные уроды. Одного взгляда достаточно, чтобы понять – родить «такое» попросту не способно. А для всего прочего есть и куда более сочные и симпатичные девицы. Это клеймо, а не фигура! Ну вот почему я такая мелкая, тощая и несуразная?! Такое впечатление, что в свои пятнадцать я попросту перестала расти, а ведь, по идее, мне уже за двадцать…

Я еще раз бросила взгляд в потемневшее от старости зеркало и убедилась, что оттуда на меня смотрит все то же ненавистное отражение прыщавой и безупречно плоской доски с косматой гривой тусклых, ломких волос и нелепо тоненькими веточками-конечностями.

Не сдержавшись, я всхлипнула, нервно сгребла вещи и шмыгнула в свою каморку, чтобы переодеться.

«Не сегодня. Не сейчас. Сегодня слишком важный день, чтобы думать о таких пустяках».

– Эй, Эль, ты чего? – донесся мне вслед озадаченный голос брата. – Расстроилась, что ли? Чего носом шмыгаешь?

Какое-то время он ожидал ответа, а затем снова горячо заговорил, как обычно, решив, что обязан утешить свою уродливую сестренку.

– Слушай, малыш, ты очень, очень красивая девушка! Откуда в твоей башке только взялись эти глупости?! Да если бы не твой маскарад, ты стала бы самой дорогой путаной этого вонючего городишки! Ой…

Я невольно усмехнулась, услышав знакомое шипение и тихую ругань. О косноязычии брата можно было складывать анекдоты.

В нашем мире профессия куртизанки весьма популярна. Путаны получают не только право на проживание в городе, но и полное обеспечение: жилье, питание, безопасность и хороший заработок – мечтать о большем в наше время было бы преступлением. Неудивительно, что конкуренция на столь заманчивые должности невероятно велика, хоть и делает их обладательниц изгоями для всех без исключения. Ведь клиентами таких заведений являются в основном не люди, а дэвы, испытывающие острую нехватку представительниц прекрасного пола. Даже сотрудничающие с магами храмовники относятся к путанам крайне негативно, вплоть до аутодафе. Для «братства» же, воспитавшего нас с Ником, предположение, что я могла бы стать одной из дэвовских подстилок, – жестокое оскорбление.

– Я не это хотел сказать, – снова раздалась сбивчивая речь брата спустя какое-то время. – Не то, что я думаю, что ты пошла б работать в бордель… Я совсем так не думаю! Я имел в виду, что туда берут только самых красивых девчонок, ты же понимаешь? Да и кто б тебя туда пустил?! Еще чего! Ты очень красивая, правда! И парнем прикидываешься просто отпад! А будь ты похожа на девушку, нас бы уже давно поймали и скормили дэвам! Так что радуйся, что в тебе нет ничего женственного! Ойеее…

Тут Ник сообразил, что ляпнул очередную дичь, и из-за стены послышались мерные удары чем-то пустым обо что-то деревянное, сопровождаемые отборной руганью.

Я в изумлении покачала головой, не зная, плакать или смеяться. Но оказавшиеся в руках кинжалы, которые я, облачаясь, на автомате вложила в ножны, напомнили, что сейчас совсем не время для подобных мыслей и разговоров.

Тем не менее, стоило мне вернуться в комнату, уже полностью экипированной в свой новый костюмчик «братства тени», как улыбка сама наползла на губы. Ник по-прежнему сидел на топчане, истово сверля взглядом пол и соревнуясь в яркости с очагом.

– Слушай, малыш, я совсем не умею говорить, ты ж знаешь…

– Знаю, – перебила я его, плюхнувшись рядом.

Тоска от предстоящего вскоре расставания и понимание, что шансов вернуться у меня не так уж много, рождали в душе ностальгию и бездну сожалений о том, что не успела. Столько всего хотелось сказать, признаться, покаяться, но слова не шли и были бы сейчас неуместны. Не стоит прощаться. Нельзя показывать, что я не уверена в себе. Не нужно давать ему лишний повод волноваться. Переполняемая чувствами, которые не могли быть облечены в слова, я просто сгребла отбрыкивающегося братишку в охапку и уложила эту здоровенную детину себе на колени, привычно поборов яростное сопротивление.

