Читать книгу Такси до отчего дома. Роман о семье, помощи и невозможности спасения - Евгений Платонов - Страница 5

27 октября 2025 года.

На ужин была каша и домашние котлеты. Ночью я чем-то отравился. Пил кипячёную воду. Не алкоголь. Может быть, акклиматизация. Может быть, это был голос тела, который кричал: «Уходи отсюда». Я знал зачем и для кого я приехал, поэтому я успокаивал тело и говорил, что это не навсегда, тебе придется привыкнуть к здешней воде и потерпеть еще несколько дней.

Я почти не спал. День валялся в кровати, стараясь не двигаться резко. К вечеру немного получше. Наташа просила, чтобы я пошёл к Диме, просто посмотреть, как идут работы с Вовой – электриком, который взялся делать новую проводку.

18.38. Темнело уже рано. Дорога была полностью в темноте. Я светил фонариком из телефона. Брёвна деревьев казались не деревом, а костями.

В доме уже были Вова и его напарник. Напарник был какой-то нерусский – может быть, киргиз, может быть, таджик, может быть, с Кавказа. У него не было имени в нашей истории. Он просто был «напарник».

Они работали над проводкой на кухне. Провода, которые были установлены в семидесятых годах, не выдерживали нагрузку. Камера наблюдения, которую я установил летом, постоянно отключалась. Нужна была новая проводка. Тем более, Наташе не нравилась старая, потому что там висели обмотки и лишние кусочки, которые она постоянно называла «противными соплями».

К слову, Дима по своей основной специальности электрик. Но эту проводку делал его друг за 25 тысяч сколько-то лет назад. Говорят, делал больше недели, потому что были деньги и следовательно застолья перетекали из суток в сутки.

Вова был спокойный, деловой. Он знал, что делать. Он был одним из немногих людей в деревне, кто ещё работал, кто ещё верил в какой-то прогресс, а может просто верил в деньги. Он работал и на основной работе, и брал халтуры почти каждый день. Он был улыбчивым и широким в плечах и в животе.

Нужно сказать, что тот водопровод, что он проводил для унитаза, каждый день вырывало и затапливало новый ОСБ пол. Это не могло не злить, но он, каждый раз приходя, просто говорил: «Ничего страшного, зато помыли». Мы помыли, не он.

На третью попытку он сделал другую пластиковую трубу, и затоплений больше не было.

Я зашёл в комнату к Диме, чтобы засвидетельствовать, что я здесь. Это был ритуал. Нужно было показать Диме, что я присутствую, что я беру на себя ответственность за то что тут происходит. Не знаю, что в это время думал Дима.

«Заходи,» – сказал Дима.

Я вошёл. Посмотрел на диван, на кучу посуды с недоеденной едой, пустые крышки, пустые открытые пачки сигарет, на телевизор. На Диме была старая выцветшая военная зеленая футболка. По телевизору шли новости о том, как плохо в Америке – государственных служащих отправили в отпуск без содержания из-за бюджетного кризиса. По телевизору всегда было плохо в Америке. Оставалось только пожалеть бедных американцев по всей земле.

Этот сумрачный диссонанс, когда больной русский ленивый инвалид смотрит с обшарпанного дивана, из которого торчат тараканы, как плохо живётся в падшей Америке – это нельзя просто передать, это нужно увидеть и прочувствовать в моменте. Это было невероятно, но не впервые. В прошлый раз я увидел похожую картину летом, когда были такие же щемящие новости об Америке, а он лежал на этом же диване, в этой же позе. И возможно у меня в фантазии он обернулся и сказал – «Нет, ну Ты видал? Вот бардак!»

Я вернулся на кухню. Мне нужна была вода. Наташа оставила мне бутерброд – масло, колбаса, хлеб. Мне было ещё тошно от еды, но я ел, потому что чувствовал, что должен.

Я предложил Диме поесть. Он, как обычно, отказался: «Неее, не хочу.» Протяжно и медленно, как барин, который чувствует себя миллионером в глупом захолустье.

На кухне были два кота. Они лежали на полу, как две чёрные лужи. Они постоянно что-то искали глазами поесть и как бы кто не пнул. Они почему-то меня раздражали. В городе я люблю кошек. Я могу часами сидеть рядом с каким-то котом, гладить его, разговаривать с ним. Но здесь эти коты смотрели на меня так, будто я сейчас их пну. Будто я Дима.

Коты могут залезть в ведро с мусором, перевернуть его, разбросать по кухне. Могут залезть на стол, полакомиться. И справить нужду где угодно. Они живут в страхе, одновременно легко дают себя погладить и сразу мурлычут. Удивительно непритязательные животные, которых не увидеть в большом городе. Там тебя эти же коты окинут унизительным взглядом, даже если подаёшь новомодный кошачий корм.

Я стоял в коридоре, тихо переходя из угла в угол, потому что не хотел долго быть на улице, но и рядом с Димкой не хотел сидеть, потому что не нравились его разговоры и претензии. С возрастом я кажется, все больше становился похожим на мою маму, которая все реже стала ездить в отчий дом, просто потому что ее очень бесил Димка.

Дима обратился к Вове:

«Вов, а ты совсем не куришь?»

«Курю, когда свободен,» – сказал Вова, наматывая провод на руку.

«А угости ты сигареткой.»

«Бери,» – протянул ему.

«Понимаешь, эти суки говорят вечно – не кури, не пей… да тьфу на них! Лучше сдохнуть, чем жизнь без ничего!»

Вова промолчал. Я уверен, он хотел бы что-то сказать, но пауза была явно неловкая. Вова был ещё в крепком здравии, чтобы не понимать, что я всё слышу. Дима же, как я подозреваю, уже имел дырявую голову, хоть и говорил многие вещи даже чересчур уверенно.

Часто он рассказывал Оле, как Наташа с Аней хотят его отправить в дом престарелых, а сами продадут его дом. И ещё говорил ей – все мы живём за счёт его пенсии, которая не маленькая, не меньше восьмидесяти тысяч. Даже другая Оля, жена Коли, летом ко мне подошла и спросила: «Правда ли у Димы пенсия восемьдесят тысяч?»

Я посмотрел на неё с удивлением. Она уточнила: «Дима сказал.»

«Нет, ты что! Он всё придумал, не верьте его рассказам, он и не то придумает! У него пенсия не больше двадцати тысяч рублей!»

«А… понятно.»

Я теперь понимаю, к чему этот вопрос. Она, видимо, начала сомневаться в правдивости Колиной пенсии, ведь она даже не такая большая, возможно около сорока тысяч, хотя Коля проработал сварщиком сорок два года с шестым разрядом.

Вова позже сказал Диме, что я стоял за стеной, когда он говорил про сигареты. Дима ничего не ответил, но позже крикнул: «Жень? Ты там?»

«Да. Тут.»

Молчание.

«Ну что ты там молчишь? А?»

Я промолчал.

Я понял, что одно дело слышать истории про его поведение от Наташи и совсем другое лично услышать гадость про себя. Что-то внутри меня начало тлеть. Я знаю это чувство, когда ты уже не можешь остановить лёгкую обиду, которая греет тебя изнутри неприятным теплом, которую хочется куда-то выкинуть.