Читать книгу Потомки королевы - Галина Тер-Микаэлян - Страница 7

Поединок состоялся на заре следующего дня в небольшой рощице вблизи старого замка Эберштайн. Шотландец стрелял первым и промахнулся, несмотря на то, что неплохо владел оружием, а Иван прострелил ему ногу. Присутствовавший при дуэли местный врач немедленно промыл и перебинтовал рану, лорда Гордона усадили в карету и увезли. В тот же день Иван, ни с кем не попрощавшись, покинул Баден-Баден и уехал в Милан. В первом его послании, отправленном по прибытии в Милан, Александра Петровна прочла:

«… Теперь, матушка, я в Милане, и народу здесь великое множество. Людей более занимает открытие железной дороги, нежели все остальное. Я тоже присутствовал на открытии, и мне железная дорога понравилась, говорят, у нас в России тоже скоро будут такие. На камни кладут длинные железные рельсы, по ним едет железный тягач, пышет огнем, пускает дым и тянет за собой вагонетки. В Англии, говорят, таких дорог протянули почти на две тысячи верст, а в Америке больше трех тысяч. Задержусь здесь на несколько дней, отсюда отправлюсь в Геную, потом во Флоренцию, Рим и Венецию…»

Спустя два дня он отослал второе письмо:

«… Я попросил хозяина отеля найти мне чичероне который хорошо говорил бы по-французски. Он послал лакея с поручением, и уже через двадцать минут ко мне прибежал юнец лет пятнадцати по имени Антонио, заявил, что лучше него никто Милана не знает, и тут же взялся меня вести. Он показал мне старинный собор Дуомо, который весь будто состоит из иголок и столь не походит снаружи на наши святые храмы, что я не решился войти внутрь, чтобы помолиться. Антонио предложил мне даже подняться на крышу, но я побоялся слишком утомить свою ногу. Еще он показал мне церковь Санта-Мария-делле-Грацие при доминиканском монастыре и предложил за дополнительную плату провести в трапезную, где на стене изображена фреска Леонардо „Тайная вечеря“, но я отказался. Наверное, Вы удивитесь этому, матушка, но мне пришлось в Петербурге видеть работу господина Иванова „Явление воскресшего Христа Марии Магдалине“, и скуку я при этом испытал смертную, хотя все вокруг восхищались. Может, я неправ, но думается мне, что смертному не под силу передать суть Божественного…»

Юный Антонио не сумел скрыть своего разочарования, когда русский синьор не пожелал взглянуть на «Тайную вечерю».

– Разве синьор не желает посмотреть замок Сфорца? Это совсем близко! – с апломбом профессионального чичероне он бойко затараторил: – Герцог Франческо Сфорца приказал отстроить этот замок, после того, как его разрушила восставшая чернь. Синьор увидит стены, которые возвели, чтобы защитить крестьян от диких животных, башню для лучников, площадь перед крепостью, которую велел разбить сам великий Наполеон…

– Хватит! – резко прервал его Иван, у которого начала побаливать нога, к тому же день выдался жаркий. – Вот тебе за труды, найди коляску, я хочу вернуться в отель.

Мальчик вытаращил глаза – он рассчитывал на гораздо меньшую сумму.

– Благодарю, благородный синьор, великодушный синьор! Антонио всегда готов служить синьору! И если завтра синьор пожелает…

– Не пожелаю, – оборвал его Иван, усаживаясь в подъехавшую коляску, – иди.

Тем не менее, на следующий день, когда он спустился к завтраку, хозяин сообщил, что Антонио с раннего утра ждет его у входа.

– Я его не звал, – сухо возразил Иван, – теперь слишком жарко, чтобы гулять. Когда отходит дилижанс до Генуи?

– Рано утром и в полдень, синьор. Лучше ехать завтра утром. Сегодня на утренний дилижанс синьор уже опоздал, а после полудня начинается жара. Синьор, вижу, привык к прохладе. Сейчас еще прохладно, синьор может осмотреть парк Индро Монтанелли. Парк рядом с отелем, возле городских ворот Порта Венеция, синьор легко его найдет.

Подумав, Иван решил внять совету хозяина и выехать следующим утром. Он послал лакея взять место в дилижансе, а сам вышел пройтись, пока не началась жара. На улице рядом с ним, как из-под земли, возник Антонио.

– Синьор желает осмотреть Виллу Реале, где проживал вице-король? Когда-то там останавливался сам великий Наполеон со своей супругой Жозефиной. Теперь ее занял австрийский генерал Радецкий, – паренек скорчил гримасу отвращения, – или, может, синьор пожелает осмотреть базилику святого Амвросия, где приняли смерть первые христиане?