С определенного момента Ник стал чураться любых проявлений нежности с моей стороны. Когда-то давно, когда мы были еще совсем маленькими, он постоянно твердил, что мы обязательно поженимся, когда вырастем. Поженимся по-настоящему, в храме, и будем всегда вместе. Я смеялась над ним и дразнила братишкой, глупым младшим братишкой. Идиотская детская реакция, ведь я тогда всем сердцем верила в то, что иначе и быть не может. Но мы выросли, и в какой-то момент Ник вдруг стал избегать любого моего внимания и разговоров на эту тему. А стоило проявить настойчивость или попытаться приласкать, убегал и мог часами не появляться. Мои расспросы и непонимание только раздражали его, но догадаться о причине такого поведения было нетрудно. Стоило только посмотреть на себя в зеркало. Со временем, видимо, осознав, что я больше не питаю иллюзий на его счет, Ник стал реагировать на меня менее остро, но по-прежнему строил из себя недотрогу.

Вот и сейчас, поломавшись для вида, он все же милостиво позволил себя обнять, не переставая при этом жаловаться на судьбу, пославшую ему такое наказание, как я, и воровато при этом улыбаясь.

Близился закат. За окном по-прежнему тоскливо завывал ветер, настойчиво стуча в запертые ставни и проникая в дом сквозь множество щелей. Дрожали в углах мрачные тени, огрызались злобным шипением потревоженные сквозняком магические поленья. Скольких жильцов видели эти ветхие, насквозь пропитанные смрадом и обреченностью стены? И сколькие из них смогли дожить хотя бы до тридцати? Наш мир очень жесток, и то, что мы с Ником есть друг у друга, – уже слишком много.

– Не волнуйся, все будет хорошо, – прошептала я.

– Конечно, – бодро согласился развалившийся у меня на коленях парень. – Я же буду с тобой.

Это была провокационная фраза, и моя рука, которой я по привычке перебирала его волосы, замерла.

– Вот только не снова! Ники, мы же все уже обсудили! Я думала…

– Ма-ла-дец, – он сбросил мою руку и встал. – Думать – это очень хорошо и полезно. Продолжай тренироваться, и однажды у тебя обязательно получится.

Самодовольно ухмыльнувшись, он принялся собираться.

– Малыш, неужели ты и правда поверила, что я отпущу тебя одну?

Он вздохнул, и в этом вздохе было столько разочарования, что мне стало неловко и обидно.

– Конечно, поверила! Это проще, чем поверить в тот бред, что ты действительно намерен идти со мной!

Парень лишь хмыкнул, даже не удостоив меня взглядом.

Это был наш не первый, но теперь уже совершенно точно последний спор.

Наверное, начать стоит с того, что мы шли к этому дню последние пять лет, с того самого рокового момента, как превратились во всеми желанную и очень ценную дичь. Это была не банальная вылазка в город или заказ, а дело, от которого, по словам Ника, зависело наше будущее и моя жизнь.

Сегодня мне предстояло проникнуть в элитный район, названный в Дисбурге «Золотым кольцом», куда запрещался вход не то что резервантам, но даже гражданам. Утопающие в роскоши кварталы, огражденные от остальной части города еще одной непреодолимой стеной. Попасть внутрь таких обителей пафоса и снобизма могли лишь маги, дэвы и сами аристократы – носители так называемых «родовых печатей».

Что за печати и как это работает? Об этом люди могли лишь догадываться. Мы не видели их, не чувствовали и не понимали. Маги что-то делали с аурой смертных, после чего дэвы, составляющие большую часть стражников, могли спокойно отличить «корм» от законопослушных граждан, причем за несколько метров. И видеть нарушителя им для этого было вовсе не обязательно: стоило лишь попасть в радиус действия способностей дэва. Такая система отлова нелегалов была практически безупречна. Города кишели пожирателями жизни, и каждый из них был кровно заинтересован в поимке преступника, ведь штраф с несчастного взимался непосредственно в пользу ловчего. Штраф в виде праны, что сильно мотивировало проклятых выкидышей бездны. Казалось бы, пара лет – не такая уж катастрофическая потеря для человека, которому при отпущенных ему ста годах вряд ли удастся дожить и до сорока в современных реалиях, но видели бы вы наших стариков с мозгами подростков! То еще зрелище, скажу я вам.

