Читать книгу Человек из будущего - Евгений Платонов - Страница 37

I. Третий день без денег

Дмитрий проснулся от холода. В комнате было так холодно, что дыхание превращалось в пар. Он лежал под тонким одеялом, кутаясь в сюртук, и смотрел в потолок.

«Третий день, – считал он. – Третий день почти без еды. Вчера – корка хлеба утром и

вечером. Позавчера – то же самое. Сегодня будет то же. До первого жалованья ещё почти четыре недели. Как я доживу?»

Живот болел – не просто урчал от голода, а именно болел, тянуще, противно. Голова

кружилась, когда он вставал. Ноги дрожали.

«Я всегда думал, что понимаю нищету, – размышлял он, медленно поднимаясь с кровати. – Читал о ней в книгах Достоевского, Некрасова. Видел бездомных на улицах XXI века. Но это не понимание. Это было наблюдение со стороны, из окна тёплой квартиры. А сейчас я понял – настоящий голод это не просто желание есть. Это когда у тебя болит живот, кружится

голова, руки дрожат. Когда ты думаешь о еде каждую секунду. Когда запах хлеба из булочной вызывает физическую боль.»

Постучали в дверь. Вошла Прасковья Павловна с подносом – стакан чая и маленький кусочек чёрного хлеба.

– Вот, батюшка, покушайте, – сказала она и вздохнула. – Больше ничего не могу дать. Сами понимаете, я небогата. Могу кормить вас так неделю, может, две. Но дольше не выйдет. Мне самой детей кормить надо.

– Спасибо, Прасковья Павловна, – Дмитрий взял стакан дрожащими руками. – Вы очень добры. Я постараюсь найти дополнительную работу.

– Дай-то Бог, батюшка. А то вижу я, худеете вы. Бледный совсем стали. Как бы не заболели. Она ушла, и Дмитрий остался один с чаем и крохотным куском хлеба. Ел медленно, растягивая удовольствие, жуя каждую крошку как можно дольше.

«В XXI веке я выбрасывал больше еды, чем сейчас съедаю за день, – с горечью думал он. – Недоеденные бургеры, остатки пиццы, чёрствый хлеб – всё в мусорку. А здесь каждая

крошка на вес золота.»

II. Школа и дети

Дмитрий пришёл в школу за полчаса до начала – хотелось посидеть в тепле. В классе стояла печка, и было относительно тепло.

Крупов встретил его в коридоре:

– Доброе утро, Дмитрий Сергеевич! Как себя чувствуете?

– Хорошо, Иван Петрович, спасибо, – соврал Дмитрий.

Крупов посмотрел на него внимательно:

– Вы бледны, батенька. И похудели. Может, вам нужна помощь?

«Да, – чуть не закричал Дмитрий. – Да, мне нужна помощь! Я умираю от голода! Дайте мне хоть немного денег!»

Но вслух сказал:

– Нет, всё в порядке. Просто немного устал.

– Смотрите, не перетрудитесь, – Крупов похлопал его по плечу. – Здоровье дороже. А к обеду заходите в мою комнату – чаю попьём.

«Чай, – подумал Дмитрий с отчаянием. – Опять чай. А мне нужен хлеб. Мясо. Нормальная еда. Но я не могу попросить. Слишком стыдно.»

Урок начался. Дети пришли – весёлые, шумные, розовощёкие. Их накормили дома, дали

тёплую одежду, отправили учиться. У них было детство.

«А есть дети, у которых его нет, – думал Дмитрий, глядя на них. – Дети, которые

работают на фабриках с десяти лет. Которые голодают. Которые умирают от болезней.

И никто не поможет им. Никто.»

Он учил детей письму, но мысли были далеко. Буквы расплывались перед глазами, голова

кружилась.

– Дмитрий Сергеевич, – окликнул его маленький Ванечка Петров, – вам плохо?

– Нет, Ванечка, всё хорошо, – Дмитрий улыбнулся. – Просто немного устал.

– А вы кушали сегодня? – спросила девочка с косичками. – Мама говорит, что если не

кушать, то будет кружиться голова.

«Какая умная девочка, – подумал Дмитрий. – Умнее меня. Я забыл, что не супергерой. Что мне нужна еда, чтобы жить.»

