Читать книгу В ожидании полета - Евгений Сидоров - Страница 14

Еще один всполох из снов. Там, где море коснется земли…что?

Шлепок, почти поглаживание по правому плечу, я с удивлением разворачиваюсь. К чему было это удивление? Конечно, это Кристина, первый год не так ли прошел? Да так и прошел – ну освоились все, три месяца, и уже панибратство. А к ней я особенно милостив, так что вот и получаю, шлепки по плечу. Милостив? Самодовольство… Школьники – мое брюмера. Могло быть и хуже. Кристина милая девочка. Милая, умильная. Смотришь на нее и чувствуешь себя четырнадцатилетним мальчишкой. Тогда я…мнимые друзья…теряющий наивность свою, но не свое девство – увы. Тогда… Кристина. Так и охота подколоть. А если бы был четырнадцатилетним, то охота было бы и влюбиться. Тычки карандашами в спину. Но мне не четырнадцать, так что остаются загадочные издевки. Сказать, что пьянствует ночи на пролет и приходит в школу, то есть, гимназию, простите, это же большая разница, пьяная. Кто узнает? Шум и гам. И впрямь словно мальчишка, дергающий за хвостики сзади. Можно еще и по голове учебником геометрии стукнуть. Если бы мне было четырнадцать. Каково это глядеть на мир этими серыми весело-задорными глазами, каково глядеть на мир, не запершись в собственном доме с бесконечным потоком книг и музыки? Как это представлять себе, что все только впереди, а позади почти ничего и нет. Впереди – великое прошлое. И вера в совершенного иного. Ничего и никто не подвешивает тебе на ноги грузила прошлого, которые тянут вниз. Милые, серые глаза, почему-то особо подумалось о ее глазах – таких больших и красивых, часто ли мы останавливаемся, замечая в потоке что-то действительно очаровательное? Но тут же возникает вопрос – а положено ли мне это замечать? Кодекс учителя – в учительской – невероятно – плюнул на него, когда никто не видел. Хорошие новости, хорошие новости, я все еще молодой. Кодекс…сколько из-за них людей страдало. Видел своего друга…? Но о чем? Ведь я не просто взрослый относительно нее, я еще и учитель. Протяните это слово и задумайтесь о том, как мало достоинства в нем осталось, да и было ли вообще – вспомните чеховских домашних учителей. Я пишу вам письмо, Лизавета Борисовна, дабы сказать, что у меня нет ничего. Лишь брат мой был птицей… поколения странников. А я? Единственный ребенок в семье. А книги? Тяните, произведите на свет хоть немного шума. Может это то единственное что осталось нам в награду, прежде чем вы разразитесь бранью: «У моей дочери четверка? Что вы себе позволяете? У нее всегда было отлично» – да, всегда, целый один год, понятие «всегда», когда речь идет о тринадцатилетнем существе столь значительно. Но это хороший повод поорать – а теперь иди, жри свой чафан с водкой. Кошмарные кульбиты и такси, в которое никак не попадешь. Я закурил с морячком во проходе и там Алла Григорьевна – «Ого-го, Константин Евгеньевич, вы курите – ого-го». Ого-го. Баба-оглобля. Но я говорил о другом, почему мы не можем обратить внимание на красоту? Почему серые мыши – те самые от Ибицы до Норфолк Броадс, а скорее еще шире, должны захватывать все наше внимание? Они выуживают из себя сбивчивое понятие, и вот уже святые – ну да, она несимпатична, а потому наверняка умна. Что за дискриминация всего красивого? Не расходись. Смотрит – серые глаза. Если бы у меня была дочь… Почему нельзя оттолкнуться от уже имеющихся данных и не привить ей или ему здоровый образ мысли? Это чушь, что красивые дети избалованы и разнежены. Они сразу в черном теле. Они сразу – «а, ну понятно». И мы, забыв уроки всестороннего развития древних греков будем твердить: «Она такая умница, почти не говорит, страшна как смертный грех (это не в слух), но она умница». Даже если мы так не считаем. Да дело не в красоте – пространство для фантазии – почему ты говорить-то не научилась? Вчера я видел девушку с хромой ножкой. И ирония в том, что всегда это «А, ну понятно» – ты заняла призовое место на олимпиаде – «Все понятно» – поколение озлобленных ведьм, озлобленных на весь мир, которые заправляют всем, не являясь и отдаленно заслуживающими того – да и не наделенных умом, судя потому, что они творят. Спустимся с неба и обратимся к…. Я перешел к подергиванию косичек Кристины, не важно, что их и не было.