Но вернемся к печатям, или магическим меткам – лицензиям на право нахождения внутри городских стен. Не проживания, нет. Гражданство находилось в юрисдикции исключительно человеческих властей каждого отдельно взятого города, они же им и барыжили. И эта вонючая бумажка, разрешающая покупку жилья и работу внутри крепостных стен, абсолютно не давала права на нахождение в оных. Магические печати же ставились исключительно магами и позволяли находиться в любом из городов империи, гарантируя, что тебя не схарчат стражники-дэвы.

Печати бывают разные. В основном они отличаются сроком своего действия. Можно купить себе проход на день, месяц, год или на всю жизнь, цена будет соответствующей. Правда, далеко не факт, что, даже оплатив свое пребывание в городе, ты попадешь туда раньше, чем загнешься от старости. Очереди из желающих огромны.

Родовые печати – это совсем иное. Их ставили своим подхалимам маги еще на заре новой эры, чтобы выделить среди прочих и таким образом обезопасить. Эти метки не имели ограничений в сроках и передавались по наследству, но только от отца. Однако маги быстро поняли, что подобная практика однажды приведет к тому, что все поголовно людишки станут носителями таких охранных знаков, и «раздача слонов» прекратилась.

Дэвы умели отличать носителей родовых печатей от прочего сброда и запашок нарушителя границы в стерильно аристократическом районе замечали молниеносно. Вот почему соваться туда было чистейшим безумием. Даже самые отчаянные и безбашенные братки никогда и не помышляли о подобном, прекрасно осознавая всю тщетность этой затеи. И только я с моей маленькой тайной имела все шансы на успех в задуманной авантюре.

Дело в том, что я являюсь одной из немногих так называемых бастардов. Человеческая аристократия совершенно и абсолютно помешана на чистоте крови и классовом превосходстве. При огромном количестве противозачаточных средств, предоставляемых магами безвозмездно любому желающему в качестве компенсационных мер запрета абортов, появление незапланированного ребенка практически невозможно. Как и выжить для матери бастарда. Закон о чистоте крови однозначен и безжалостен – смерть. Что, впрочем, не мешает аристо содержать фермы по разведению неспособных к дальнейшему размножению носителей родовых меток. Грязнокровок скрещивают между собой, оскопляют и воспитывают, превращая в покорных рабов с напрочь отбитыми мозгами.

И все же иногда такие бастарды, как я, появляются в резервациях, и «Братство» крайне в них заинтересовано.

Да, я могу спокойно пройти в город и в Золотое кольцо, не опасаясь, что твари инферно учуют во мне нарушителя. В «Братстве» меня специально готовили к подобным вылазкам, и не только. Я способна изображать аристократку на уровне будуаров: речь, манеры, знание этикета, истории, родословных и многое-многое другое. Обмануть охрану на вратах для меня труда не составит, а дэвы не учуют во мне нелегала. Но вот у Ника такой печати нет.

– Ники, пожалуйста! Ты же понимаешь, что это безумие! Ты сам говорил, что внутрь смогу проникнуть только я. Зачем тебе идти? Это самоубийство!

Я нервно сгребла еще не до конца просохшие волосы в пучок, чтобы не раздражали, и тоже встала.

– А отпустить в одиночку девчонку, чьи портреты украшают каждый угол и сраный столб этого проклятого городишка, по-твоему, гениальное решение? Да тебя заметет первый же патруль и сдаст властям. Ты же совсем не ориентируешься в современных реалиях!

