Читать книгу Американские байки - Эн Поли - Страница 7

Русские не выносят одиночества и воспринимают его как кару за грехи. Они знакомятся в поездах и автобусах, в очередях, магазинах, кафе и просто на улице. После знакомства незамедлительно следует предложение выпить и поговорить «за жизнь».

Маленький город. Аккуратные, как ровные куски колотого сахара, домишки. Стриженые газоны выглядят так, будто их вручную постригали маникюрными ножницами – даже ступать страшно. Из мягкого пуха травы выглядывают глиняные фигурки гномов и белых гусей.

Моя приёмная семья – идеальный образец для социальной рекламы «Мы живём в счастливой стране!». Ровный загар, свежевыглаженная одежда, одинаковые улыбки – их ослепительная белизна добавляет к тысяче моих комплексов ещё пару.

Знакомимся. Эти люди так сильно радуются моему приезду, что мне становится страшно. Папа и мама – полисмены. Три ребенка. Две девочки и их братец, трогательный очкарик-ботан. Средняя – моя ровесница в первые же минуты общения с радостным ржанием сообщает, что она cheerleader[12]. Ждёт моей реакции, которую я зажала. Мне не жалко, просто не пойму, о чём, собственно, речь. Я вижу, как уголки её словно на шарнирах разъезжающихся губ слегка кривятся. Но лишь на мгновение. Американская улыбка приколачивается гвоздями ещё в утробе матери, её не сломаешь мрачным молчанием русского подростка. Я понятия не имею, что такое чирлидер. Судя по фоткам, очевидно, она машет вениками из мишуры на деревенских праздниках. Прикольную форму им выдают, я в этой юбке всех бы сразила наповал, хоть и ноги у меня не такие прокачанные. Ну, ок, раз ты считаешь, что это нереально круто… Как скажешь, старушка!

Старшая похожа на среднюю, как две капли воды. Те же кудри до плеч а-ля альпийская овечка, та же широкая улыбка до ушей, в которой я с лёгкостью могу исследовать все зубы, включая самые дальние и немножечко гортани. Свежий, сияющий маникюр, оливковая кожа, белые, словно только что с магазинной полки кроссовки. Смущённо пытаюсь спрятать ноги за удачно подвернувшуюся садовую фигуру в виде гигантского цветка – на мне всё ещё мои позорные, истоптанные до дыр лодочки. Старшая сестра будто не замечает мой маневр или делает вид, что не замечает. На подготовительных курсах нам говорили, что культура у американцев в крови. Соврут – недорого возьмут, лишь бы не прослыть бестактными. Великолепная выдержка, молоток. Я бы так не смогла. Точно бы что-нибудь брякнула. А сестрица всё продолжает улыбаться, как только скулы не сводит. Классная толстовка и кольцо на пальце клёвое. Только лицо у неё словно бы не свежее и слегка помятое. Странно, с чего бы это? Младший брат прячется за своими окулярами и диванными подушками. С ним контакта не будет, это ясно.

Мне выделяют отдельную комнату на цокольном этаже. Пахнет она фантастически. Так пахнут все комнаты в доме, но особенно сильно – девчачьи кельи. Вкусно-вкусно, как коробка фруктовых кремов и ванильного мыла. Или абрикосовое варенье. Или шампунь для младенцев с жёлтой уточкой на этикетке. Так же благоухает и одежда девушек, как будто они носят в кармане флакон с духами. Я едва сдерживаюсь, проходя мимо их комнат – мне хочется впиться пальцами в каждую тряпочку в этом доме и до упоения вдыхать её аромат. Боюсь, что подобное поведение не вписывается в образ приличной девушки, поэтому изо всех сил держу себя в руках.

Собственно, на этом приятные моменты заканчиваются. Дело в том, что мне безумно, ужасно, до скрежета зубовного одиноко. Я провожу все дни у себя в комнате за закрытой дверью. Приёмные родители и дети очень вежливы со мной. Идеально вежливы. Как-то чересчур. Так сильно, что воздух звенит, но за их пластмассовыми улыбками я чувствую едва сдерживаемое напряжение. Не надо быть гением, чтобы догадаться – они не знают, что со мной делать. Американские шаблоны поведения бессильны перед лицом угрюмого, закомплексованного подростка, впервые оказавшегося вдали от родного дома. Мои новоиспеченные домочадцы взирают на меня, растягивая рот так по-гуинпленовски широко, что мне кажется, у них вот-вот лопнут щеки. Но в их глазах зреет ужас, готовый вырваться наружу истеричным криком, как это показывают в американских хоррорах про насилие в семье. Сначала все ходят благостные, таскают друг другу тосты с джемом в постель, а потом берут тесак и кромсают всё живое в радиусе пяти миль, включая кошек, птиц и не вовремя выглянувших из нор кротов.

Мне жутко неуютно, когда меня пытаются разговорить по душам. В комнате мне откровенно скучно, но там я себя чувствую в относительной безопасности. Это лучшая альтернатива вымученным беседам, на которые меня пытаются вызвать, как на допрос. Я, как та собачка – почти всё понимаю, а ничего сказать не могу.

– Натали, чем ты любишь заниматься?

– Эээ… drawing[13].

– Натали, какой твой любимый предмет в школе?

– Хм… English (весьма остроумно).

– Натали, какое твоё любимое блюдо?

– Ммм… chicken[14].

Как-то раз моя приятельница, так же посетившая Америку в качестве студентки по обмену, рассказывала мне, что первые полгода она питалась одной только курятиной. Каждый раз на вопрос, что она предпочитает, Танька неизменно отвечала «chicken». Её английский был настолько беден, что сказать «картошка с сосисками» или хотя бы «салат» она не могла. Окружающие не уставали удивляться, почему эта русская девочка питает такую страстную любовь к курице. Каково же было их недоумение, когда, намотав на ус элементарный набор слов, она стала есть всё подряд, с отвращением отказываясь от обожаемого ранее блюда.

Кстати, ещё одна великая проблема – питание. В первый же день мне была сказана фраза, которая поставила меня в жутко неудобное положение и, что важнее, обидела до глубины души.

– Take care of yourself[15]!

Это означает следующее: ты живёшь в нашем доме на правах члена семьи, поэтому можешь пользоваться тем, что тебе нужно, не спрашивая разрешения. В том числе и холодильником.

Для меня – ребёнка, воспитанного на аксиоме, что категорически нельзя шарить по чужим холодильникам, это означает одно. Кошмар. Катастрофа. Голод. Потому что я просто физически не в состоянии взять что-то из еды, когда дом пуст, и не у кого спросить – можно? На кухне стоит картонная коробка с чипсами. На шуршащих оранжевых пакетах – тигр Читос в солнечных очках. С этим персонажем мне предстоит общаться ближайшие недели очень тесно. Пересиливаю себя, и, дрожа от отвращения, залезаю в холодильник. Всё, что я позволяю себе взять оттуда – лимонад из графина. Читос и лимонад – вот моя еда в течение дня, пока родители на работе. В общем-то, мне нравится этот вкус. Осталось только справиться с нервной дрожью, которая скручивает в узел мои внутренности, когда я, давясь как голодное чмо, запихиваю в рот хрустящие куски, запивая их огромными глотками ледяного напитка – быстрее, быстрее! Мне невыносима мысль, что меня, как воришку, застукают за этим занятием. Я ведь опять залезла в холодильник без спроса.