Читать книгу Такси до отчего дома. Роман о семье, помощи и невозможности спасения - Евгений Платонов - Страница 4
ГЛАВА 3. СИСТЕМА
Оглавление23 октября. День. 9:00—16:00.
Утро было светлое, хотя холодное. +3 градуса. Солнце ярко и тепло светило, ветра не было. Роса блестела на траве.
Наташа встала рано. Я видел, как она ходит по дому, составляя список дел. Список, который она носит в голове столько лет, что он стал частью её личности.
«Нужно покормить Диму. Нужно накормить собак. Нужно проверить, не замёрзла ли вода в трубах. Нужно посмотреть на электрощиток – камера включилась ли? Нужно приготовить обед. Нужно постирать Димкины вещи и развесить их сушиться на улице. Нужно помыть посуду и потравить тараканов. Нужно, нужно, нужно.»
Я сказал: «Не нервничай. Это же не только ради него.»
«Я не нервничаю. Я просто понимаю, что, если я этого не сделаю, никто не сделает.»
Это была правда. Это была также манипуляция. Но оба эти качества уживались в ней так естественно, что я не мог разделить, где кончается жалость, а начинается Его ответственность.
История с сиделкой Олей.
Наташа не могла тут находится каждый день, у нее была сложная и настоящая работа и она нанимала помощь – женщину Олю, за двадцать тысяч рублей. Оля работает завхозом и охранницей в школе, в средней школе Голынок. Она была ответственна, знала, как нужно работать. Наташа договорилась, чтобы та приходила два раза в день: с утра накормить Диму, покормить собак, котов, убрать ведро. И вечером – то же самое.
Поначалу всё шло по плану. Но потом, где-то в сентябре, Наташа заметила по камере, что Оля приходит только один раз в день. И не сказала об этом. Наташа позвонила, выяснилось – Оле надоело, или она забыла, или у неё были свои причины. Наташа урезала оплату в два раза, и Оля согласилась. Пока приходит.
Я спросил: «Может быть, просто нанять кого-то другого?»
«Кого?» – спросила она. «В деревне? Все либо пенсионеры, либо совсем молодые, либо пьют. Оля – хоть какая-то надежда.»
Я понял, что когда ты в такой ситуации, то «хоть какая-то надежда» становится максимумом, к которому ты стремишься.
Про день рождения Димы пару месяцев назад.
Был день рождения у Димы. Так совпало, что мы с Наташей в этот день оказались в поселке. Мы собрали праздничный стол в беседке у бани.
Дима сидел в своей коляске и не общался. На все уговоры отвечал холодно. И вот уже в пятый раз звонил этой Оле и уговаривал её прийти к нему на день рождение. Говорил, что очень ждёт и никакой подарок ему не нужен. На слова, что у неё муж и дочка, он сказал – пусть все вместе приходят. Для меня это была очень странная история. Но для Димы нет. Он искренне считал Олю своей подругой, единственной, что приходит к нему и помогает просто так, в отличие от всех остальных. Она пообещала прийти потом. Он очень расстроился, что она не пришла и не отвечала.
О хозяйстве.
Когда-то мой дедушка и бабушка держали большое хозяйство: были коровы, конь, куры, свиньи, утки, гуси. Был хлев, гараж, сарай, баня, отдельный туалет. Это была уютная деревенская жизнь, если можно назвать жизнь, полную работы.
Дима тоже пробовал быть крепким хозяйственником. Заводил кур, брал свинку, даже нанимал ветеринара кастрировать её. «Ведь сглазят, помрёт!» – говорил он соседям, охраняя своих животных. Но первая попытка продержалась три месяца. Вторая – тоже. Сарай был похож на грязелечебницу. Дима не мог содержать порядок. Или не хотел. Или не понимал, как это делается. Но в его мире, конечно, были «злопыхатели», которые сглазили.
Бычок продержался шесть месяцев. Дима продал его на мясо и получил хорошие деньги. Это была его последняя успешная попытка что-то вырастить.
Теперь, кроме двух котов и двух собак, здесь ничего не живёт. И даже они живут на благоволение Наташи и милость Оли.
О тараканах.