Тут он был прав. Из-за того, что я была в розыске, мы и оказались в столь плачевном положении. Точнее, из-за назначенной за мою поимку награды. За живую и здоровую меня маги обещали того самого слона, которого не выдавали своим прихвостням уже более четырех сотен лет. Стоит ли еще что-то объяснять? Впрочем, за меня мертвую, в том же объявлении о розыске, грозились смертной казнью, что не раз спасало нам с братом жизнь. Долгая история, но именно поэтому мне и приходилось скрываться под личиной парня и по большей части сидеть в четырех стенах и не отсвечивать.

Да, за последние годы я сильно отстала от жизни и привыкла прятаться за широкой спиной братишки, но это вовсе не отменяет годы обучения.

– Я могу за себя постоять! Я фантом, Ники, и я хорошо подготовилась. Тебе не о чем волноваться.

– К чему ты подготовилась? К столкновению с дэвом? К тому, что нарвешься на магов? А как ты подготовилась к тому, что на твой след станет бестия?

– Ты еще демонов сюда приплети, что за бред?! Бестия – это сказка! Детская страшилка, не более!

– Да плевать! Мы идем вместе, и это не обсуждается, – он закончил сборы и, повернувшись, иронично взглянул на меня. – Не устаю поражаться твоей железной логике, малыш. Значит, тому, что эта халупа из моих видений реально существует, ты поверила, а в то, что я должен идти, верить отказываешься?

– У тебя нет печати! Не надо быть провидцем, чтобы понять, чем это закончится. Тебя же убьют, дурак! – слезы практически душили, и я отвернулась к очагу, не желая быть уличенной в слабости.

Не то чтобы я совсем не верила в способности братишки. Ник прекрасно чувствовал опасность и, случалось, предугадывал определенные события заранее. Но ошибался он куда чаще, а зачастую и вовсе нес откровенный бред.

Почему я тогда согласилась на эту авантюру? Во-первых, потому, что Ника очень ранил мой скепсис относительно его способностей, а в эту идею он вцепился зубами, свято уверовав, что в мифическом доме спрятано мое спасение. Во-вторых, не было никакого спасения, но, как оказалось, был реальный заброшенный особняк в Золотом кольце и была родовая печать, так почему бы и нет? Мы проделали огромную работу, готовясь к этой операции: сбор сведений, разработка плана, подготовка маршрута. Огромный дом, набитый магическими артефактами и драгоценностями, – вот то место, куда я шла. Нам нужны были деньки, ведь приближалась зима, и нужно было позаботиться о нашем выживании.

– Я уже сказал – это не обсуждается! Мы идем вместе!

Голос брата лязгнул металлом, и я поняла, что спорить дальше бесполезно. Да, со мной Ник – простой, язвительный парнишка с несносным характером, вечным хаосом в белокурой голове и милой привычкой краснеть. Но есть и другой Ник. Вернее, Бес – хладнокровный, безжалостный убийца, специально обученный и, я уверена, один из лучших в этом свихнувшемся мире. Иногда мне казалось, что он вообще не человек, поскольку таких понятий, как «не могу», «не получается», «невозможно», в его арсенале не имелось. Если нужно тренироваться до отупения, чтобы стать сильнее, то Ник рвал жилы и доводил себя до изнеможения. Нужно заработать репутацию в братстве – он шел на арену и с упорством безумца получал по морде до тех пор, пока не добивался своего. Нужно пройти через пустоши, кишащие тварями, или публично казнить насолившего братству мага прямо на торговой площади? Всего лишь задача, требующая тщательной подготовки. Превратиться в безжалостного маньяка ради защиты сестры – просто тяжелое испытание… одно из многих. Вот и сейчас Бес видел цель и был намерен идти до конца, невзирая на риски и последствия.

Я нащупала в кармане мешочек с тураданом, и ладонь тут же вспотела. Может, Ник и считает меня наивной идиоткой, но это совсем не так. Да, мне хотелось верить, что он внял голосу разума, всей душой хотелось избежать того, к чему, тем не менее, я втайне готовилась.