– Кушал, Машенька, спасибо, – снова соврал он.

Но после урока, когда дети разошлись, он остался сидеть за столом, положив голову на руки.

Сил идти домой не было.

III. Решение

Вечером, возвращаясь домой по Сенной площади, Дмитрий увидел толпу мужиков у трактира.

Они стояли, ждали чего-то.

Он подошёл ближе. Из трактира вышел толстый мужик в грязном фартуке – хозяин, видимо.

– Нужен человек полы мыть, помои выносить! – прокричал он. – Платю пятнадцать копеек за вечер! Работа до полуночи! Кто согласен?

Мужики молчали. Для них, грузчиков, эта работа была унизительной. Они привыкли таскать тяжести, а не мыть полы, как бабы.

«Пятнадцать копеек, – подумал Дмитрий. – Если работать каждый вечер, это девяносто копеек в неделю. Почти четыре рубля в месяц. На это можно купить хлеб, каши, может, даже мяса немного.»

– Я согласен, – сказал он, поднимая руку.

Мужики оглянулись на него – посмотрели с недоумением, с презрением. Интеллигент, в

сюртуке, а полы мыть идёт. Либо совсем отчаявшийся, либо пропойца какой.

– Ты? – хозяин оглядел его. – А ты справишься? Не хлюпик?

– Справлюсь, – твёрдо сказал Дмитрий.

– Ну ладно, пойдём. Работы много. К восьми вечера приходи.

«Я – учитель, – думал Дмитрий, возвращаясь домой. – Я – историк с университетским образованием. В XXI веке я был системным администратором, работал в офисе, получал приличные деньги. А сейчас буду мыть полы в трактире за пятнадцать копеек. За копейки.

Вот она, цена гордости в XIX веке – ничего.»

Но голод был сильнее стыда.

IV. Первый вечер в трактире – шок и отвращение

В восемь вечера Дмитрий пришёл в трактир. Хозяин – его звали Савелий Кузьмич – показал ему ведро с водой, тряпку и сказал:

– Вот, начинай. Полы мой, столы вытирай, помои выноси. Если гости кого вырвёт – убирай.

Если подерутся – зови меня, не лезь сам. Понял?

– Понял, – кивнул Дмитрий.

– Ну давай, работай. Вечер только начинается.

Дмитрий взял тряпку – серую, влажную, с резким запахом дешёвого мыла – и посмотрел на пол. Деревянные доски были залиты чем-то липким, в углах лежали окурки, кто-то наступил в грязь и размазал по полу.

«Боже мой, – подумал он. – Я действительно буду это делать?» Он опустился на колени – и сразу почувствовал, как что-то влажное и противное впиталось в

штаны. Попытался дотронуться тряпкой до пола – но рука сама отдернулась.

«Я не могу, – в панике подумал он. – Не могу прикасаться к этой грязи голыми руками!»

Он огляделся – может, есть палка какая, швабра? Но Савелий Кузьмич уже смотрел на него с подозрением:

– Ты чего застыл? Мой давай!

«Нужно, – приказал себе Дмитрий. – Нужно переступить через брезгливость. Иначе умру с голоду.»

Он зажмурился, опустил тряпку в воду, выжал и провёл по полу. Вода сразу стала мутно-

коричневой, с какими-то хлопьями.

«Не думай об этом, – твердил он себе. – Просто делай. Механически. Не думай.»

Но не думать было невозможно. Каждое прикосновение к полу отзывалось в нём отвращением.

Он видел прилипшие волосы, огрызки, пятна неизвестного происхождения. Пытался вытирать осторожно, двумя пальцами, чтобы как можно меньше прикасаться.

– Эй, ты! – окликнул его Савелий Кузьмич. – Что ты там пальчиками водишь, как барышня?

Тряпку в руки бери, нормально мой!

«Барышня, – с горечью подумал Дмитрий. – Да, я как барышня. Изнеженный интеллигент, который боится грязи. А эти люди – они каждый день так живут. И ничего. Привыкли.»