В доме много тараканов. Это не просто неприятность, это часть структуры дома. Они везде – на кухне, у мойки, у стола Димы, в его комнате. Они лезут на посуду, на еду, на самого Диму.
Наташа купила дихлофос без запаха и потравила в комнате, пока я работал в коридоре. Когда я вошёл, мне поплохело – голова закружилась, я вышел дышать на улицу. Но тараканы просто попрятались и вышли спустя сутки. Это была война, которую здесь уже привыкли проигрывать.
Вечер.
Ждали Вову (родня мужа Ани) с газелью не долго, но вечер тянулся мокрыми шлейфами, дождь начинал моросить так, что казалось: вот-вот закрутит всю грязь обратно в землю.
Пока стояли у Магнита, к нам подошёл дядя Коля – известный по всей округе тем, что «всегда знает, где правда», и любит по любому поводу подойти, поговорить, что-то попрошайничать.
– Женя, ты что ли? Ты же не говорил, что приедешь! А зачем приехал? Слушай, у меня там одно дело есть, когда у тебя будет время зайти?
Всё в нём – древняя деревенская пристальность: глаза щурятся, ладони нервно перекатывают кепку.
Я уже чувствовал, как неловко становиться, а разговор всё длиннее, дождь всё мокрее, одни капли падают на ботинки, другие – на воротник. Наташа молча кивает, отвечает на автомате. Я гляжу в темноту – ждём машину, но хочется просто уйти.
В самый подходящий момент рядом раздаётся знакомый визг тормозов – приехал Вова. Двери хлопают, фары бьют по двору, я вскакиваю, Наташа моментально захлопывает сумку.
– Ну всё, Коля, мы поехали! – бросаю почти дружелюбно, но спеша к газели.
Вова уже открыт для работы, смеётся:
– Давайте, не теряйте время!
Коля остаётся под моросящим дождём – смотрит в след отъезжающих дверей, мнёт кепку дольше обычного. На секунду мне становится неуютно: вот так всегда в деревне, кому-то тепло в домах, кому-то остаётся только дождь – и очередной невнятный вопрос у ворот чужого дома.
А мы уезжаем. Двери хлопают – дождь остался с Колей.
Холодает. Возле дома фара газели режет двор жёлтым клином. Газель дребезжит упруго, словно вся заряжена работой. В кузове – десяток тяжёлых ОСП панелей: сейчас без них не построить ни стену, ни крышу, ни жизни.
Я выхожу на крыльцо, собираюсь помогать разгружать, чтобы и не быть лишним, и как-то занять тело, голову.
– Ну что, подвинься, – спокойно кидает мне Вова, цепко разбираясь с бортом, будто вторая рука у него проросла из косточки.
Я хватаю первую панель – широкую, неудобную, пальцы скользят по шершавой поверхности. Панель гнётся, надо брать не так, но моего опыта не хватает. Где уцепиться? За что поддеть, чтобы не рассыпать всё?
Вова смотрит, улыбается – не раздражённо, а по-доброму, как взрослый учит сына молча завязывать шнурки.
– Сразу видно, что городской парень, – произносит он, не обидно, а так, по-настоящему жизненно.
Засмеялся, поддёрнул панель за меня, одной рукой уже вытащил.
– Ну ничего, поправимо. Было бы желание. К концу недели вон какие лапищи будут, что батька зауважает.
Молчу, помогая – вдруг чувствую себя будто «на стажировке» среди своих же, но так и не среди СВОИХ. Вова шутит ещё, грохочет бортом. Запах стружки, запах старой машины и осеннего воздуха проедают лёгкие.
Смотрю на дом – стены работают здесь дольше любого из нас. Вова несёт панель, смеётся:
– В городе к такому не привыкли. Там всё лифт, всё доставка. А тут попробуй не привыкни…
Я поддакиваю, осторожно ставя плиту к стене, но где-то внутри будто остаётся грустная заноза: может быть, я всегда буду этим «городским», всегда буду мешкаться возле настоящей жизни. А может – научусь, когда-нибудь.
В этот вечер я понял – чужак не тот, кто не знает, где у газели домкрат. Чужак тот, кто всё ещё ждёт, что кто-то подскажет, за что тут держаться.