Турадан – иномирный наркотик. Плесень, которая способна расти даже на безжизненных камнях. В малых дозах он вызывает эйфорию и на какое-то время увеличивает физические возможности организма, за что любим братками, несмотря на свое происхождение. А вот специально приготовленный концентрат напрочь вырубает человека на несколько часов. В таком виде его часто используют хирурги и… фантомы. Да, меня учили не только перевоплощаться в других людей, но и качественно их убивать. Ник часто шутил, что с такой специализацией принимать пищу из моих рук может только герой. Шутил, ибо безоговорочно верил. Братишка никогда не принимал турадан, считая его уделом слабаков. Он в принципе ненавидел наркотики, алкоголь и вообще любые человеческие пороки, даже банальное чревоугодие. Сможет ли он простить мне такую подлость? Ведь мы всю жизнь вместе и всецело доверяем друг другу. Но ЭТО лучше, чем позволить ему идти за мной на верную смерть…

Ник слишком много страдал по моей вине, из-за моей глупости, жадности, доверчивости. Он разделил мою судьбу – судьбу загоняемой охотниками дичи, хотя, с его способностями, мог бы сейчас жить более чем достойно. Я давно сбилась со счета, сколько раз он спасал мою жизнь и сколько раз из-за этого стоял на границе собственной. И ради чего? Меня? Глупой, уродливой девицы, участь которой так или иначе предрешена? Даже если сегодня все получится, клеймо на моей руке никуда не исчезнет, как и проклятый дар. А значит, я буду вечной угрозой для него. Так стоит ли переживать о том, что он меня возненавидит? Может быть, так будет лучше?

Неважно, главное, он останется жив.

Терзаемая внутренними разногласиями, я какое-то время молча стояла, пялясь на неестественно голубые язычки пламени в камине и собираясь с духом.

Хорошо, что братишка не видел сейчас моего лица. Мне удалось сдержать слезы, но Ник прекрасно меня знал и непременно бы заметил ту бездну отчаянья, что на какой-то миг поглотила душу. Мадам Жоржетт была права: я отвратительно владею своими эмоциями, но ее уроки не прошли даром.

– Эль? – вкрадчивый голос единственного близкого человека, оборвал последние сомнения. – С тобой все в порядке?

– Нет, не в порядке! – вскинулась я, отыгрывая уже давно заготовленную роль. – Не в порядке, если я в очередной раз повелась на бред из твоих видений и решила рискнуть своей жизнью!

Я демонстративно скинула рюкзак и стала отстегивать оружие. Парень ошарашенно на меня смотрел.

– Эээль…

– Мы никуда не идем, Ники! К черту!

– Ч-что? – такого он явно не ожидал.

– Что слышал.

– Нет-нет-нет! Ты не можешь, Эль! Мы столько к этому шли, столько пережили, и вот сейчас ты решила взбрыкнуть?!

– Я? Нет, братишка, не смей перекладывать на меня свои решения. Я готова была рискнуть, наслушавшись твоих бредней, но на двойное самоубийство я не подписывалась!

– Бредней?! Только благодаря моим бредням мы все еще живы, и ты это прекрасно знаешь! – обида в его голосе заставила сердце сжаться.

С моей стороны было подло бить по самому больному, но выхода не было. Мне нужны были убедительные аргументы, чтобы он ничего не заподозрил.

– Как и то, что половина из твоих галлюцинаций – чистейшей воды бред! Ты ведь даже не знаешь, за чем мы туда идем! Давай, скажи, что я не права!

– Но…

Из парня будто вынули стержень. Удар попал в цель, и самоуверенный боец вмиг превратился в растерянного и запинающегося мальчишку.

– Мы должны, Эль. Сегодня, я же говорил… Я смогу понять, увижу, когда придет время, поверь… Нельзя упустить момент, будет поздно, пойми! Ты не можешь…

– Могу! – безапелляционно заявила я, ставя на огонь еще не успевший остыть котелок. – Чай будешь?

– Я ошибаюсь, да… Мои видения… Я же говорил, это все очень сложно…

– Хватит, Ники, успокойся. Что бы там ни было, оно не стоит твоей жизни. Есть в этом доме что-то или нет, не имеет значения. Вся затея обречена на провал. Даже если я наткнусь там на заваленную деньками сокровищницу, наших проблем это не решит.

