Читать книгу Бумеранг на один бросок - Евгений Филенко - Страница 8

Мы явились с чердака по внутренней лестнице, чем всех привели в замешательство. Хотя, по правде сказать, мы лишь добавили им стресса. Мама сидела прямо, будто аршин проглотила. Она была бледна, как лунный свет, лишь губы выделялись на помертвевшем лице двумя алыми кляксами. Дядя же Костя, напротив, спиной был согбен, ликом темен, мрачен и напряжен. Между его кулаками валялись осколки фарфоровой чашки, которую он, по всей видимости, раздавил в пылу полемики. При виде тети Оли, что от уха до уха сияла самой лучезарной улыбкой, какую только способно вместить человеческое лицо, на его пасмурную физиономию тоже невольно наползло некое подобие добродушия. Вслух же он строго осведомился:

– Ольга, ты опять хулиганишь?

– Ну разве что чуть-чуть, – хихикнула великанша. – Леночка, твой птенчик такой смешнуой! Я просто влюбилась в него…

От этих ни к чему не обязывающих слов сердце мое сладко екнуло. Я обогнул стол и сел на свободный стул рядом с мамой и напротив тети Оли, которая подтащила пустовавшее кресло и взгромоздилась в него с ногами. Поймав мой ошалелый взгляд, она скорчила мне потешную гримаску.

– Так, – сипло сказал дядя Костя и шумно прочистил горло. – Сева… Мы с твоей мамой все обсудили и решили расставить все точки над «и». В конце концов, ты уже довольно большой мальчик и все поймешь. Ну, почти все.

– Кругом только и твердят: большой, большой… – проворчал я.

– Помолчи, – сказал дядя Костя. – Большой – это значит крупный, а не взрослый. Когда мне захочется выслушать твое мнение и ответить на вопросы, я дам тебе знак.

– Oui, Monseigneur[8], – смиренно произнес я.

– Ольга, – сказал дядя Костя укоризненно.

– Чуть что, сразу Ольга! – с готовностью парировала та, и теперь уже на мамино лицо нашла тень озабоченности.

– Так, – повторил дядя Костя звучным баритоном. – Нужно как-то начать излагать эту длинную историю… Лена, у тебя есть что-нибудь выпить?

– Водка, вино, пиво, – сказала мама.

– Выноси все.

Мама ушла на кухню, а дядя Костя посмотрел на тетю Олю совершенно неподобающим его стати затравленным взглядом и спросил:

– Чего вы там делали, на чердаке?

– Цаловались да обнимались! – объявила моя прекрасная великанша и захохотала.

Дядя Костя переместил взор на меня, и я, в сотый уже раз за день залившись краской, поспешно ответил:

– Тетя Оля рассказывала мне историю про привидение.

– Помнишь тот случай с Диомидовым, на «Кракене» в сто тридцать девятом? – спросила тетушка.

– А-а, – протянул дядя Костя. – Мне, кстати, так и не доложили, чем закончилось.

– Мне тоже, – буркнул я.

– Все потому, что Шахразаде никак не дают закончить дозволенные речи, – кротко заметила великанша. – Все перебивают…

Мама вернулась, катя перед собой столик с бутылками, бокалами и огородной зеленью в маленькой корзинке.

– Мне вино, – сказала тетя Оля. – Что это? «Шато Бомон» урожая сто тридцатого года? Уой… о-бо-жа-ю! А это зачем?! Кто здесь трескает эти луковицы?

– Я трескаю, – промолвил я застенчиво.

– Ну и вкусы же у некоторых…

– Все пиво мне, – сказал дядя Костя. – И всю водку. А сами пейте что хотите.

– Ты ставишь нас перед трудным выбором, – с иронией произнесла мама.

Дядя Костя налил себе полный бокал водки (тетушка следила за ним с ужасом и восторгом, а мама – просто с ужасом). Затем он смерил меня оценивающим взглядом, набулькал в пустой бокал вина до половины и подтолкнул в мою сторону. Я посмотрел на маму. Теперь ее лицо сделалось обреченным.

– Не люблю вино, – сказал я.

– Я тоже, – проговорил он, в три глотка опустошил свою емкость и зажмурился.

Тетя Оля крякнула и наморщила нос.

– А я плу-оддера-а-а узнаю-у-у по походки-и-и, – пропела она непонятную фразу.

Дядя Костя не глядя нашарил в вазе перед собой лимон, подкатил к себе, так же на ощупь ухватил нож и двумя ударами развалил плод на четыре доли, каждую из которых с незначительными интервалами отправил в рот вместе с кожурой.

– Не вздумай повторять за мной, приятель, – сказал он невнятно.

Я закрыл глаза и сделал глоток. Вино пахло дубовой пробкой и ею же отдавало на вкус. Кроме того, оно показалось мне неприятно теплым и вяжущим, словно его делали из недозрелого винограда.

– Сева, – сказала мама. К своему бокалу она даже не притронулась. – Нужно тебе знать, что ты мой сын, но я тебя не рожала.

– Угу, – сказал я, больше занятый новизной ощущений.

– Ты мне не родной сын, – продолжала мама. – Я тебя нашла.

– В капусте? – уточнил я.

– В капсуле, – ответила мама.

– Даже созвучно, – ввернула тетя Оля и одобряюще улыбнулась мне.

– Не родной? – переспросил я, и до меня наконец дошел смысл ее слов.

Все молчали и глядели на меня. А я все еще не понимал, какой реакции они от меня ожидают.

