Читать книгу Мания. 3. Масть, или Каторжный гимн - Евгений Кулькин - Страница 11

Аверьян Максимович не вешал на себя это дело. Оно, как он потом понял, повисло на него само.

С утра его немного познабливало, и он даже воткнул себе под мышку градусник. Но температура оказалась классической – тридцать шесть и пять. Но все равно ощущение некоего дискомфорта не оставило.

– Еще не хватало заболеть, – сказал он самому себе, перебирая на столе то множество, что неведомо как возникало на столе почти каждый день.

Солнце, поштучно поделив форточки и остальную часть окна, желтым пятном легло за угорную неразбериху ковра.

Курепин поднялся, сделал сперва несколько шагов, потом – столько же приседаний и снова сказал самому себе:

– Не расслабляйся, старина! Не то сейчас время.

И с силой потер ладонь о ладонь.

И в это время зазвонил телефон.

– Товарищ полковник! – докладывал Озолов. – Один стоматолог опознал нашего незнакомца из багажника. Он у него неделю назад обтачивал зубы. Должен был прийти вчера, но не появился.

– Фамилию и адрес пациента зубник не записал?

– Есть и то, и другое. Только тот кореец назвался Ивановым, а местожительство указал Мира, девять.

– А что там? – поинтересовался Курепин.

– Областной радиокомитет.

– Понятно.

– Но это еще не все.

– Так! – подоживился Аверьян Максимович.

– Зубник видел, что кореец приезжал на БМВ.

Через час у полковника Курепина лежал список владельцев иномарок. Среди них корейских фамилий не значилось.

– Значит, ездил по доверенности, – сказал самому себе Аверьян Максимович.

Он размышлял, идти обедать или нет, потому как не было никакого аппетита, когда телефон зазуммировал вновь.

– Ваша красавица действительно была в угоне, – сообщил его давний знакомый из ГАИ полковник Рубежанский. – И владелец ее гражданин Израиля Шоломо Ревиво.

– Ну ты и обрадовал! – проворчал Курепин.

– Чем богаты, тем и рады! – подхватил гаишник. – Кстати, машина твоей подруги Пичакчи в этом году не прошла технического осмотра.

Но на этом неожиданности не кончились. Из дежурной части позвонили, что его срочно хочет видеть какой-то парень из Светлого.

– Узнайте, что ему надо? – досадливо произнес Курепин, думая, что это сын какого-нибудь знакомого, залетевший по пьяной случайности.

– А мы ему сейчас дадим трубку, – сказал дежурный.

– Это я, Велимир Тонкачев, – послышался голос Вельки. – Я хочу признаться.

Он вошел крадущейся, едва означающей шаг походкой.

– Здравствуйте! – произнес сдавленно и, заступив то место, где лежал солнечный квадрат, как бы принес в кабинет некоторую сумеречь.

– Проходи, садись, – пригласил его Курепин. – Куришь?

Паренек покачал головой.

– Как у машины там гари надышался, так не тянет.

И полковник вспомнил, как парня там – до выворота внутренностей – рвало. И почему-то подумалось: «Как такой слабак вот так запросто мог угнать машину?»

– Ну что ты мне хотел сказать? – мягко спросил Аверьян Максимович, все же раскуривая свою неизменную трубку.

– Тот раз, – еле слышно сказал Тонкачев, – я машину не угонял.

– Как это? – уставился на него Курепин. – Везде твои отпечатки пальцев, а ты говоришь, что не угонял.

– Вернее сказать, – снова залепетал он, – я не знал…

– Ну давай начнем с того момента, – произнес Курепин, – как ты оказался за рулем. В чем состояла твоя неправда по сравнению с тем, что ты рассказал в Светлом?

– Да все! – махнул он рукой. – Короче, все было так…

Он посидел опущенно с минуту, потом, встряхнувшись, сказал:

– Дайте все же закурить.

