Читать книгу Венеция. Пандемиозо - Евгений Петропавловский - Страница 23

***

О жизни венецианских евреев Пётр Толстой записал в дневник следующее:

«А паче всех народов много жидов, которые в Венецы имеют особое свое место, окруженно их еврейскими домами подобно городу, и двои в то место ворота; в том их месте построены у них две их божницы каменные; и домы их зело богатые, строение все каменное, пребезмерно высокое, в высоту в восемь и в девять житей. И будет всех жидов в Венецы без мала аж десять тысеч. И зело там евреи богати, торги имеют великие; у многих жидов ходят по морю свои карабли, у одного жида караблей по семи и по осми есть собинных; а болши всего торгуют те евреи таварами дорогими: алмазами, яхонтами, изумрудами, лалами, зернами бурмицкими и жемчугом, золотом, серебром и иными, подобными тому ж вещми. Ходят те жиды в черном платье, строй платья их таков, как купцы венецкие носят, и волосы накладныя носят изрядные, бороды и усы бреют. Толко для признаку носят шляпы алые суконные, чтоб были знатны, что они еврейской породы; а которые жиды не похотят носить алых шляп, те повинны заплатить в казну всей Речи Посполитой с человека пять дукатов на год венецкой манеты (то будет два червонных золотых), и тем будет волно носить черные шляпы. Многие жиды в Венецы убираются по-француски, а жены их и дочери-жидовки убираются изрядно и зело богато по-венецки и по-француски, множество носят на себе алмазов и зерен бурмицких и иных каменей изрядных и запан дорогих. Народ жидовской в Венецы, мужеск и женск пол, изрядно благообразен, а ружья иметь при себе евреем в Венецы никакого не позволено…»

По правде говоря, не увязывается у меня картинка обилия богатых евреев с многоэтажными тесными жилищами, в которых они обитали. Нет, богачи, разумеется были: ростовщики, ювелиры и прочая… Или только их и довелось встречать Петру Андреевичу – в торговых лавках, на променаде, ещё где-нибудь в городе (опознавал, само собой, по «алым шляпам»). Вернее всего, в гетто он просто не заходил, зачем туда православному: посмотрел снаружи – и достаточно.

Да, пожалуй, именно так оно и было.

…Весь этот день выпластовывается сегодня из моей памяти тяжеловесно, подобно вытаскиваемому из воды спруту: многочисленные щупальца непрестанно шевелятся туда-сюда, отчего трудно сосредоточиться на каждом в отдельности… Мы блуждали по тёмным улочкам, похожим на узкие щели, нескончаемо, самозабвенно, апокрифически. Беспредельная теснота царила во всех направлениях, куда бы ни сворачивал наш необязательный отряд под звёздами перенасыщения. Ноги гудели от усталости, но неугомонное воображение, продолжая версифицировать, множило сущности в геометрической прогрессии. Едва начавший вырабатываться стереотип восприятия города ломался, рушился и осыпался вавилонской башней, погребая под своими обломками утренние надежды на легковесное времяпрепровождение, разбавленное умеренной исторической нагрузкой да посильной лирической метафористикой. Пространство обрастало тенями, постепенно уплотняясь, однако свою безнадзорность из-за этого мы не ощущали увеличившейся, ибо она изначально подразумевалась практически абсолютной…

Я утратил счёт времени; казалось, запутанным торричелевым лабиринтам Каннареджо не будет конца. И даже представилось несколько удивительным, когда нам удалось наконец выбраться к вокзалу Санта-Лючия.

На набережной перед вокзалом Элен от избытка чувств принялась танцевать тарантеллу. Это, вероятно, коктейль «шприц» возымел своё действие. Натурально, она выплясывала на площади, а Анхен хлопала в ладоши, пританцовывая на месте: похоже, ей тоже хотелось выдать какого-нибудь зажигательного трепака или гопака, однако она не решалась присоединиться к дивертисменту. Да и зрителей на набережной было маловато: лишь единичные прохожие иногда появлялись на фоне воды и камня. Впрочем, сегодня уже не берусь утверждать, что все они имели место в реальности: возможно, некоторых из них моё сознание материализовало задним числом, из любви к порядку и постепенности, ведь когда человейное поголовье испаряется скачкообразно – это не совсем комильфо для сознания, ибо подобное не согласуется с привычным жизненным обиходом. Как бы то ни было, мы присутствовали здесь в гораздо большей пропорции, чем ожидали изначально. Притом число прохожих на улицах с каждым днём неуклонно сокращалось – как если бы материя бытия прохудилась где-то рядом, и большинство венецианцев провалилось в образовавшуюся прореху; а кто не успел провалиться, тем это предстояло в ближайшей перспективе.

Ну и что же, малолюдность города нас не смущала. Лично мне было вполне достаточно нашей суматошной гетерогенной компания во всём её многосоставном единстве, и никого более не требовалось. Разве только ещё хотелось услышать песню группы «Ундервуд», которая называется «Смерть в Венеции» – я полагал, что она очень подошла бы к этому вечеру над заляпанной светом фонарей, но сохранявшей непроницаемость водой Большого канала:

Разумеется, песне было неоткуда взяться… Возможно, я просто слегка перебрал граппы. Хотя это вряд ли.