– И что? – осторожно спросил я. – Ты хочешь меня отдать? Этим… родным и близким? Мне что, придется уйти от тебя?

– Да нет же, дурачок, – сказала мама и вдруг заплакала. Второй раз за последние дни.

– Ленка, перестань! – сказала тетя Оля. – Это тебе не идет. А ты, – обратилась она ко мне, – тоже не говори ерунды. Ты просто не понимаешь…

– Он все правильно понимает, – заступился за меня дядя Костя. – Это только в мыльных операх герой от таких слов вначале падает в обморок, а потом бьет посуду и уходит в горы. У парня здоровая, устойчивая психика. Первый удар он принял достойно, дай бог каждому…

– А что, будут еще удары? – спросил я, глуповато ухмыляясь.

– А то! – сказал Консул.

«Ладно, – подумал я. – Важное дело – родной, не родной… Это все генетика. Хромосомы всякие дурацкие… Главное – никто меня у мамы не заберет. Хорошо бы еще вернуться в колледж. Все остальное – ботва. И если другие обещанные «удары» окажутся той же силы, то чихать я на них хотел. Ну чем они еще могут меня ударить? Наверное, сейчас мне расскажут про настоящих родителей. Приоткроют тайну личности. Что же, у меня, как было сказано, устойчивая психика. Я готов».

– Я готов, – сказал я и шумно отхлебнул из своего бокала.

Мама вытерла слезы, высморкалась и продолжала:

– В сто тридцать шестом году, пятого октября по земному летоисчислению, во время патрулирования на окраинах звездной системы Горгонея Терция, мы получили сигнал бедствия.

– Горгонея Терция, она же Ро Персея, – пробормотала под нос тетя Оля. – Красная полупеременная, расстояние до Солнца девяносто парсеков, обитаемых миров нет и быть не может…

– Мы тоже удивились, – кивнула мама, – потому что точно знали, что никого из членов Галактического Братства там нет. А патрулировали потому лишь, что Горгонея Терция попадала на периферию одного из октантов…

– Что такое «октант»? – перебил я.

– Условно говоря, это часть куба, образуемая пересечением трех плоскостей, рассекающих его на равные объемы. Один из восьми маленьких одинаковых кубиков внутри одного большого. Ну, это между нами, патрульниками…

– И между нами, навигаторами, – сказала тетя Оля.

– И между нами, плоддерами, – проворчал дядя Костя. – Еще есть такое созвездие и такой старинный угломерный инструмент. Лена, если ты хочешь закончить свою историю до темноты, излагай ее языком, доступным четырнадцатилетнему подростку.

– Я постараюсь, – промолвила мама. – То есть, делать там было особенно нечего, и мы развлекались как умели. Я, например, научилась раскладывать пасьянс «пирамида Тутанхамона»… Сигнал бедствия передавался в двух диапазонах – в стандартном для Братства гравидиапазоне и еще в одном, которым никто и никогда не пользовался. Вернее, мы так думали, потому что ничего тогда не знали… Дело в том, что у Горгонеи вообще нет планет, а есть три концентрических пояса астероидов. Разнокалиберная щебенка, нанесенная блуждающими потоками со всей Галактики. И, как видно, чей-то корабль угораздило выброситься из экзометрии в субсвет внутри этой свалки. Ну, свалка-то свалка, а смотрится красиво… со стороны. Гигантские, размытые, подсвеченные красным светилом кольца. Как наш Сатурн, только в тысячу раз грандиознее, и кольца эти лежат в разных плоскостях… Мы вызывали терпящий бедствие корабль, но он не отвечал и просто продолжал слать свои сигналы – наш… чужой… наш… чужой… Мы уже готовились нырнуть в этот каменный ад, рискнуть хрупкими девичьими шейками…

– Почему девичьими? – спросил я.

– Потому что весь наш экипаж состоял из девушек.

– Амазонки, – сказал дядя Костя со странным выражением лица.

– Зачем из девушек? – снова спросил я.

– Ну… мы так решили. Сейчас это несущественно… Так вот, мы уже маневрировали в плоскости внешнего кольца, когда оттуда центробежной силой начало выносить обломки корабля. Может быть, даже нескольких кораблей или стационара – потому что обломков было много, и они были громадные. С одного из фрагментов корпуса шел «наш» сигнал, но в живых там определенно никого не оставалось. А немного погодя выбросило кассету спасательных капсул, не успевших расцепиться. Хотя, может быть, просто некому было дать команду на расцепление. Маяк одной из капсул подавал «чужой» сигнал.

– Это был наш корабль? – вклинился я. – Земной?

– Мы решили, что наш, хотя, повторяю, здесь не могло быть наших кораблей, а тем более стационаров. Это могли быть какие-нибудь аутсайдеры с частными поисковыми миссиями – хотя что здесь было искать, кроме камней? Разве что какие-нибудь артефакты… Собственно говоря, ответ дали бы капсулы, потому что в них могли находиться уцелевшие члены экипажа. И мы стали ловить эту кассету.

– Поймали?

– Глупый вопрос, – сказала тетя Оля. – Это была их работа!

– Конечно, поймали, – сказала мама. – Капсул было тридцать две, и почти все они были пустыми. Во всяком случае, те, что были во внешнем слое. Но скоро мы добрались до внутренних слоев, и там стали попадаться… не пустые. – Она поднесла бокал к губам и сделала большой глоток. Лицо ее было неподвижным. – Там были мертвые дети.