Поначалу Иван решил, что если не обращать внимания на мальчика, то тот отстанет, но Антонио продолжал шагать рядом. Сунув руку в карман, Иван вытащил мелкую монету и протянул ему:

– Возьми и оставь меня в покое.

К его удивлению Антонио решительно затряс головой, и гордо заявил:

– Нет, синьор, я не нищий. Моя работа – рассказывать путешественникам о Милане, если синьор желает, я покажу ему Арку Победы. Говорят, великий Наполеон пожелал ее построить, чтобы въехать через нее в Милан победителем. Только потом император Франциск велел колесницу на крыше Арки повернуть в сторону Милана – поначалу она смотрела в сторону Франции. Синьор увидел бы еще вчера, если бы решил осмотреть замок Сфорца.

Иван начал раздражаться.

– Я всего лишь хочу прогуляться в парке, и мне не нужны твои рассказы, – он решил немного поддеть надоевшего ему чичероне, – к тому же, как я могу проверить, что ты говоришь правду? Ты еще не родился во времена, о которых рассказываешь.

Не стоило так острить! Вспыхнув, паренек забежал вперед, заглянул ему в глаза и изо всех сил ударил себя в грудь.

– Добрый синьор должен верить! Антонио все слышит, что рассказывает ему дедушка, и все запоминает. Мой дедушка служил в войсках великого Наполеона, он помнит, как император был коронован в соборе Дуомо Железной короной Ломбардии. В бою дедушке оторвало ядром ногу, поэтому он редко выходит из дома, любит сидеть и читать книги. Нет ничего, что мой дедушка не знал бы!

– Что ж, похвально, что ты так любишь своего деда, однако…

– Ах, добрый синьор, – горячо воскликнул мальчик, – как же мне его не любить, дедушка всегда о нас заботился – обо мне и моих младших братьях, их у меня трое. Мне было только семь, когда австрийцы подавили восстание генерала Раморино в Пьемонте. Мой отец воевал рядом с Джузеппе (Мадзини, известный итальянский политик, основатель «Молодой Италии») и помог ему бежать, – в голосе Антонио прозвучала гордость, – а самого отца схватили австрийцы и расстреляли.

Страстность его тона немного смягчила Ивана, но имя Раморино заставило недовольно поморщиться.

– Генерал Раморино… гм… зря твой отец в это ввязался.

Имя итальянского генерала, поддержавшего польских мятежников и доставившего немало хлопот русской армии во время Польской кампании, было ему хорошо знакомо и не вызывало симпатии. Позже, как писали в петербургских газетах, Раморино вторгся из Швейцарии в Пьемонт, чтобы поднять там восстание. Впрочем, это дело уже России не касалось, и Иван почувствовал себя виноватым – не следовало говорить мальчику плохо о его отце. Однако Антонио ничуть не обиделся и спокойно кивнул:

– Дедушка тоже так говорит, – безмятежно согласился он, – он сердится на отца, потому что моя мама, его дочка, умерла с горя, когда отца убили. Она тогда опять ребеночка ждала. Дедушка взял нас к себе – меня и братьев. Много работал, чтобы нас одеть и накормить, мне тогда семь лет было.

В Петербурге Иван никогда не задумывался о жизни тех, кто должен трудом добывать себе хлеб насущный, однако судьба безного отставного солдата неожиданно его тронула. Воображению представился нищий на паперти, выпрашивающий милостыню, чтобы накормить внуков-сирот. Но нет, мальчик не захотел просто так взять деньги, значит, дед тоже горд. И тут же мелькнула мысль, что его черноглазый чичероне, возможно, наплел с три короба, чтобы тронуть сердце богатого иностранца.

– Как же твоему дедушке удалось без ноги вас прокормить?

– О-о! – рука паренька сделала выразительный жест. – Мой дедушка многое может! Он знает латынь, потому что хотел стать священником перед тем, как поступить на военную службу к императору. И у него очень хороший почерк, он переводит трактаты, составляет и пишет письма. Сам профессор Каттанео дает ему работу!

– Твой дед знаком с профессором Каттанео? – поразился Иван.

– Добрый синьор тоже слышал о профессоре? – обрадовался Антонио. – В Милане все знают профессора Каттанео, многие ходят на его публичные лекции, я тоже иногда хожу. Дедушка раньше часто переводил и переписывал для синьора профессора трактаты, но теперь у него глаза стали плохо видеть, даже очки не помогают. Теперь я сам работаю, и мой брат Джулио тоже работает, ему уже тринадцать, он помощник повара в ресторане. А я вожу туристов, рассказываю им про наш Милан, а если кто захочет, нахожу для него красивую путану. Если доброму синьору угодно, – мальчик интимно понизил голос, тон его внезапно изменился, стал угодливым и вкрадчивым, – я знаю здесь всех путан, есть одна…

В Пажеском корпусе порою велись и не такие разговоры, но заниматься сводничеством в столь юном возрасте… Брезгливое чувство побудило Ивана сменить тему:

– Знаешь ли ты торговца Эбурно? – спросил он.

