Читать книгу Собрание сочинений. Том 4 - Евгений Евтушенко - Страница 106

Идея создания мемориала, посвященного жертвам культа личности, возникла не сейчас, а после отважной, исторически переломной речи Хрущева на двадцатом съезде партии. Эта идея звучала во многих речах на конференциях, собраниях и просто так – в частных квартирах, в трамвайных вагонах, в очередях… Эта идея прозвучала и на двадцать втором съезде, однако потом была замотана, заболтана, задвинута. Среди тех, кто этой идеи испугался, был и человек, ее не прямо, но косвенно выдвинувший, – сам Хрущев. Почему? Да потому, что, по выражению Черчилля, он был человеком, пытавшимся перепрыгнуть пропасть в два прыжка. Одна нога Хрущева, как он ее ни пытался выдрать, прочно завязла в сталинском времени. Ему не хватило смелости признать на двадцатом съезде, что во многих ошибках и преступлениях был виновен и он сам. Конечно, если бы он это признал, он бы мог быть снят. Но зато, очистив свою совесть, он бы мог стать совсем другим лидером совсем других перемен. А, избегнув исповеди, он продолжал оставаться человеком половинчатым, то есть нравственно легко уязвимым. Хрущев был снят правильно, но неправильными людьми. Брежнев не был сталинистом – он плакал, когда Галина Серебрякова рассказывала о своей лагерной жизни на встрече интеллигенции с правительством. Однако он совершил несколько инерционных сталинских ошибок. Все остальное – самонаградительство, утрата чувства реальности – лежит на плечах его окружения. Но одна из низших безнравственностей Брежнева и его окружения – это то, что идея создания мемориала была прочно забыта за устройством чурбановых и щелоковых на постах, якобы охраняющих Родину. Идея создания мемориала вновь воскресла вместе с идеями перестройки. Эта идея шла «снизу», и ее первые энтузиасты были разрозненными и вначале выглядели донкихотами. Но они постепенно начали объединяться – не на основе беспринципной мафиозности, как объединяются противники перестройки, трусливо выставившие впереди себя Нину Андрееву и превращающие живого человека просто-напросто в пробный шар – пройдет или не пройдет. Объединение вокруг идеи создания мемориала происходило, как слияние маленьких ручейков и речушек в величественную реку, становящуюся символом нации. Первыми ко мне обратились с этой идеей уральские писатели. Затем приходили рабочие, врачи, инженеры, студенты. Идея эта возникала повсеместно, но повсеместно возникало и сопротивление. Как же оно могло не возникнуть, если даже на XIX партконференции некоторыми людьми произносились речи, толкающие назад от гласности в безгласное прошлое, под которыми могла бы подписаться пресловутая Нина Андреева?

Дело не в любви к Сталину. Еще года два-три назад это могло быть любовью, происходящей от незнания, от исторической наивности. Сейчас в нашей печати опубликовано столько материалов, разоблачающих тогдашнюю тотальную войну против народа, что даже если девять десятых – это преувеличение, то хватит одной десятой, чтобы не быть наивными. Но ведь некоторым людям выгодно оставаться слепыми: они любят не Сталина, а свою слепоту. Наивность чистосердечная более или менее оправдываема. Высокооплачиваемая наивность – это исторический цинизм. Идея мемориала поддерживается сейчас уже большинством народа. Это не идея реванша. Это не идея капитуляции. Это идея очищения. Нечистая совесть перед прошлым загрязняет настоящее, может загрязнить будущее. Мы хотим быть чистыми перед строгим взглядом наших детей. Памятники Сталину и его окружению были мемориалом бессовестности. Мемориал жертвам культа личности – это мемориал совести. Мемориал – это мост через пропасть. Учтем горький исторический урок: преодолеть пропасть в два прыжка невозможно.

1988