Читать книгу Собрание сочинений. Том 4 - Евгений Евтушенко - Страница 100

По подвыпившим улицам ходят чулки,

на морозце к ногам примораживаясь,

и девчонки,

                  слюня носовые платки,

вытирают чулки,

                          прихорашиваясь.

И твистуют чулки,

                             и пустуют чулки,

себя где-то на трубах высушивая,

и по скверам подрагивают,

                                          чутки,

что-то очень такое выслушивая.

А четыре чулочницы

                                 отдыха для

выпивают по случаю Женского дня.

Кто не с ними – дурак!

                                     И барак не барак,

и музы́ка гремит,

                           как на лучших балах!

А в красильном цеху —

                                    там туман да туман,

а приходишь домой —

                                  там тумак да тумак,

и поди разбери,

                        что внизу, что вверху,

и туман в голове,

                           как в красильном цеху.

У одной пьет мужик,

                                 у другой пьет мужик,

и у третьей он пьет…

                                У четвертой – лишь пшик:

у четвертой тоска,

                            что вот нет мужика

(хоть бы пил,

                    да хоть был…).

«Ну их к черту!» —

                              сказала, хлебнувши, одна.

«Ну их к черту!» —

                              вторая рванула до дна.

«Ну их к черту!» —

                              и третья очнулась от сна,

а четвертая,

                  хоть и ничья не жена,

деловито и кратко

                            послала их на…

Хорошо просто так полежать на боку,

поглядеть в потолок,

                                пожевать чесноку,

целоваться-то не с кем,

                                    так выпей —

                                                       и с ног!

Так хрусти

                 им, пьянчугам, в отместку

                                                          чеснок!

А в соседней клетушке —

                                        там писк и «кыш-кыш!»

Там живет среди кроликов,

                                           птиц

                                                  и афиш

бывший вроде актер,

ну а ныне вахтер

по прозванью дядь Миш.

И заходит дядь Миш

                                 в безадамовый рай.

На плече его важно сидит попугай.

Ну, а бабы кричат:

                            «Попугай, не пугай!

Мы такое расскажем тебе, попугай,

что хоть в Африку снова сбегай!»

И – к дядь Мише одна,

                                     и, видать, не впервой!

«Эх, дядь Миш,

                        и какой же бессовестный – мой…»

«Это точно…» —

                         дядь Миш чуть качнет бородой.

«Ну, а был ты такой же,

                                     когда ты был муж?»

«Был такой же…» —

                               кивнет бородою дядь Миш.

И дядь Мишу чулочницы весело бьют,

и в селедку его бородою суют,

а потом,

            подобревши душою,

                                           встают:

«Ну, а все-таки, где наши сволочи пьют?»

«Точно, сволочи…» —

                                 им подыграет дядь Миш.

«Как так – сволочи? —

                                    тут же. —

                                                  Чего ты дуришь?

Все же наши мужья,

                                а не то чтобы чьи…

Если пьют они —

                           все-таки пьют на свои».

«Мой имеет медаль

                               как-никак за Берлин».

«Ну, а мой – бригадир,

                                    и такой он – один».

«Ну, а мой – не герой,

                                  ну а все-таки мой».

И уходят три гордые бабы домой.

А четвертая —

                      та, что ничья не жена,

остается одна и стоит у окна.

Ей так хочется тоже кого-то искать,

и таскать на себе, и, дурного, ласкать.

А по улицам ходят чулки,

                                        чулки…

У дядь Миши веселье —

                                      родились щенки.

И дядь Миша заходит:

                                    «Ну, мать, хватит пить.

Подарю тебе лучше щенка,

                                          чем топить».