– Ты не понимаешь… – простонал парень и заметался по комнате. – Там находится то, что спасет твою жизнь! Если мы не достанем это, ты…

Он резко замолчал и затравленно на меня посмотрел.

– Умру? – я усмехнулась и предприняла еще одну попытку решить дело миром. – Ники, братишка, мы все рано или поздно умрем. И ты – сегодня, если попрешься со мной. Я не могу этого допустить. Позволь мне идти одной.

– Нет! – несмотря на свое состояние, ответ его был категоричным. – Ты не понимаешь! – он практически взвыл, вцепившись в свои белоснежные волосы, превращая и без того растрепанную прическу в полный кавардак. – Не понимаешь!

Я понимала. Его идиотская попытка пожертвовать собой в этом сомнительном мероприятии была слишком очевидна.

– Пожалуйста, Эль, прошу, верь мне! Мы должны идти, слышишь?!

Отчаяние и мольба в таком родном и вечно насмешливом голосе заставили меня сжать зубы.

– Хватит, Ники. Нам обоим нужно успокоиться. Давай попьем чаю и придем в себя. Время еще есть, сядь и возьми себя в руки. Ты слишком взволнован, а чем это чревато, сам знаешь.

Ник одарил меня долгим тоскливым взглядом и покорно поплелся к столу. Было больно видеть его таким, и я отвернулась к камину, где уже булькала вода в котелке, неумолимо приближая роковой момент.

Чертов порошок полетел в кружку привычным, неуловимым для глаза движением, но ощущение было, что это я лечу в пропасть – в бездну, внезапно разверзшуюся внутри. Мои руки дрожали, сердце колотилось так, что, казалось, его стук слышен в соседних домах, а к горлу подступил ком.

«Прости меня, братишка, прости», – монотонно звучала в голове фраза, вытеснившая все прочие мысли.

Я молча протянула Нику кружку и села рядом.

– Я не могу отпустить тебя одну, малыш, пойми, – спустя несколько тягостных минут тишины начал брат. – Да, мои видения слишком смутные, и, ты права, большая часть из них… – он поморщился. – Обманки. Мне трудно находить верные решения и развилки. Это тяжело!

Он снова замолчал, взяв в руки парящий отвар и растерянно дуя в кружку.

– Правда в том, что любое из увиденного мной может стать реальностью. Это лишь сотни и тысячи возможных вариаций развития событий, от самых простых до самых безумных. И каждое наше действие или бездействие изменяет и увеличивает их количество.

Он поднес варево к губам и сделал большой глоток, посмотрев мне прямо в глаза, отчего мое ошалевшее от бешеной работы сердечко испуганно замерло.

– Мне стоило догадаться, что ты выкинешь что-то подобное, – он горько улыбнулся, а мне с трудом удалось удержать маску.

О чем он говорит? Неужели знает? Но следующие слова опровергли эту догадку, заставив чувство вины жечь с новой силой:

– Но такого варианта в моих видениях не было, это ведь плавало на поверхности. Ты же не от мира сего! С моей стороны было тупостью пытаться на тебя давить. Ты ведь скорее пожертвуешь собой, чем мной, дурында. Но я хотел как лучше…

– Ты и так слишком многим пожертвовал ради меня, Ники, – сгорая от стыда, я уставилась в стол, не в силах выдержать его взгляд. Думаю, после сегодняшнего вечера его мнение обо мне сильно изменится. – Хватит уже жертв.

Возможно, я говорила слишком тихо или турадан уже начал свое действие, но, похоже, брат меня даже не слышал. Он продолжал рассуждать, время от времени прикладываясь к кружке.

– Я точно знаю, что одна ты не справишься, Эль. Это факт. Гребаный факт, который остается неизменным во всех без исключения вариациях будущего. Как и то, что мои попытки вмешаться напрямую приведут к полной жопе. Решения, которые мы принимаем, всегда имеют причину и следствие. Каждый делает свой выбор, и этот выбор меняет не только судьбу, но и самого человека. Никто не вправе вмешиваться. Никто…

С каждым словом Ник говорил все тише, а его речь становилась все протяжнее и все несвойственнее моему косноязычному брату-матерщиннику. Наркотик начал действовать, затуманивая мозг парня.