И долго разминал сигарету. Потом, так и не прикурив, положил ее на столик, возле которого сидел.

– В общем, подходят ко мне двое. Один спрашивает: «Ты тачку водить умеешь?» Ну я отвечаю: «А чего в этом сложного?» Тогда он дает мне ключи и говорит: «Отгони вон к той лесопосадке, мы сейчас туда на другой машине подъедем».

– Ну? – подторопил полковник.

– Сел я за руль, – чуть спокойнее начал Велька, – доехал до того места, на которое они мне указали. Ну тут они подкатили.

– На чем? – уточнил Аверьян Максимович.

– На машине же, говорю, только на другой.

– Какая марка?

– БМВ.

– Так, дальше.

– Потом один из них говорит: «Ну что, в жмурика поиграем?» А второй уже ко мне обращается: «Ты в машине прячься, а мы тебя искать будем». И – ко мне. А в руках тросик такой, удавкой свернутый.

– Ну и что?

– Тут я и дал деру.

– И больше ты их не видел?

Парень покачал головой.

– А что-нибудь они кричали тебе вослед? – поинтересовался Курепин.

– Нет. Только тот, кто ко мне приходил, крикнул своему напарнику: «Смажь его!» И две подряд пули пролетели рядом с моей головой.

– А выстрелы ты слышал?

– Нет, только слабые, похожие на хряск хвороста, хлопки.

Курепин настроился на громкую связь и, после того как ему ответил Ульбеков, приказал:

– Прочешите еще раз ту местность, где нашли сгоревшую машину.

– Да мы там все излазили, – ответил Ефим Тимофеевич.

– Но не так тщательно. В Тонкачева стреляли. Должны быть гильзы.

– Вас понял! – коротко доложил Ульбеков.

– Действуйте!

Полковник рассмыкал было углохшую трубку, потом спросил:

– А почему же ты не признался сразу?

– Да начитался, что сейчас почти всех свидетелей убивают. А потом…

– Что?

– Хозяйка машины подала в суд, чтобы я возместил ущерб.

– Все ясно.

Но, как через два дня стало понятно, до ясности в этом вопросе было еще далеко. Потому что именно на исходе вторых суток, то есть почти в полночь Тонкачев позвонил Курепину домой, неведомо где раздобыв номер его телефона.

– Товарищ полковник! – сказал он. – Все, что я прошлый раз говорил, – неправда.

– Уточни, что именно? – подбодрил его голосом Аверьян Максимович, поняв, что парень зря не позвонит.

– Тех двоих, о которых я в прошлый раз говорил, не было.

– Как это так?

– Просто! Их не существовало.

– Ты их придумал?

– Нет, про них мне велела сказать…

В это время связь оборвалась, и сколько Курепин не аллокал, больше ему никто не отозвался. А на второй день Ульбеков позвонил, что Велимир был убит в телефонной будке ударом ножа в горло.

Вот тут-то Аверьян Максимович и решил это дело взять на себя. Слишком много в нем оказалось непонятным и загадочным. Та же «бээмвэшка». Что за нею стоит, ежели она вынырнула из недр безнадежного угона и с прежними номерами столько колесила по городу?

Одно стало ясно, во всем этом деле замешана женщина, раз Тонкачев произнес слово «велела».

Но первое, с чем пришел к нему Озолов, – был опознан труп. Когда его предъявили корейцам, они в один голос сказали, что это – Ким Юн Ман.

О нем уже в милиции кое-что было известно. Например, что он скупает тут цветной металл и отправляет его за границу, а сюда гонит разный импортный товар, продавая который и кормится вся община.

Сам же Ким несколько раз был замечен в чем-то близком к махинациям. Но доказать это так и не удалось, потому от него отстали.

Но то, что еще припас Озолов, заставило полковника Курепина присвистнуть.

