Читать книгу В ожидании полета - Евгений Сидоров - Страница 4

Птенцы младые, юная звезда! Зачем мы здесь – в столь жалобной осанке и с ветвями просителей в руках?

Николай посмотрел на Константина, находясь в явной нерешительности. Смутные предчувствия боролись в нем с надеждой, и он заглушил страданья стон и решил быть последовательным и логичным. Как из предпосылок следует вывод. То, о чем он собирался ему поведать представляло собой новость достаточно глупую, учитывая сюжетный поворот, который Николай сам в нее привнес. К тому же, Николая терзал стыд и осознание собственной вины, вины, подобной предвестью, являющемуся в дом твой через непредусмотрительно оставленное открытым окно. Николай собрался с мыслями и решил начать с банальности, которой мы подчас маскируем пустоту или глубокий трагизм ситуации:

– Начался год.

– Да уж, часы двинулись, ты в приподнятом настроении? Надеюсь, да. Лично я именно в таком.

– Ты говоришь, как Паша.

– Ох Паша, ницшеанская натура. Надо с ним встретиться, хотя ведь достанет. Все эти политические разговоры.

– Я думал они тебе по душе, нет?

– Ну лишь в теории… а практику я оставляю тем, кто прочно стоит на земле.

– Ага…

– А я радуюсь, по весне чувствовал себя малость придавленным, а за лето расправил крылья, неси меня поток небесный над полями, лесами и канализационными лючками! – вытянув вперед руку провозгласил Константин.

– Рад за тебя, – слабо улыбнулся Николай.

– Ну все, может хватит мяться, словно вот-вот распахнется дверь, открывающая потаенные твои кошмары, рассказывай, что у тебя такого приключилось?

– Да это сложно, и глупо. Пожалуй, мне нужен совет.

– Что бог мне молвит, то и я скажу, – подпрыгнув на месте и закатив глаза, спародировал Константин. Николай знал, что тот часто вставляет в свою речь всевозможные цитаты, пародии и аллюзии, но происхожденье их оставалось для него загадкой. Может он и думает так же? Он слегка улыбнулся, смотря на Константина. Насмешник. Фигляр.

– Такое дело… – начал он, но Константин перебил.

– Кто-то узнал, что ты спишь со своей студенткой? Про этот тусклый след старинного греха? – он рассмеялся, – Это нормально. Так им и скажи, хотя старухи, засевшие у нас везде и всюду, едва ли это поймут и оценят, ну так ты им плюнь в лик-то скукожившийся! Мы ведь теперь как говорится – белая кость, а они – плешь оголившая чума и чумные чумазки, да и только, воспитанные на крови и молоке диалектического материализма, плюнь, плюнь!

Константин явно начал расходиться, что грозило спичами, монологами, воззваниями и прочими тостами в весьма нелицеприятной форме. Николай устало вздохнул:

– Да видишь какое дело, мы с Мариной-то расстались…

Костя изобразил на своем лице смесь сочувствия, скорее выжидательного, и ободряющего «так и надо».

– Тут проблема о двух концах – и с какого подступишься, так и судить будем. Если ты ее бросил, то молодец – они заканчивают год, время идет, часы тикают и вот они уже не так юны и прекрасны, а если она тебя, то…ну сочувствую, но стоит ли из-за этого страдать? Да, конечно, она моложе тебя на восемь лет. Когда тебе было бы сорок лет, то ей бы было тридцать два, еще можно не печалиться. Но с другой стороны – новый год, новые горизонты.

Часы? Заведены и отстукивают первые секунды. Мысли Николая щелкали – посылка, вывод.

– Я ее. Но какого черта ты так весел? Ничего хорошего. Тоже мне философ отношений длинною в год. Как будто ты расстался с Леной потому, что у нее был день рождения? Он был за полгода до вашей финиты. Да и держался ты за нее.

– Грешен, что ни говори, грешен, – Константин принял вид смиренного пустынника. – Но ведь как говорится, учись на ошибках, надо было расставаться с ней раньше просто. А ты молодец – разорвал и все, самому не обидно.

– Что ты понимаешь?! Обидно, очень обидно! Ай… много ты понимаешь?! Хотя нет, много. Просто придуриваешься…как же это твое – найти настоящую любовь, и чтобы навсегда, а тут разливаешься – один год и все. Сам-то веришь в такое?

– Не верю… – Константин вздохнул. – Но так ведь оно проще и понятнее, да и как тебя подбадривать?

– Да не надо меня подбадривать, – разозлился Николай. – Я себя виню и поделом. Психанул, испугался, что называется, расстался. А сегодня понял – глупость сделал, надо исправлять. Вот, иду к ней в общежитие, может простит.

– А ты на колени пади и моли, они это любят. Главное в отношениях единство – единство в том, что виноват только ты.

– После расставания с Леной ты стал цинично-невыносим.

– Ну хоть не комфортно-бесчувствен.

– Да и это тоже.

– Пошел ты.

– Ты главное не меняйся, – наконец-то улыбнулся Николай. – Сам знаешь про свои грешки.

– Ой все, не учи меня. Иди лучше, к своей Марине. А куда ты, собственно, идешь? У них занятия уже кончились?

– Нет, еще одно. Но я думал зайти, поговорить, а она сегодня не пришла. Ее соседка, Катя, сказала, что Марина решила не идти сегодня. Еще бы, я так ее обидел.

– Катя? Это которая?

– С вздернутым носиком, та, что на тебя поглядывала…

– О…

– Да что с тобой говорить?