Паренек оживился.

– Джакомо? Короля?

– Короля? Почему ты так его называешь?

– Да он сам себя теперь так называет, на каждом шагу кричит, что он король, и что у него есть об этом бумаги.

– Он имеет в виду письма?

– Синьор и про письма знает? А откуда синьор знает? – брови юного чичероне на миг сдвинулись, в глазах мелькнуло подозрение, но тут же взгляд его просветлел, выразительная мордашка разгладилась. – А, я понял, от профессора Каттанео. Значит, профессор Каттанео доверяет синьору, я сразу понял, что синьор хороший человек.

– Так расскажи мне про Джакомо Эбурно, я тебе заплачу.

– О, благодарю, добрый синьор! Синьор правильно сделал, что спросил меня, а не кого-то другого, потому что я знаю больше других. Все знали, что у Эбурно в семье старшего сына всегда называли Джакомо – так у них повелось с давних пор. А однажды приходит нынешний синьор Джакомо к моему дедушке и говорит: синьор Алессандро – это моего дедушку зовут Алессандро, – будь другом прочти эти бумаги. Они в сундуке у нас пылятся уже лет двести или даже триста, дед наказывал отцу их хранить, отец мне, а что в них уже все давно позабыли. Я велел очистить сундук от старых тряпок, чтобы держать в нем шелковые ткани – дерево хорошее, ни червоточины, ни моли, – а Катарина нашла на самом дне вот это. Катарина – его младшая дочь. Их у него две, Мария тихая и добрая, а Катарина злючка, она чуть что кричит и ругается. Бэ-э-э! – Антонио очень забавно скривился, показывая, как ругается Катарина.

– Про письма расскажи, – напомнил Иван, увидев, как оживился мальчишка, у которого, очевидно, с Катариной были свои счеты.

– Как пожелает синьор, – вздохнул мальчик, – так вот, дедушка просмотрел письма, потом послал меня в библиотеку с запиской – просил библиотекаря Розелли подобрать ему книги. Синьор Розелли его уважает, он дал мне две книги, и когда дедушка их прочел, он велел позвать Джакомо Эбурно и смеется, говорит ему: похоже, ты королевского происхождения, синьор Джакомо. Думаю, сможешь получить за эти бумаги немало денег. Иди к профессору Каттанео, он найдет тех, кто интересуется редкими письмами, и мы им напишем, – в этом месте своего рассказа Антонио расхохотался и долго не мог успокоиться, – пусть синьор простит меня, но синьор и представить себе не может, как дальше было забавно!

– Что тут забавного? – в голосе Ивана звучало раздражение. – Говори, я плачу тебе не за твой смех!

Намек отрезвил, веселившегося чичероне, он вытер выступившие на глазах слезы.

– Да-да, синьор, я продолжаю. Профессор Каттанео сказал, что знает людей, которые могут заинтересоваться письмами – русский коллекционер, что живет в Париже, и шотландский лорд из Эдинбурга. Джакомо попросил дедушку снять копии, и профессор написал в Париж и Эдинбург. И когда приехал знатный русский, Эбурно запросил с него за письма пятнадцать тысяч дукатов, добрый синьор может себе это представить?

Иван, прикинул, что это около пятидесяти тысяч рублей – можно открыть в Москве магазин и развернуть торговлю. Князь Лобанов-Ростовский, погрязший в карточных долгах, вряд ли смог бы столько заплатить. Дальнейшее было ему в общих чертах известно, но хотелось услышать версию Антонио.

– Сумма немалая, – согласился он, – что же дальше?

– Русский ответил, что непременно купит, – продолжал мальчик, – только просил обождать, пока получит деньги. Англичанин же давал только десять тысяч, зато предложил Джакомо стать королем. Джакомо спросил у дедушки: что делать? У дедушки тогда было веселое настроение, к тому же Джакомо ему уже поднадоел. И дедушка говорит: что ж, ты по закону король Шотландии. Сам понимаешь, быть королем очень выгодно, для этого можно и уступить пять тысяч. Напишем лорду, что ты согласен. И Джакомо всерьез поверил, что он король! Стал кричит об этом на каждом шагу. Чуть что: я тебя проучу, дай мне только занять мой трон! Или: не волнуйся, я все тебе отдам, как только получу свою корону. Ха-ха! Сначала многие думали, что он рехнулся, потом привыкли. А синьор мне действительно заплатит за мой рассказ?

