Читать книгу Долгая жизнь, короткая смерть. Роман с элементами истории - Галина Хэндус - Страница 10

Глава 7 G. Брюссель, Лоран фон Брахт
GALION. ГАЛИОН

Оглавление

Лоран фон Брахт: «Современные быстроходные яхты величаво возвышаются над водной поверхностью, сверкают лакированными боками. Сравниваю себя не с ними, а с испанскими галионами прошлого. Я – огромное многопалубное парусное судно, укрепленное скрытой артиллерией, родился для большого плавания. В век современных технических средств для большинства нормальных мужчин галион – анахронизм. Но я-то знаю, что медленно, но верно смогу на подбитых ветром парусах добраться, как четыреста лет назад, до далеких, неизведанных берегов и открыть мою Америку. А вот сможет ли быстроходный современный корабль без горючего осилить хотя бы половину пути? Вряд ли.

Верный путь не всегда быстрый. Мощь, напор, умение дать вовремя отпор, защитить себя – вот мои преимущества. Что толку от скорости? Если есть цель, до нее можно добрести не спеша. Но если нужно будет сделать быстрый скачок, чтобы опередить противника, что ж, можно использовать преимущества технических средств и пересесть на воздушное судно. Брезгливым я никогда не был».


– Милая, мы с тобой тридцать лет вместе и знаем друг друга до последней молекулы… – Лоран засмеялся нелепому сравнению, но ответной реакции на лице жены не увидел. – Был бы рад облегчить твою боль, но это не в моих силах. Прости, родная, что не могу ничем помочь…

– Лоло, милый!

Бо повернула голову в сторону мужа, открыла глаза и с любовью посмотрела на него. В ее все еще привлекательных голубых глазах отражалась не только любовь, но боль и страдание. Она знала о диагнозе и приговоре врачей: жить оставалось не больше года, возможно, меньше. Умирать совсем не хотелось, но жить с постоянной болью, заглушаемую таблетками, тяжело. Взрослая женщина, она не смогла примириться со смертью родителей, погибших около трех лет назад. Они были единственной отдушиной и спасительным берегом в ее обеспеченной, но не всегда простой жизни.

Муж Лоран практически жил на работе и для работы. В деловые поездки он старался ездить один, мотивируя тем, что жене будет скучно. Ей действительно было скучно при деловых разговорах – на них она вынуждена была присутствовать несчетное количество раз. Ее не интересовала ни медицина, ни фармакология, ни политика. Единственное, что ее действительно привлекало, это семья, природа и рисование. Романтичную и сентиментальную по натуре, Бо фон Брахт радовало все прекрасное.

Сын Лео ростом уже перегнал отца, а несколько лет назад уехал в Мюнхен. С самого детства он мечтал стать хирургом. Чтобы уже точно увериться в предназначении, после окончания гимназии упорный парень оставил родину и уехал в Германию: он преклонялся перед медицинскими инновациями и успехами соседней страны. Два года молодой человек работал в Мюнхенской городской больнице в отделе патологоанатомии мальчиком для всех случаев. После этого он поступил в медицинский, твердо уверившись в любви к будущей профессии.

Сын покинул полупустой дом, Бо полностью отдалась любимым занятиям. Она часто уезжала за город и часами бродила по парковым или лесным дорожкам. Там она искала и находила вдохновение, писала стихи или брала мольберт и рисовала пейзажи. Когда родители после частых путешествий приезжали домой, она забирала мать с собой. Они вдвоем застывали за мольбертами на парапете канала, в парке или на огромной террасе дома Бо, лежащего на высоком холме, откуда открывался чудесный вид на город. Талант к рисованию Бо унаследовала от матери, а та – от своей. Также, как отец Бо унаследовал деловую хватку от отца, а тот – от деда.

Неожиданная смерть родителей, к которым она была привязана такой же крепкой пуповиной, как новорожденный ребенок к матери, резко надломила ее. Из жизни исчезла крепкая стена, на которую она всегда могла опереться и даже упасть, не повредившись, потому что знала – ее всегда подхватят ласковые и надежные руки, поймают у самой земли, не позволят удариться и почувствовать боль. После трагической смерти родителей дочь ощущала себя, как заблудившийся в лесу детеныш зверька. Оставшись один, малыш отчетливо чувствует, что сильная и надежная защита исчезла. Остался знакомый шум леса, пение птиц, а также голод и ночные страхи. Так и здесь: несмотря на взрослость, Бо превратилась в маленького беззащитного ребенка, потеряла надежную защиту. Сыну пока самому нужна родительская поддержка, даже если он в другой стране. Остался любимый муж, как знакомые дневные лесные звуки. Но он не защищает от ночных страхов, не подставляет нежные руки, чтобы поймать у земли. Он пройдет мимо, не заметит, что кто-то рядом нуждается в помощи. Не по невнимательности или из-за отсутствия любви, а потому что не приучен помогать.