Он взял тряпку полной рукой – и впервые почувствовал всю мерзость происходящего. Вода холодная, грязная, с запахом плесени. Пол липкий от пива и водки. Где-то рядом кто-то плюнул – мимо плевательницы, прямо на пол.

«Я не выдержу, – подумал Дмитрий, чувствуя, как подкатывает тошнота. – Сейчас меня вырвет.»

Он глубоко вдохнул – и сразу пожалел. Воздух в трактире был тяжёлый, прокуренный, с

запахами перегара, пота, дешёвой еды.

V. Первое физическое испытание

Через час, когда Дмитрий едва закончил мыть пол в главном зале, Савелий Кузьмич окликнул его:

– Эй, новенький! Иди сюда, помоги бочку закатить!

Дмитрий подошёл к задней двери. Там стояла телега, а на ней – огромная деревянная бочка с пивом.

– Хватай с той стороны, – скомандовал хозяин. – Сейчас скатим.

Дмитрий взялся за бочку. Она была невероятно тяжёлой – килограммов сто, если не больше. – На три! Раз, два, три!

Они начали скатывать бочку. Дмитрий тянул изо всех сил, но руки не слушались – не

привыкшие к физической работе, они сразу начали дрожать. Спина заныла. В глазах

потемнело.

«Держись, – приказывал он себе. – Ещё немного. Не отпускай.»

Но бочка была слишком тяжёлой. Руки разжались сами собой, и бочка покатилась обратно.

– Эй! – закричал Савелий Кузьмич, едва успев её поймать. – Ты что, совсем слабак?

– Извините, – Дмитрий тяжело дышал. – Я… не привык к такой работе.

– Не привык! – хозяин плюнул. – А чего ж ты сюда полез? Думал, легко заработать? Здесь каждая копейка потом поливается!

Он позвал на помощь ещё одного работника – здорового мужика, который одной рукой закатил бочку в подвал.

Дмитрий стоял рядом, красный от стыда.

«Слабак, – думал он с горечью. – Я даже бочку не могу закатить. В XXI веке я годами сидел за компьютером. Мышцы атрофировались. А здесь нужна физическая сила. Настоящая, животная сила. У меня её нет.»

VI. Помойное ведро – переступание через гордость

Ближе к десяти вечера Савелий Кузьмич снова позвал Дмитрия:

– Вон, видишь ведро? Полное уже. Вынеси в яму за домом.

Дмитрий посмотрел на ведро. Оно было наполнено отходами – объедки, огрызки, какие-то кости, кожура, всё смешанное с водой. Пахло кисло, гнило.

«Я должен нести это? – подумал он с ужасом. – Нести помои, как… как мужик какой?»

Но выбора не было. Он взял ведро за ручку – оно было тяжёлым, килограммов десять – и пошёл к выходу.

Ведро качалось, жидкость плескалась. На пороге Дмитрий споткнулся – и часть помоев

выплеснулась ему на сапоги.

«Господи, – с отчаянием подумал он, глядя на грязные, мокрые сапоги. – Это же мои

единственные сапоги! Теперь они будут вонять!»

Он дошёл до ямы за домом – большой, зловонной ямы, куда все окрестные дома сбрасывали нечистоты. Вылил помои. Запах был такой, что слёзы выступили на глазах.

Вернувшись в трактир, Дмитрий почувствовал, как от него пахнет. Тот же запах – помои, грязь, трактирная вонь. «Я стал таким, – понял он. – Стал одним из них. Грязным, вонючим работягой. Утром я ещё был учителем, интеллигентом. А сейчас – кто я? Человек, который носит помои за пятнадцать копеек.»

VII. Разговоры рабочих

За ближайшим столом сидели четверо грузчиков – мужики здоровые, с огромными руками, в грязной одежде. Дмитрий вытирал столы рядом, невольно слушая их разговор.

Первый (Матвей, лет сорока, с бородой):

– Слышали? Губернатор вчера свадьбу дочери справлял. Говорят, тысяч на двадцать

разорился. На одну свадьбу!

Второй (Степан, молодой, злой на вид):

– Двадцать тысяч… А мы с утра до ночи горбатимся за тридцать копеек в день. За год – сто рублей наберётся, если не болеть и не пить. А он на одну ночь двадцать тысяч спустил!