Читать книгу Затонувший гобой: Антология английской, французской и бельгийской поэзии XVIII, XIX и XX веков - Евгений Юрьевич Шешин - Страница 4

Как часто я, с последними лучами

Взобравшись на гору, сажусь под дубом сим:

Картин изменчивых чредою под ногами

Равнина взорам открывается моим.

Здесь пенные валы поток ворчливый,

Меж тёмных берегов змеяся, вдаль влечёт.

Там озеро восход неторопливый

Звезды встречает плеском сонных вод.

Хотя верхам вон тех холмов лесистых

Последний солнца луч вечор ещё дарит,

Царицы нощной колесница, – мглистых

Во óблацех, – край неба уж сребрит.

Стрелы готичной звон ли колокольный

В последних звуках дня вдаль над землёй плывёт.

Его заслышав, странник богомольный

Вблизи селенья замедляет ход.

Но, хладную, восторгами былыми

Картинам милым душу не пленить,

И солнцу, что восходит над живыми,

Тень неприкаянну, увы, не воскресить.

С холма на холм взор тщетно мой блуждает:

Вот – юг, вот – аквилон, аврора и закат.

Я говорю: «Меня не ожидает

Здесь ни толика юности услад.»

Чтó дóлы мне? чтó хижины с дворцами? —

Их для меня очарованья след простыл.

Безлюдно всё теперь под небесами —

Ужель природе человек не мил?!

Восходит солнце или же заходит,

Не изменяя курса своего —

Чтó солнце мне? Впустую дни проходят.

От них не жду уж боле ничего.

Очам моим предстали б лишь пустыни,

Когда бы я свершил за солнцем круг.

Не надо мне от жизни благостыни —

Щедрот вселенной, обретённых вдруг!

Но, может быть, есть место, где иные

Иное солнце освещает небеса, —

Душе, оковы сбросившей земные,

Там давних грёз явилась бы краса!

Там идеал, в юдоли безыменный,

Она б по имени смущённо назвала.

Там, родника упившись влагой пенной,

Любовь и веру снова обрела!

Ах, если бы, – Авроры колесницей

Несóм, – лик смутный твой вдали увидел я!

Здесь на земле в изгнании томится, —

Чужая ей во всём, – душа моя.

Когда с дерев валится лист последний,

Его долиною уносит ветр ночной.

Ты, Аквилон, меня, как лист осенний,

Прочь унеси во мгле предгрозовой!

Так мы к неведомым и сумрачным брегам

По океану времени влекомы.

Ужель не суждено вовек на якорь нам

Стать в бухте незнакомой?

Ах, озеро! Уж год, свой завершивши круг…

И я близ милых волн опять – как прежде с нею.

Смотри! Сажусь один на камень, где сам-друг

Был с милою моею!

Под кручами тогда стонало так же ты,

Об их бока израненные билось—

У ног возлюбленной, где ветер гнул кусты,

Ты пеною ложилось.

Ты помнишь ли? Вечор здесь плыли мы:

Был слышен только вёсел шум размерный,

О волны бившихся – их тихие псалмы

Столь сладкопевны…

Вдруг зачарованно дремавших берегов

Знакомый голос чуткий сон нарушил;

Сих многократно повторённых эхом слов

Поток лился мне в уши:

«О, Время! Свой полёт для нас останови!

Часы! Замедлите свой бег!

Прекраснейшие дни оставьте для любви,

Ея недолог век!

Здесь горемычные, томясь, взывают к вам —

Для них, для них теките!

Их дней заботы, с горем пополам,

С собой возьмите!

Но тщетно я прошу, – ведь время ускользает, —

Ещё хотя бы миг!

Я ночи говорю: не торопись, но – тает

Дианы лик.

Любить, любить! Летучий счастья час,

Не медлить, наслаждаться!

Нет берегов у времени и бухты нет для нас —

Отплыв, не возвращаться!»

О, время! Неужели с быстротою

Всё с тою же и дни любви летят,

Как дни несчастий, что даны судьбою,

Как дни утрат?

И что! от них нам не останется следа!

Что! Навсегда прошли! Пропали непочаты!

Се время, давши их, берёт их навсегда —

Все без возврата!

Сколь мрачны бездны вечности, небытия!

Что сталось с днями, что они пожрали?

Ответьте же: вернёте ль бурныя

Восторги, что отняли?

Ах, озеро! Немые скалы! Гроты! Лес!

Вас время бережёт, а вы храните

О ночи той, исполненной чудес,

Хотя бы память и – молчите!

Пребудет пусть она с тобою в час покоя,

И в час, когда, гневясь, вздымаешь волны ты,

И там, где пихты чёрною встают стеною,

Нависнув над тобою с высоты.

Пребудет пусть она в зефире ночи нежном,

И в отголосках, берегами повторённых, берегов,

И в той звезде, дрожащей безмятежно

В скоплении миров.

Пусть вздохи камыша, и ветра стон печальный,

И тонкий аромат, что воздухи струили,

Пусть всё, что видим или слышим изначально —

Всё говорит: Они любили!