Так он воспитан.

Бо знала об этом и не винила Лорана. Она любила его таким, каков он есть – сильным, красивым, уверенным в себе и успешным в делах. В нем она никогда не искала защиты, он просто ее муж, ее мужчина. Сейчас она смотрела в его красивые серые глаза и чувствовала: это ему нужна ее помощь. Она знала, ей придется в эти минуты выбирать между традициями семьи, привитыми и унаследованными от родителей и деловыми интересами мужчины, с которым прожила тридцать лет и которого до сих пор безумно любит.

Интуитивно Бо не хотела делать трудный для нее выбор. Она знала, с ним уйдут много нужных ей сил. Сил, утекающих каждый день, каждый час. В глазах Лорана больная отчетливо читала стальную непреклонность и видела: он не оставляет ей шансов на спокойный уход из жизни. Он настойчиво требует от нее решения, потому что сам остается жить дальше. Ей нужно сейчас решать между привитыми с молоком матери устоями семьи и амбициями любимого человека. Решать, как он будет жить без нее. Ей необходимо успокоить совесть правильным и мудрым решением.

– Родной, мне так тяжело. Не заставляй меня страдать и мучиться еще больше…

– Что ты, Бо, я не собираюсь причинять тебе страдания, но ты знаешь мое положение. Если я сейчас не найду денег на продолжение исследований лаборатории номер два, работа крупного отдела института последних лет пойдет прахом. Только подумай – несколько лет непрерывной работы группы из пяти человек. Ведь это не мне, а им нужен успех, нужно доказательство важности проекта. Помоги людям сделать маленький шажок и ощутить вкус победы! Один из инвесторов пообещал дальше вкладывать деньги в проект, но в последнюю минуту передумал. Его секретарь позвонил и сказал, что шеф в больнице, но я не верю в эту отговорку. Не хочу знать, что там случилось на самом деле. Договор не подписан, люди ждут денег, а их взять больше негде, как попросить у тебя. Милая, тебе родители оставили огромное состояние. Их хватит на шикарную жизнь не только нашему сыну, но его детям и внукам. Я прошу не так много, всего пару миллионов. Этим ты спасешь мою работу и репутацию. Я подготовил список со статьями расходов, чтобы ты точно знала, на что пойдут деньги. Не отказывай мне в этой малости, прошу тебя…

На Бо фон Брахт смотрели широко раскрытые глаза, излучающие нежность, сострадание и – ложь. Скрытое за нежностью вранье она чувствовала обостренным инстинктом умирающего человека. Инстинктом любящей, но обманутой женщины.

– Родной, у твоего института хорошие доходы. Ты, как директор и главный акционер, должен получать больше всех. Неужели тебе не надоело всю жизнь гоняться за богатством? Оглянись вокруг – как прекрасна жизнь! Нельзя все мерять только на деньги… Мне больше не встать с постели, а мы с тобой не съездили в отпуск, о котором я так мечтала…

Она повернула голову, лежащую на голубой шелковой подушке, к комоду. На полированной поверхности стояла объемная мейсенская фарфоровая фигура с играющими ангелами, окруженными букетами цветов. Ангелы порхали между яркими соцветиями, расположенными строго по окружности часов. Этот шедевр приобрел Амбер Гобен на аукционе в Лондоне лет сорок назад и до недавнего времени он находился в его доме. После смерти родителей часть вещей Бо перевезла к себе в дом, они напоминали ей прошлую счастливую жизнь. Остановив взгляд на циферблате, Бо вздрогнула: старинные часы показывали без десяти десять.

«Опять без десяти десять. Что это значит? Мои глаза притягиваются к этому времени, будто оно хочет что-то сказать. Но что? Кто подскажет? Лоло лучше не говорить об этом – он страшный прагматик и не верит ни во что, кроме формул. Ах, мама, как жаль, что тебя больше нет со мной. Ты бы мне обязательно объяснила и успокоила. Как жаль, что никто не может ни помочь, ни утешить…»

Бо фон Брахт отвернулась от часов и прикрыла глаза. Замечанием о деньгах она настолько удивила мужа, что в первую минуту у него не нашлось слов для ответа. Супруги практически никогда не заговаривали о финансовой стороне жизни и такое откровение слышать из уст больной жены оказалось непривычно. От неожиданности Лоран выпалил первое, что пришло на ум.