– Судьба все равно настигнет тебя, Эль, сколько бы я ни старался. В моих видениях все… так запутанно. Так… непонятно. Я могу разобрать их значение, только когда они начинают сбываться. Чем дальше я пытаюсь заглянуть, тем больше различных вариантов вижу. Порой мне кажется, что я схожу с ума. Каждый раз, уходя на задание, я могу просмотреть тысячи картин твоей смерти, если ты по глупости решишь за мной проследить или зачем-то выйдешь из дома. Но все это мелочи, лишь дымка, которая развеется с приходом нового дня. Нового решения, поступка, действия. Лишь тени, окружающие истинный путь…

Обрамленные длинными девичьими ресницами веки парня медленно опустились, а лицо исказила гримаса боли. Он снова надолго замолчал, то тяжело вздыхая, то теребя одежду, то дуя в кружку, и когда я уже решила, что больше ничего не услышу, заговорил:

– Я чувствую, как все сплетается. Все туже и туже… Больше некуда бежать. Прошлое не изменить. От него больше не скрыться. Но я не отдам тебя ему! Ты будешь жить! Слышишь! Ты должна жить!

Он вскочил, будто расколов одолевавшую его дремоту усилием воли. Мой естественный дыхательный рефлекс сбойнул, когда я увидела совершенно пустые белки глаз, слепо пялящиеся в пустоту. Не то чтобы это явление было для меня чем-то новым – так всегда выглядело проявление его пророческого дара, – но зрелище было пугающим.

– Ники, пожалуйста, успокойся…

– Проклятый мир! Бездушный! Безжалостный! Он рождает только боль! Только отчаяние! Бездна боли и отчаяния! Я видел! Я знаю ее вкус! Знаю! И я не отдам тебя ей! Ты просто не понимаешь! Я видел!

Неожиданно он отпрянул, будто от удара, весь сжался и практически во весь голос завопил:

– Нет! Не надо, пожалуйста!

Его пошатнуло, и я пулей вылетела из-за стола, успев подхватить оседающее тело в последний момент.

– Эль…

Он уцепился за меня трясущимися руками и постарался утвердиться на ногах, но опора из такой мелочи, как я, оказалась паршивой. Мы снова чуть не рухнули, и мне пришлось взвалить парня на спину, скрючившись под немалым весом и чуть не задыхаясь от его мертвой хватки. Никогда еще наша каморка не казалась мне такой большой. Я еле дотащила слабо трепыхающуюся тушку до лежанки.

– Глупая, глупая Эль… Мой добрый, наивный малыш. Ты сделала плохой выбор… – он истерически расхохотался, затем резко умолк и тихо спросил: – Ты ведь не бросишь меня? Не оставишь одного в этом проклятом мире?

Эти слова хлестнули, как звонкая оплеуха. Бездна! Дрожащая рука брата отчаянно цеплялась за мою одежду, не желая отпускать, а невидящий взгляд шарил по комнате, силясь отыскать мое искаженное мукой лицо.

– Нет, – просипела я не своим голосом, трясущимися руками пытаясь стащить с него плащ. – Я никогда тебя не брошу, братишка. Все будет хорошо. Прости меня.

Отреагировав на голос, он протянул руку к моему лицу и погладил по мокрой щеке.

– Ты здесь… Но ты уйдешь, я знаю… Я вижу… – он дернулся. – Я не отдам тебя им! Я справлюсь! Я уже не маленький, забитый мальчишка! Я справлюсь! Я выгрызу им глотки, и никакие цепи меня больше не остановят!

Он расхохотался, а затем вдруг закричал отчаянно и жутко, сжавшись в комок и прикрыв голову руками, словно защищаясь от ударов.

– Нет! Не надо, папа! Пожалуйста! Папочка, больно!

