Читать книгу В ожидании полета - Евгений Сидоров - Страница 11

Пронумерованные и молчаливые, когда дело не касается пустоты и обыденности. Обреченные бежать туда, где нет счастья и бежать назад, чтобы сладостно вырубиться. Что есть вам сказать, что есть поведать в потоке утекающих дней?

Мой сын пошел в школу!

О как быстро идет время!

А что произошло за это время?

Поднимающийся из кастрюль пар, тяжелые мешки из ближайших магазинчиков, пара строчек никогда-не-дописанного-стихотворения?

Брат мой был птицей.

Гусь, гусь, гусь.

Цены вновь поднялись.

В высь, в высь, в высь.

Мелочи, заставляющие быть себя чем-то большим и потому они захватывают нас, несут вас в потоке истошно кричащей, безвкусной музыки из каждой машины. Умолкните, жуйте это основательно, ешьте беззвучно. Антинаучно. Это не приблизит вас к счастью, но зато приблизит к смерти. Все должно идти своим чередом. Верьте, верьте.

Знала, что на всей земле любишь ты лишь меня.

Город стонет под тяжестью бесчисленного количества ботинок, кед, кроссовок и сапожек. Город всегда живет и никогда не умирает.

Он просто перестает двигаться.

Что звучало в воздухе?

Умер старик, письмо оставил и только также плещется река.

Четыре мертвеца идут на запад, но реке и городу все равно, как и вам, на самом-то деле. Длинные тротуары и черные лимузины. Холодная дрожь нарождающегося дня.

В этом одном из многих возможных миров, все к лучшему или какое-то странное испытание?

С разницей почти в два столетия, но с национальной точки зрения – в одной земле. От Г. к А.

Молодой человек замирает перед зданием, чья утроба готова проглотить его на ближайшие девять часов. Что ему ответить? Прикоснулся ли он к подлинному ужасу, скрываемому за мишурой парадных звуков и гордых восклицаний?

Клянусь свято исполнять свой долг, отдать две трети своей жизни тому, что мне не нравится, а потом умереть.

Это то, что есть и все, время – это бесконечная шутка. Поиграйте в гольф, пинг-понг или теннис. Я забыл, о чем там была речь.

Часы тикают – они тикают. Мера жизни, это мера любви и уважения. Так трудно приобрести, так легко потерять.

Бубни свои мантры, пытайся прорваться к смыслу и обнаружить, что на небесах никого нет или он просто сошел с ума.

Город кормится собственными отбросами, он рождает, проживает и умерщвляет своих чад. Будь послушен. Беги, беги из последних сил. Ты слышишь эти звуки? Это увертюра очередного твоего дня и твоя погребальная песнь.

Пришло время нам – в разные стороны идти.

Песнь Песней

Я есмь…

Город тихо вздыхает, впустив в чрево домов страданий особенно прилежных своих детей и оставив только тех, кто не вписывается, кто кусает губы в попытке либо найти себе место, либо отказаться от этого поиска, как от абсолютно бесполезного занятия.

Я слышала, как звякнули ключи…

Над городом вступает в свои права затуманенное солнце, а оркестр перестает играть свою атональную импровизацию – гимн жизни и смерти, равно не имеющих никакого смысла.

Город ждет, он отдыхает, ему все равно и у него нет памяти.

А слезы?

Динь-дон-звон-звон-звон-позвон.

В ушах.