– Ну все, все…иди. Хей! Я дам тебе книгу почитать, чтобы ты не парился – Франс де Вааль, о корнях морали, что в вольере с обезьянами бонобо! Что ж, мне пора. Нагулялся я сегодня, словно вечность блуждал за этот перерыв, а даже не поел. Пора.

Константин широко-ободряюще-снисходительно-прощально улыбнулся Николаю и повернувшись на сто восемьдесят градусов отправился назад по направлению ко входу в университет.

Николай обнаружил себя на пороге общежития, где жила Марина. Он был высоким молодым человеком и, в отличии от пижонства Константина, с его вечно расстегнутым пиджаком на пяти пуговицах, и кедами, носил правоверный пиджак с двумя пуговицами и официально-парадные туфли. Он был довольно симпатичен, но смотря на них с Константином всякий легко улавливал различие между ними – Константин в свои двадцать семь лет сохранил дерзновенно-легкую внешность юноши, благодаря которой его легко можно было принять за двадцатилетнего. Николай в свои двадцать восемь соответствовал возрасту и выглядел куда более зрелым и состоявшимся.

Николай распахнул двери общежития. Конечно, странно, когда преподаватель приходит сюда, но что уж поделать. Странность, косинус – тангенс. Недостаточные поля. Слишком правильный, чтобы понять. Гипотеза больного, задыхающегося Римана. О, здесь ты все найдешь, мой милый друг. X, Y, Z. Но есть и другие! Те, что появились не из пространства, но из времени, в котором плавало крайне необычное сознание. Но Николай… При равенстве углов у основания, противоположные стороны равны друг другу. И в этом его проблема и его суть. Он зашел. Так и есть – консьержка. Она посмотрела на него с тупым безразличием – дескать, ну и что вам здесь нужно, мне-то все равно, но все же. Ее лицо было совершенно пустым. Николай смотрел на ее безбрежно-безразличное лицо и думал, что скрывается за ним. Казалось, будь у него палочка с двумя флажками по краям – он мог бы всунуть ее ей в ухо, вытащить, и флажки повисли бы по обеим сторонам ее головы. Но у него не было такой палочки, да и пустые предметы нет-нет, а возникают против манипуляций с ними. Так что Николай просто показал свое преподавательское удостоверение и сказал куда ему нужно. Опрометчиво? Возможно. Но всегда можно найти объяснение. В этом суть нашего отношения к миру – объяснение есть всегда. Так или иначе. И сей вопрос, что напевали Shirelles – о, будешь ли любить ты меня завтра?

А в ответ на это счисления и статистическая вероятность. Но ведь не бывает на самом деле вероятностей! И все что есть у нас это «0» и «1».

Николай зашел в лифт. А их чистят – подумал он – в лифте смачно пахло какой-то дезинфекцией или просто разведенным порошком.

Он подошел к двери Марины и, конечно, ее соседки, но та ведь сейчас на занятиях и пробудет там еще некоторое время, как и Костя, отправившийся читать вторую из вводных лекций второму курсу культурологов – так ли сильно мы продвинулись в сравнении с пятнадцатым веком? Эта соседка…Катя, как-то насмешливо смотрела на него. Тут что-то кроется. Опасность!

Синус

Косинус

Тангенс

Выверенность. Разгадки, которые кроются уже в самих загадках. И зрители этого шоу – они всегда как будто не при чем.

Чем определяется сознание естественника, построенное на усвоении математически-символического знания?

Дифференциальные исчисления.

Алгибраизация геометрии.

Николай еще раз постучал.

Ферма, Пуанкаре, Дюгем, Карнап, Тарский. Логика. Анализ. Неумолимая последовательность простых чисел. Все становится понятно заранее.

Все одно и то же и кружит по кругу.

Николай стучал долго. Зачем? Кто знает? Она просто ушла гулять. Логичное поведение. О, юмореска над философами, лезущими в естественные и математические науки. Хотя может так и надо. Он обидел ее. Насколько это серьезно? Так серьезно, что не изменить? Но разве не все в этой жизни плавающие противоположности и разве не все можно изменить? Нет, это так серьезно, что самому обидчику становится тошно. А почему? Потому что изменить можно…но только в жизни. Щелчок, загорается красная лампочка. Вот оно – основание морали. Без свершения зла, нет и морали. Закон. И никаких обезьян в вольере фламандского весельчака. Легко всегда поступать правильно. Страшно стыдиться своего зла и стремиться его исправить. Без трагедии нет красоты. Николай стучал и стучал. Стук, стук, стук, постук и пастух, потерявший свою отару, прибавьте пару, пару, пару. Легче верблюду войти в игольное ушко, чем обидчику (то есть по-настоящему обидчику) найти прощения. Подлинного прощения. Не жалкого примирения, где обиды копятся и готовы всплыть вновь при каждом недоразумение. Николай стучал до тех пор, пока не распахнулись двери лифта, и не пришла соседка Марины. Стыдно, хоть бы посмотрела, как на дерьма кусок, но она была спокойна:

– Я сейчас открою, поговорите.

Все понятно изначально. Царь, жаждущий изобличенья, и изобличающий самого себя. Рок. Долгая дорога впереди. Жертва. Двери открываются, и зрители подскакивают со своих мест. Они словно древние греки, собравшиеся в театре – все знают почему боги наслали проклятье на Фивы и лишь один Эдип ищет истину, ищет, чтобы к ужасу своему, ее найти.