– Хорошо рассуждать о деньгах, когда у тебя их целый ворох, а мне приходится зарабатывать каждый цент тяжелым трудом. Конечно, ты великая художница, только твои картины никто не хочет покупать. Что ты умеешь, кроме этого и где бы ты была без денег твоего отца? Радуйся, что у тебя такой хороший муж, как я…

В запале Лоран не заметил, что переступил в разговоре черту, которую переступать нельзя. Мысленно чертыхнувшись, он взял Бо за руку, нежно поцеловал и несколько раз попросил прощения.

– Прости, милая, последние два дня я практически не спал – это все нервы. Обещаю, ты не услышишь больше обидных слов. Никогда. Прости!

– Всегда считала тебя милым, необидчивым человеком, а ты, оказывается, очень злой! – Бо отвернула голову в другую сторону и закрыла глаза. Она почувствовала, как Лоран выпустил руку, аккуратно положил сверх одеяла, встал и вышел из комнаты. Из горла вырвался облегченный вздох, печальные воспоминания обрушились на нее, как водопад, с новой силой.

Ей не хотелось думать о целой череде женщин, с которыми Лоран изменял ей. Практически обо всех интрижках она знала также хорошо, как о серьезных намерениях женщин увести мужа из семьи. Развода Бо не боялась. Она была уверена: несмотря на брачный договор, не дающий Лорану права даже на гнутый цент, он ее не бросит. Слишком многое связывало его с семьей Гобен. Помимо тайных родственных и деловых нитей, плотно пронзающих отношения обеих семей, ее муж всегда подспудно лелеял надежду если не через жену, так через сына, когда-нибудь заиметь кусок миллионного пирога империи Гобен. Супруги никогда не задевали щекотливую тему, но Бо, прекрасно зная наклонности мужа, точно знала об этом. Она знала его не только как не искреннего в нежности мужчину, но как весьма расчетливого и холодного фармацевта-бизнесмена, готового ради очередной цели перешагнуть через обычную человеческую порядочность. И все же она любила его, любила искренне и нежно. Лоран знал об этом, поэтому всегда старался оградить Бо от лишних знаний, которые могли бы испортить их отношения. С осторожностью зверя, чувствующего опасность, он всегда вел двойную игру. Отдать себя на съедение семье Гобен не входило в его планы. Все годы, что супруги фон Брахт прожили вместе, ему удавалось держать себя в руках и не выставлять наружу истинное лицо жесткого и жестокого человека. Только по некоторым почти незаметным признакам, отдельным словам, жестам, недовольным уходом из дома, можно было догадаться о неискренности чувств Лорана. Он с гордостью носил маску щедрого, любящего, внимательного мужа и отца. Но у каждого человека есть минуты, когда маска, скрывающая истинные намерения хозяина, начинает больно давить на кожу. Тогда хочется ее сбросить, стянуть, сорвать с лица, показать себя истинного, без прикрас и стеснений. Вдохнуть воздух не ограниченной моральными правилами свободы, послать весь мир к черту, остаться наедине с настоящими желаниями и стремлениями.

Кто не испытывал подобных чувств?

Глупым Лоран никогда не был. Даже в рамках ограниченной финансовой свободы, навязанной ему дальновидным тестем, он старался не переступать им же нарисованной черты и не нарушать созданного образа необидчивого, все правильно понимающего зятя. Ему удавалось неплохо играть роль на протяжении тридцати лет. Он был абсолютно уверен в себе и в том, что Бо не догадывается о его многочисленных изменах.

«Наивная девочка, что она может знать о жизни? Я был, есть и навсегда останусь ее первым и единственным мужчиной».

С чувством превосходства опытного любовника он обнимал жену, по-дружески целовал ее, одновременно вспоминая о прекрасно и интенсивно проведенном вечере в постели с очередной подружкой.

Нужно отдать Лорану должное – другим женщинам он никогда ничего не обещал. Если кто-нибудь делал хотя бы легкий намек на более серьезные отношения, он тут же прерывал общение. «Что ты, дорогая, я люблю тебя, но даже ради тебя не могу бросить слабую здоровьем жену. Я порядочный мужчина и обещал перед Господом, что только смерть нас разлучит. Тем более, в такой ситуации… Ты должна меня правильно понять и не обижаться. Я тоже пойму, если ты не захочешь больше встречаться. Ты видишь, я предельно честен. Пока моя жена не совсем здорова…»

Подобные объяснения, с небольшими вариациями, он выучил почти наизусть. Сделать при этом влюбленно-скорбные глаза опытному лгуну не составляло большого труда. Историю серьезного недомогания жены он выдумал задолго до ее настоящей болезни.

