Читать книгу Затонувший гобой: Антология английской, французской и бельгийской поэзии XVIII, XIX и XX веков - Евгений Юрьевич Шешин - Страница 9
Из французской и бельгийской поэзии
Шарль Бодлер / Charles Baudelaire (1821 – 1867)
ОглавлениеЧитателю
Заблуждения, скаредность, глупость, грехи
Наши движут тела, занимают умы.
Словно нищие – вшей, нашей совести мы
Угрызения кормим, сердцами глухи.
Покаяния наши безвольны, слабы.
Откупиться дерзаем, обеты поправ.
И по скользкой дорожке несёмся стремглав,
Грязь слезами не смыв, наслаждений рабы.
Сатана к изголовью приник – Трисмегист—
И качает наш дух, зачарованный Им:
Исчезает в плавильне Его, словно дым,
Драгоценный металл нашей воли – лучист!
Словно куклы на нитках, подвластны Ему!
Гнусных манит вещей нас пленяющий вид.
Каждый день шаг за шагом спускаясь в Аид,
Мы бесстрашно идём сквозь зловонную тьму.
Словно хахаль бедовый, подружки своей
Истерзавший лобзаньем античную грудь —
Плод запретный сорвав, не стыдимся ничуть:
Плотью спелой упившись, сжимаем сильней!
На пирушку собрался бесóвский народ —
В головах наших – сонмом гельминтов киша!
Как пловец изнуренный, глубóко дыша,
Гибнем в мутном потоке нахлынувших вод!
Преступлений кровавых, ласкающих взор, —
Нет, не вспыхнет узор по банальной канве
Наших жалких судеб – как цветы на траве!
Блеск кинжала, пожар – не про нас разговор!
В своем гнусном зверинце пороки снуют:
Морды тычут шакальи, визжа и рыча.
Стонут, воют, скулят, извиваясь, урча,
Рвут на части когтями и кровью плюют.
Есть же там, среди монстров вопящих, один —
Безобразней и злей и грязнее других:
Угольком своей трубки мерцая, притих —
Властелин эшафотов и мрачных руин!
Скука – имя его! Он одним лишь зевком
Целый мир проглотил бы без звука, шутя!
Ты ведь знаешь его, мой читатель, хотя
Лицемерно молчишь, став моим двойником!
Из книги «Цветы зла»/ Les Fleurs du mal,
Poulet-Malassis et de Broise, 1857 (p. 5—7)
Соответствия
Природа – это храм, где, в час иной,
Слышны колонн оживших сбивчивые речи:
Здесь символов леса встают навстречу,
Следя за нами в тишине ночной.
Так эхо в сумерках сливается с другим,
Далеким, отзвуком, когда луна восходит
На небосвод, так краски колобродят,
И звуки вторят запахам цветным:
Повеет зеленью от утренних лугов, —
Гобой о свежести вздохнет душистой – в детстве…
– Но есть иные: жарких ласк альков,
Где мускус торжествующий в соседстве
С куреньями жрецов свой гимн поют.
И обмирающий над бездной дух влекут.
Op.cit., pp. 19—20
Маяки
Рубенс, – волны забвенья, сад упоительной лени.
Девы нагой безмятежность не знает стыда.
Здесь нахлынувшей жизни внезапных поток изменений
Бесконечен – как воздух над морем и в море вода.
Леонардо да Винчи, – в своём зазеркалье туманном,
В заточении вечном среди сосен и льда,
С чуть заметной улыбкой о чем-то сказать – несказанном —
Ликов ангельских вдруг промелькнёт череда.
Рéмбрандт, – дом призренья печальный, где шепчутся стены,
Не стесняясь распятья в холодом луче.
Стон мольбы, исходящий от смрадного тлена.
Безутешной молитвы журчащий ручей.
Микеланджело, – выси туманные зыбки,
Здесь легко перепутать Геракла с Христом.
Разрывающих саван, могучих и гибких,
Пальцев хруст. Близкой ночи фантом.
Фавн с улыбкой бесстыдной или боксер разъярённый?
Сердце вот-вот разорвется от гордости в теле тщедушном —
Ты и в трущобах след красоты оскорблённой
Вечно искал, Пюже, меланхолик желтушный.
Ватто, – вот карнавал пылающих сердец —
Подобных бабочкам в саду на свет летящим. —
Волшебной ночи близок ли конец
Безумцам невдомёк, возлюбленных кружащим.
Гойя, – кошмар из глубин преисподней!
Там выкидыш варят в бурлящем котле
На шабаше ведьмы. Там старая сводня
Для демонов тащит невинность в бордель.
Делакруа, – озеро цвета запекшейся крови.
Ангелов падших призрачный рой.
Где-то вдали – там закат всё багровей —
Вебер зовёт нас печальной трубой.
В юдоли скорбей вы – небес опиум.
Далёкое эхо в судеб лабиринтах.
Экстаз, богохульства, мольбы, Te deum,
Слёз вечный поток в полуночных молитвах!
Вы перекликаетесь, как часовые!
Ваш крик раздаётся назло всем штормам!
Всех сумрачных башен огни верховые!
Охотничий клич по осенним лесам!
Плачь, сердце, гори на ветру, пламенея —
На том берегу, в безвозвратной ночи!
Господь! Чем ещё доказать мы сумеем,
Что искры Твоей не погасли лучи?!
Op.cit., pp. 23—25
Больная муза
Бедняжка муза, что с тобой, скажи?
В твоих очах ночных видений сонмы,
И вижу я – на ставшем вдруг чужим —
Лице твоём отражены, безмолвны,
Безумие и ужас: так из урн
Любовь и страх пролив в больную душу,
Над розой встал болотный дух Минтурн18,
Суккубом выползший на сказочную сушу.
18
Минтурны (лат. Minturnae) – древнейший город авзонов (Ausones), сдавшийся римлянам без боя и ставший ок. 296 г. до н.э. римской colonia maritima. Располагался неподалеку от устья реки Лирис (Liris). Был известен в древности как место почитания нимфы Марики (Марции), матери баснословного царя Латина. Ей здесь были посвящены роща и храм. У Плутарха говорится о Минтурнских болотах (Paludes Minturnenses), в которых несколько дней скрывался, на закате своей карьеры, Гай Марий, римский полководец, триумфатор Югурты и Верцелл. Посланные Суллой конники извлекли Мария, «голого и облепленного грязью», и доставили в Минтурны для казни. История не сохранила имя варвара (одного из побежденных Марием кимвров), крикнувшего: «Я не могу убить Гая Мария!» После этого жители Минтурн освободили Мария и даже посадили его на корабль (см. Плутарх, Гай Марий, 35—40).