Читать книгу Собрание сочинений. Том 8 - Евгений Евтушенко - Страница 49

Вы помните,

                     иркутские наличники,

ту девочку с надменностью на личике,

моих прозрачнейших намерений преступность,

разбившуюся вдруг о недоступность?

Она —

           бесовски ангельская рожица

со мной всегда ходила недотрожисто

в том синем платье с красными карманчиками,

дразня глазами,

                           как двумя туманчиками.

Но только делал я движенье к ней —

коленочки сжимала все плотней,

взгляд пряча под ресницами в тени,

и губы пальчик охранял:

                                         ни-ни…

Тогда по глупости

                              еще делить я мог

всех женщин

                      на дотрог и недотрог.

Врут про меня,

                         что жизнь прошла по бабам вся.

Расчетливости женской я побаивался

и каменел с трусливой истуканностью

от романтичности,

                               казавшейся капканностью.

Она писала мне примерно так:

«Представьте пахнущий сиренью полумрак,

заросший, очень паустовский сад.

Взгляд, робко набредающий на взгляд.

Терраса.

              Мы.

                     Оплывшая свеча

нас так сближает,

                             что-то нам шепча.

И вазочку с вареньем обходя,

по скатерти

                   под легкий шум дождя,

хоть я остановиться их прошу,

ползут друг к другу

                                 руки вдоль по шву…»

Шестидесятые,

                         какие времена!

Поэзия страну встряхнула за уши.

Чего-то ожидала вся страна,

а девочка —

                   того, чтоб выйти замуж, и…

А может, просто медленной любви?

Но мы тогда с нахрапистостью бычьей

в любви ввели немедленность в обычай

и принимали —

                          да простит нам Бог! —

за лицемерье робость недотрог,

и мы не замечали иногда,

что в «нет» отчаянном

                                     порой звучало «да»…

А где она теперь —

                               та иркутяночка,

мной неразгаданная хрупкая сараночка?

Коляску с внуком катит не спеша,

а внук, смеясь,

                        пушинку ловит пальчиками

над тротуаром деревянным с одуванчиками,

проросшими сквозь доски,

                                            чуть дыша.

Как с одуванчиков иркутских во дворах,

с нас время юность по пушинке сдуло,

и с нежностью я думаю:

                                        «Вот дура…»

Потом без нежности особой:

                                               «Сам дурак…»

О, сколько бедности

                                  в тупой мужской победности!

Я понял в годы поздние свои

всю нищету

                    воинственной немедленности

и всю бесценность медленной любви.