***

Если с сексуальной жизнью на стороне у Лорана было все более или менее в порядке, финансовая сторона института требовала от него постоянного напряжения. Проблемы начались при открытии, когда банки не дали кредит, а тесть отказался дать сумму первоначального взноса. Более сильного унижения Лоран фон Брахт не получал за всю недолгую жизнь. Удар оказался неожиданным. Тогда, после богатой и веселой свадьбы, у него оставался последний шанс: его собственная семья. Молодой мужчина знал, что шанс связан с еще одним унижением, но выбора не оставалось.

Два дня молодожен интенсивно размышлял, готовился к решающему разговору. Он отложил все деловые встречи и спустился в большой плавательный бассейн, расположенный рядом с зимним садом в доме жены. Он без пауз пересекал огромное водное поле из конца в конец, освобождая голову для нужных мыслей. Устав плавать, Лоран вышел из воды, переоделся в сухую одежду, устроился на лежанке подальше от воды. Рядом на столике лежали документы, стояла бутылка с водой и ваза с фруктами. Бо знала о каких-то сложностях, связанных с работой и не хотела мешать мужу думать. О разговоре Лорана в офисе с отцом и отказе банков в кредитах на открытие института она ничего не знала.

Подготовившись морально к тяжелому разговору, Лоран отправился к родителям. Для жены он придумал деловой ужин, чтобы не посвящать в трудности с деньгами. С его стороны было откровенным свинством уходить на следующий день после свадьбы одному на так называемую деловую встречу, но другого выхода не было. Лоран дал бы себя скорее убить, чем признаться в финансовых проблемах. Его отношения с отцом-профессором оставляли желать лучшего, но в данной ситуации решение проблемы выпирало острыми иголками из порога родительского дома. Прежде чем уйти, молодой муж обнял жену и сказал тихонько на ушко: – — Дорогая, прости, что мы не уехали еще вчера вечером в свадебное путешествие. Обещаю это сделать сразу же, как только открою институт. Мы поедем, куда ты захочешь, хоть на край света. А пока подумай, на какой край света ты полетишь с нежным и любящим мужем. Через два часа я вернусь и ты мне расскажешь об этом…

Клаас фон Брахт, вопреки ожиданию, не начал злословить о неправильно выбранной профессии, жадном тесте и злой жене, зато проникся пониманием к финансовой проблеме сына. Он долго молчал, размышлял о посильной помощи единственному чаду.

– Мы отложили с мамой деньги на старость, но сумма в восемьдесят тысяч для нас неподъемная. Если я отдам все сбережения, то сам останусь ни с чем. На сумму в тридцать… ну, сорок тысяч можешь рассчитывать, но больше вряд ли. И потом, нам нужно будет заверить документы у нотариуса. Ты же понимаешь, мне нелегко достались деньги и потерять их для меня равносильно огромной трагедии.

– Отец, сорок тысяч меня не спасут. Я хочу, чтобы ты заложил дом в банке. Под него я смогу получить нужную сумму. Конечно, мы оформим все у нотариуса – я прекрасно понимаю твои заботы.

– Дом? Да ты что? Мы только год назад перестали выплачивать за него кредит. За каждый кирпич, вложенный в строительство, я заплатил тяжелым трудом. А если твой институт окажется через пять лет банкротом? Ты хочешь, чтобы мы с матерью к старости на улице оказались? Нет, так рисковать я не могу и не хочу. Ищи другое решение.

Лоран сидел напротив отца и дружелюбно смотрел ему в лицо. Он не мог показать истинные чувства. За отказ заложить дом в банке он спрятал глубоко внутри бурю ненависти к родителям. Свои шансы выстроить успешный бизнес он ценил очень высоко. Кроме партнеров, Вэйна и Удо, никто из его близких не догадывался, что Лоран сумел добиться встречи с заместителем директора одного из институтов ООН. Этот институт многие десятилетия занимался изучением проблем старения Земли. Лорану было необходимо не просто узнать о некоторых аспектах их работы, его интересовали в первую очередь практические направления работы солидной организации, предпринимаемые в борьбе со старением человека. Темы и направления их исследований могли явиться важным фактором в правильно выстроенной работе его проектов. Фон Брахт не надеялся получить полную информацию, не собирался копировать работу международной организации, но некоторые советы и нужные контакты смог все же получить. Его лично волновала не столько проблема старения человечества, сколько финансирование различных исследований по данной тематике.