Артем Илларионович положил перед ним фотографию, на которой – в свадебной фате – рядом с Ким Юн Маном была не кто иная, как Радмила Пичакчи.

– Так, значит, в багажнике ее машины был собственный супруг? – вырвалось у Курепина.

– Выходит так.

И в этот момент позвонил Ульбеков и сообщил, что в лесопосадке никаких стреляных гильз найдено не было.

– Да откуда они там! – сокрушенно произнес полковник и повелел: – До приезда нашей опергруппы к телефонной будке, где убит Велимир, никого не подпускать.

– Ну и какие у вас мысли? – спросил своего бывшего начальника Озолов.

– Ты знаешь, даже сказать нечего. Во-первых, надо немедленно допросить Пичакчи. Поехали к ней сейчас же!

Он собрал со стола какие-то бумаги, сунул их в сейф, натянул шинель.

Садясь в машину, он думал о корейце. Подторговывать бы ему потихоньку – нет, на быстряк потянуло, на шармака. И вот – веревка на шее.

– И может, не на одной.

Это неожиданно сказалось вслух, и он покосился на шофера, но тот не обратил внимания на то, что бубнил начальник, тем более что в это время о чем-то говорил с Озоловым, удобно устроившимся рядом с ним, потому как Курепин всегда ездил на заднем сиденье.

Дом нашли быстро. Позвонили.

Когда с третьей попытки никто не ответил, дверь напротив отщелилась, и старческий голос ответил на вопрос, который еще не задан:

– Она на дачу уехала.

Когда – вдогон захлопнувшейся двери – Озолов задал вопрос: «Где у нее дача?», старуха не ответила, равно как и не открыла дверь, когда нажали кнопку ее звонка. Зато вышел сосед из квартиры, что соседствовала с обиталищем Пичакчи.

– Извините, вы к моей соседке? – спросил он.

Заискивания портили его стать. Он становился жалким и бессмысленным.

И вдруг начал нести, как показалось Аверьяну Максимовичу, какую-то околесицу:

– Человек проверяется в неудобствах. В комфорте всяк ангелом кажется. А вот когда у тебя на одной ноге сапог, а на другой лапоть, – тут уж не до благодушия.

Еще он говорил о каких-то перепадах в щедрости, потом, наконец, с воодушевлением покаялся:

– Простите, удерж свой не мог упредить.

И нелепый жест подтвердил отсутствие мысли. Конечно, намолчавшись в одиночестве, он мог еще болтать о чем угодно. Но он произнес еще только одну фразу:

– Горько, когда человек живет, сопровождаемый пониманием своей греховности.

– Вы опять о соседке? – осторожно спросил его Курепин.

– Нет, о себе. А о Радмиле чего говорить, ей неблагодарно думать, что она никто.

– A сейчас вы не знаете, как ее найти? – осторожно произнес Озолов.

– На даче она, – уверенно ответил старик.

– А как туда проехать?

– Новый мост на Семи Ветрах знаете? – И вдруг осклабился: – Совсем забыл, милиция же все знает. Не доезжая этого моста сойдете влево вниз, и там – вторая от дороги и есть ее хоромина.

Курепину неожиданно захотелось спросить, откуда дед знает дачу Пичакчи в таких подробностях, но раздумал. Дело соседское. Может, груши ездил трясти.

И дачу нашли без хлопот. Посмотрели внутрь двора через щелявый забор – никого не видать. Подошли к калитке.

И вдруг Аверьяна Максимовича посетило то всепроникающее чувство, когда кажется, что ты распластан душой и распростерт телом. Это ощущение посещает его в минуты неожиданности, которую ждешь.

Радмила лежала посередине комнаты, далеко откинув голову, как бы демонстрируя свою уже схваченную в нескольких местах ободками складок шею. Но чуть наискось пересекал их синюшный след, точно такой, который был на горле у Ким Юн Мана.

– Ну что, – со вздохом произнес полковник, – вызывай опергруппу.