– Ну что, опять нарезалась? – спрашиваю я. Вроде смущается. А разве мне хочется ее смущать? Я же совсем не такой, то есть обычно не такой, но тут становлюсь именно таким, вредничаю и язвлю. К чему бы это? Обычно так ведут себя мальчишки младшего и среднего школьного возраста. А ты – Константин Евгеньевич, уже серьезен – почти два года назад…. Ой как важно. Ночевка в зассанной квартирке. Алле, возница, вези меня дооомой. С кандидатской диссертацией платят в университете нашем 16800 рублей в месяц за полную ставку. Все для привлечения молодых. Прав Паша – «Все На Баррикады» – но я не революционер, мне бы только, пока родители подают милостыню, хватало на ежегодные поездки куда подальше. Белорус, думавший, что пинта – это сорт пива. Зачем?

Кристина, Кристина? Чертовски милая девочка. Но мне двадцать семь, а ей четырнадцать. Даже учитывая ее знаки внимания – чистое безумие. О чем ты? Трогательная приязнь. Отцовское умиленье. Тонкий голос умильного существа.

В ушах.

Да и чистое безумие – я же с этим завязал, все кончено. Четверо отношений и только одни адекватные – крайние вообще мрак – Лена. У нее был плюс – она была чертовски симпатичной. С краской на лице…а без нее? Манекен в нижнем белье. И после первых четырех месяцев, я ее не хотел, ни в каком виде и никак. И как же с этим быть?

– Ты меня вообще хочешь?

Убийственный вопрос. А что на него ответить? Ты самая симпатичная, самая… из тех, с кем я встречался, но я тебя почему-то не хочу, более того мне мерзко от самой мысли о тебе. Это нормально? Мне нужна дочь, а не жена. И это длилось еще восемь месяцев, в течении которых мы только все больше ненавидели друг друга. Возможно, вообще напрасно я с ней встречался. Спасла понимаешь, но не такой же ценой. Вот что я должен ответить – ты мне так омерзительна, что сама мысль о сексе с тобой противоестественна, и вообще, не нужно нам было начинать встречаться.

Отличная речь, выйдите и прогуляйтесь, полегчает.

Динь-дилинь.

Мальчик Максим тычет пальцем в телефон:

– Ванич! Засада!

Как всякий.

Это номер…

Кристина смотрела на меня:

– Константин Евгеньевич…

– Да, здравствуйте.

– Вы выглядите нездоровым…

– Ну вы, зато здоровее за всех нас, – улыбка, давай еще, чертов кретин.

– Нет, что-то не так…

Мысли снова унесли меня – почему мне так приятно здесь и в университете, там, где есть Яна, а так неприятно было тогда, когда у меня были отношения? Все мои отношения, это один сплошной крах. Самовлюбленная гордячка. Ревнивица. Неадекватная. Да, просто Сука. Оглядываясь в прошлое, я находил там только негатив, но ведь так быть не должно. Совсем не должно так быть. Должно быть счастье. Должна быть радость. Я знал – я могу дарить это, могу спокойно и легко. Но так и не смог.

Все сморщивается и скукоживается. Надежды счастья оборачиваются отборным хламом.

Я посмотрел на эту девочку, стоящую передо мной – такая милая и такая наивная. Разве не всегда я хотел именно чего-то такого. Спокойствия и тишины. Найти бы такую в соответствующей возрастной категории.

Зазвенел звонок. Я мягко обратился к Кристине:

– Со мной все в порядке, садитесь.

Но все сорок пять минут я не мог отделаться от ее пристального взгляда. Я говорил об основных чертах индустриальной революции в Великобритании, а потом бежал – то был последний урок и пятница – завтра университет и это совсем другое дело, а у нас сегодня пьянка с Николаем (он готов прийти в форму) и нашими друзьями – Пашей, Ромой, Димой и Артемом.

Выбежал, закурил, сел в автобус и меня унесло в мечту.