Волосы на моей голове зашевелились, а слезы уже градом лились из глаз, размывая бледное, искаженное мукой лицо брата.

– Ники… – всхлипнула я, пытаясь вырвать его из бездны кошмара, и погладила по голове. Он быстро поймал мою руку и прижался к ней щекой.

– Эль… Ты должна идти… Ты только вернись, прошу… – произнес он, и из глаз его потекли слезы. Демоны! Слезы! Последний раз я видела его заплаканным в нашу первую встречу, когда нашла еле живого в возрасте пяти лет! Что же я наделала?

– Я сделал все что мог… Он не хочет меня слушать… Я больше не вижу… Мне страшно… Неееееет!? Что я сделал, папа? Пожалуйста, не надо! Папа, папочка, умоляю! Не надо…не надо…остановись…

– Ники, Ники, очнись! Здесь только я. Ты дома. Я с тобой!

Холодящий кровь крик снова резко сменился истерическим смехом.

– Я сам тебя отдам… Я должен… Должен тебя отпустить… Больно… Так больно… – шепот, пустой взгляд, устремленный в иную реальность, и льющиеся из уголков глаз беззвучные слезы. – Ты только вернись… Нельзя… Нужно дать ему время… Глупая, глупая Эль… Моя мама Лада…

И снова крик, смех, рыдания, мольбы, пучина боли, отчаянья и страха, пока в один момент он не схватил мою руку и, крепко сжав, произнес почти нормальным голосом:

– Дэв!!! Доверься ему, он не предаст. Он поможет. Доверься ему, Эль, слышишь? Пусть идет с тобой, – но прежде чем мой отупевший от происходящего мозг смог отреагировать на его слова, парень снова впал в беспамятство. – Я Николас, мне четыле годика… Тебе нельзя идти одной! Мама, мама! Ты должна идти… Не убивай ее! Кровь! Я убью его! Пожалуйста, папочка, ей ведь больно! Убери от нее руки! Нет!

Ник еще долго кричал и метался, заточенный в собственных кошмарах. Он смеялся и плакал, пытался размозжить себе голову о спинку лежанки, разбил в кровь кулаки и расцарапал лицо, пытаясь вырвать собственные глаза. Мне с трудом удавалось с ним справляться, останавливая от непоправимого, но затравленный разум отказывался воспринимать действительность и осознавать собственную вину. Он жалко ретировался, оставив сознанию лишь панику и рефлексы. Не знаю, сколько это продолжалось, может быть, час, а может, целую вечность, но в какой-то момент, буйство парня стало стихать. Как в детстве, он крепко сжимал мой мизинец и пустым, безучастным голосом повторял:

– Я Николас Лалентон… Мне четыре годика… Моя мама Лада, а папа Леф…

Наконец, он затих, ослабевшие пальцы разжались, и лицо приняло выражение покоя и безмятежности, а я еще долго сидела, не в силах собрать воедино разорванную в клочья душу и взорвавшийся мозг. Когда шок от случившегося более или менее поутих, за окном стояла глубокая ночь. Меня трясло, и единственное, чего сейчас хотелось, – забиться в самый темный угол и прореветь до рассвета, проклиная себя за случившееся. И только засевшие в голове слова братишки: «Ты должна идти», не позволили мне раскиснуть и провалиться в пучину самобичевания. После того, что я натворила, у меня нет права на слабость.

Резко вскочив, я судорожно сгребла оружие, заставляя растрепанную психику собраться и сконцентрироваться на предстоящем деле.

Сегодня… Все должно решиться сегодня. Я обязана сделать невозможное, чтобы дать нам шанс. Иначе все, через что пришлось пройти братишке, будет напрасно.

Не думать! Просто не думать о случившемся! Сейчас – только дело. Все остальное – потом!

Вооружившись и накинув на плечи роскошный плащ, украденный специально для этой акции, я выскользнула за дверь, приложив всю силу воли, чтобы не бросить прощальный взгляд в сторону тихо посапывавщего мальчишки. Я должна быть сильной, хотя бы ради него.