Его цель – получение постоянных субсидий.

И он искал новые лазейки для поиска заинтересованных партнеров и инвесторов. Лоран фон Брахт твердо знал: если в течение ближайших дней он не найдет нужной суммы на официальное открытие и начало разрабатываемых тем исследований, случится катастрофа. Именно поэтому жалкое лепетание отца про какие-то взносы и гарантию обеспеченной старости выводило его из себя. С другой стороны, проситель понимал, что родительский дом – его последняя надежда. За порогом дома его ждала черная бездна. Реальная катастрофа, крах его мечты.

– Отец, ты не понимаешь моего положения… Ну, хорошо, буду откровенен. Ты вынуждаешь меня рассказать все честно про богатого тестя, который гребет деньги лопатой. Дать мне необходимую сумму даже без процентов ему не составляет труда. До последней минуты я надеялся на его помощь и поддержку с тем, чтобы его дочь могла гордиться успешным и богатым мужем. Так думал я, наивный. Знаешь, что он сказал, когда я, как самый обыкновенный посетитель, явился на встречу к нему в бюро? Он отказал мне. Большому и важному Гобену не интересны ни мои проекты, ни планы, ни доводы. Дело оказалось совсем в другом. Оказывается, ему не нравится, что у меня бедная мать и не очень богатый отец. Этот самовлюбленный делец унижал меня в богато обставленном кабинете целый час. Он рассуждал о профессорской зарплате, о недооцененной важности лингвистических особенностей французского языка. Он обижал тебя и твою работу. Мне стало обидно, я попросил оставить мою семью в покое. Вот тогда Гобен мстительно предложил мне на коленях проползти от двери до его ног и восемьдесят раз попросить у него денег, по разу за каждую тысячу. Только на таких условиях он согласился дать деньги под минимальный процент.

Верь, предложение повергло меня в шок.

Скажи, отец, разве мог я, потомок старинной фамилии, унизить себя и своих предков, стоя на коленях перед обыкновенным банкиром? Никогда! Я пришел к вам, моим родителям, потому что идти мне больше некуда. Если я не получу деньги, вы хотя бы не унизите меня, не попрекнете тем, что я тоже не богат. Пока не богат…

Лоран высоко поднял прямоугольный чисто выбритый подбородок и уставился на книжные полки, занимающие в кабинете отца две полные стены. После длинной тирады и откровенной лжи о несуществующем требовании тестя, он пытался выдавить из себя слезу. Не получилось. Ему оставалось сидеть с видом оскорбленной невинности. Молчание затягивалось. Лоран решил выдать последний аргумент. Если и он не поможет… Дальше думать он опасался.

– Отец, за мой институт переживать не стоит. Тесть хоть не дал денег, но он ни в коем случае не допустит моего банкротства. Это железный факт. Представь себе, что о его единственной дочери заговорят в столице, как о жене неудачника-банкрота. Такого позора он не допустит и сделает все, чтобы институт успешно работал. Скажу больше. Амбер Гобен будет наверняка заботиться, чтобы мой институт хотя бы на первых порах исправно получал финансирование и регулярные денежные договоры на исследования. В этом поможет если не он, то его известное имя: в Европе он не самый последний человек. Имидж семьи для Гобенов играет особую роль и они сделают все возможное для счастья единственной дочери. Бо любит меня и никогда не бросит, поэтому с этой стороны я хорошо защищен. За ваши деньги вам бояться нечего – я их верну в самом ближайшем будущем.

Последнюю тираду Лоран фон Брахт произносил с такой силой в голосе, что сам поверил в то, что говорил. Спина его постепенно распрямилась, в глазах опять появилось несколько нагловатое выражение. Он ясно почувствовал, что сумел убедить недоверчивого по природе отца.

Несмотря на натянутые отношения, родители любили сына. Через два дня фон Брахт-младший получил подтверждение на получение нужного кредита. После неудач с семьей Гобен, в своей семье Лоран подтвердил собственную значимость и умение очаровывать. Родители безоговорочно поверили в его далеко идущие планы. Мелкие недопонимания и ссоры на время забылись.

Долгая жизнь, короткая смерть. Роман с элементами истории

Подняться наверх