Читать книгу Затонувший гобой: Антология английской, французской и бельгийской поэзии XVIII, XIX и XX веков - Евгений Юрьевич Шешин - Страница 9

Из французской и бельгийской поэзии
Шарль Бодлер / Charles Baudelaire (1821 – 1867)

Оглавление

Читателю

Заблуждения, скаредность, глупость, грехи

Наши движут тела, занимают умы.

Словно нищие – вшей, нашей совести мы

Угрызения кормим, сердцами глухи.


Покаяния наши безвольны, слабы.

Откупиться дерзаем, обеты поправ.

И по скользкой дорожке несёмся стремглав,

Грязь слезами не смыв, наслаждений рабы.


Сатана к изголовью приник – Трисмегист—

И качает наш дух, зачарованный Им:

Исчезает в плавильне Его, словно дым,

Драгоценный металл нашей воли – лучист!


Словно куклы на нитках, подвластны Ему!

Гнусных манит вещей нас пленяющий вид.

Каждый день шаг за шагом спускаясь в Аид,

Мы бесстрашно идём сквозь зловонную тьму.


Словно хахаль бедовый, подружки своей

Истерзавший лобзаньем античную грудь —

Плод запретный сорвав, не стыдимся ничуть:

Плотью спелой упившись, сжимаем сильней!


На пирушку собрался бесóвский народ —

В головах наших – сонмом гельминтов киша!

Как пловец изнуренный, глубóко дыша,

Гибнем в мутном потоке нахлынувших вод!


Преступлений кровавых, ласкающих взор, —

Нет, не вспыхнет узор по банальной канве

Наших жалких судеб – как цветы на траве!

Блеск кинжала, пожар – не про нас разговор!


В своем гнусном зверинце пороки снуют:

Морды тычут шакальи, визжа и рыча.

Стонут, воют, скулят, извиваясь, урча,

Рвут на части когтями и кровью плюют.


Есть же там, среди монстров вопящих, один —

Безобразней и злей и грязнее других:

Угольком своей трубки мерцая, притих —

Властелин эшафотов и мрачных руин!


Скука – имя его! Он одним лишь зевком

Целый мир проглотил бы без звука, шутя!

Ты ведь знаешь его, мой читатель, хотя

Лицемерно молчишь, став моим двойником!


Из книги «Цветы зла»/ Les Fleurs du mal,

Poulet-Malassis et de Broise, 1857 (p. 5—7)

Соответствия

Природа – это храм, где, в час иной,

Слышны колонн оживших сбивчивые речи:

Здесь символов леса встают навстречу,

Следя за нами в тишине ночной.


Так эхо в сумерках сливается с другим,

Далеким, отзвуком, когда луна восходит

На небосвод, так краски колобродят,

И звуки вторят запахам цветным:


Повеет зеленью от утренних лугов, —

Гобой о свежести вздохнет душистой – в детстве…

– Но есть иные: жарких ласк альков,


Где мускус торжествующий в соседстве

С куреньями жрецов свой гимн поют.

И обмирающий над бездной дух влекут.


Op.cit., pp. 19—20

Маяки

Рубенс, – волны забвенья, сад упоительной лени.

Девы нагой безмятежность не знает стыда.

Здесь нахлынувшей жизни внезапных поток изменений

Бесконечен – как воздух над морем и в море вода.


Леонардо да Винчи, – в своём зазеркалье туманном,

В заточении вечном среди сосен и льда,

С чуть заметной улыбкой о чем-то сказать – несказанном —

Ликов ангельских вдруг промелькнёт череда.


Рéмбрандт, – дом призренья печальный, где шепчутся стены,

Не стесняясь распятья в холодом луче.

Стон мольбы, исходящий от смрадного тлена.

Безутешной молитвы журчащий ручей.


Микеланджело, – выси туманные зыбки,

Здесь легко перепутать Геракла с Христом.

Разрывающих саван, могучих и гибких,

Пальцев хруст. Близкой ночи фантом.


Фавн с улыбкой бесстыдной или боксер разъярённый?

Сердце вот-вот разорвется от гордости в теле тщедушном —

Ты и в трущобах след красоты оскорблённой

Вечно искал, Пюже, меланхолик желтушный.


Ватто, – вот карнавал пылающих сердец —

Подобных бабочкам в саду на свет летящим. —

Волшебной ночи близок ли конец

Безумцам невдомёк, возлюбленных кружащим.


Гойя, – кошмар из глубин преисподней!

Там выкидыш варят в бурлящем котле

На шабаше ведьмы. Там старая сводня

Для демонов тащит невинность в бордель.


Делакруа, – озеро цвета запекшейся крови.

Ангелов падших призрачный рой.

Где-то вдали – там закат всё багровей —

Вебер зовёт нас печальной трубой.


В юдоли скорбей вы – небес опиум.

Далёкое эхо в судеб лабиринтах.

Экстаз, богохульства, мольбы, Te deum,

Слёз вечный поток в полуночных молитвах!


Вы перекликаетесь, как часовые!

Ваш крик раздаётся назло всем штормам!

Всех сумрачных башен огни верховые!

Охотничий клич по осенним лесам!


Плачь, сердце, гори на ветру, пламенея —

На том берегу, в безвозвратной ночи!

Господь! Чем ещё доказать мы сумеем,

Что искры Твоей не погасли лучи?!


Op.cit., pp. 23—25

Больная муза

Бедняжка муза, что с тобой, скажи?

В твоих очах ночных видений сонмы,

И вижу я – на ставшем вдруг чужим —

Лице твоём отражены, безмолвны,


Безумие и ужас: так из урн

Любовь и страх пролив в больную душу,

Над розой встал болотный дух Минтурн18,

Суккубом выползший на сказочную сушу.


18

Минтурны (лат. Minturnae) – древнейший город авзонов (Ausones), сдавшийся римлянам без боя и ставший ок. 296 г. до н.э. римской colonia maritima. Располагался неподалеку от устья реки Лирис (Liris). Был известен в древности как место почитания нимфы Марики (Марции), матери баснословного царя Латина. Ей здесь были посвящены роща и храм. У Плутарха говорится о Минтурнских болотах (Paludes Minturnenses), в которых несколько дней скрывался, на закате своей карьеры, Гай Марий, римский полководец, триумфатор Югурты и Верцелл. Посланные Суллой конники извлекли Мария, «голого и облепленного грязью», и доставили в Минтурны для казни. История не сохранила имя варвара (одного из побежденных Марием кимвров), крикнувшего: «Я не могу убить Гая Мария!» После этого жители Минтурн освободили Мария и даже посадили его на корабль (см. Плутарх, Гай Марий, 35—40).

Затонувший гобой: Антология английской, французской и бельгийской поэзии XVIII, XIX и XX веков

Подняться наверх