– Держи, – Иван протянул ему пять лир.

– Если синьор пожелает увидеть Джакомо, – пряча деньги, обрадованно воскликнул паренек, – сегодня вечером я могу отвести синьора к Джакомо.

– Не нужно, завтра я уезжаю и сегодня рано лягу спать.

– Я зайду в отель после пенникеллы (сиесты) и буду ждать – вдруг синьор пожелает…

Устало отмахнувшись, Иван направился к отелю и с облегчением вздохнул, вступив под своды его террасы. Солнце поднялось высоко, воздух стал горячим, еще горячей, чем накануне, но в комнате Ивана царила приятная прохлада – ее окна выходили на север, а широкая крона дерева защищала помещение от бокового попадания солнечных лучей. Голова у него побаливала, и колено ныло сильней обычного, но к вечеру, поспав немного, он почувствовал себя бодро. Старик-слуга принес ему чай и сообщил, что на крыльце давно сидит и дожидается его «мальчишка старого Алессандро»

– Если синьор хочет, я его прогоню, – насупив брови, добавил он, – хитрый мальчишка, скользкий, как угорь.

Старик явно недолюбливал Антонио, и чисто из противоречия Иван возразил:

– Не нужно, я пойду с ним.

Новоявленный «король Шотландии» был невысок, почти полностью лыс, и в лице его не было ничего царственного. Сделав серьезное лицо, Антонио важно заявил:

– Синьор Джакомо, знатный иностранный синьор услышал о вас и специально прибыл в Милан, чтобы выразить вам свое почтение.

Ивану стало неловко от столь наглой лжи, но одернуть юного бесстыдника теперь было невозможно, и он поклонился хозяину дома. Тот казался несколько смущенным, но тоже поклонился, приосанился и одернул жилетку.

– Рад вас видеть, добрый синьор, – важно произнес он по-французски с ужасным акцентом и умолк, не зная, что королевское звание обязывает говорить дальше.

Выручила его вышедшая к гостям жена – маленькая женщина с усталым лицом и мягким взглядом. Ответив на поклон Ивана, она застенчиво спросила:

– Синьор, надеюсь, вы останетесь с нами ужинать. И ты, Антонио, тоже с нами садись.

Одна из хозяйских дочерей, повинуясь выразительному взгляду матери, вытащила чистую скатерть и покрыла ею стол – как догадался Иван, это было сделано из уважения к гостю. Обе девушки ловко и быстро расставили тарелки, разложили столовые приборы. Одна из них взгляд имела хмурый, тонкие губы были сердито поджаты. Вспомнив рассказ Антонио, Иван догадался, что это Катарина. Вторая, чуть старше, немного походила на мать – то же застенчивое выражение лица, глаза, хоть и небольшие, но добрые. Мария.

Сын Джако явился, когда мать уже принесла из кухни блюдо с ризотто. Ему было лет двадцать пять, манеры его казались несколько развязными, но гостю он поклонился вежливо и, извинившись за опоздание, сел на свое место.

Ризотто Ивану понравился, но в столовой было душно – комнаты находились на верхнем этаже, и за день солнце основательно нагрело крышу. Хозяева не замечали жары, но Иван чувствовал, как по спине катятся капли пота.

– Из какой страны вы прибыли к нам, синьор? – спросил Джакомо.

– Я русский дворянин, синьор, меня зовут Иван Ростовцев. Теперь же я прибыл в Милан из Германии.

– А, так и в России обо мне слышали! – удовлетворенно заметил хозяин. – Как вы думаете, синьор, ваш император поддержит меня в борьбе с королевой Викторией? В конце концов, она принадлежит Ганноверской династии, а теперь еще вышла замуж за Саксен-Кобург-Готского наследника, а я настоящий Стюарт. Никто, кроме меня и моих детей, не имеет права на трон Шотландии, который она узурпировала.

Он произнес эту тираду гладко и несколько заученно – явно ему приходилось повторять ее не один раз. Иван бросил взгляд на Антонио, важно надувшего щеки и потупившего ресницы, чтобы скрыть плясавшую в них смешинку. Ему сразу стало ясно, что к выказанному хозяином столь глубокому познанию династических нюансов британских королей причастен его дедушка. Однако вежливость требовала ответить, он поспешно отер салфеткой лоб, чтобы пот не капнул в тарелку, и постарался, чтобы голос его звучал как можно более серьезно:

– На ваш вопрос трудно сразу ответить, синьор. При королеве Анне Стюарт в 1707 году Англия и Шотландия были объединены актом об унии и стали одним королевством. Даже если часть лордов поддержит выход из унии, то ваша вера вряд ли позволит вам занять трон – в стране очень сильны антикатолические настроения, существует даже акт, запрещающий католику занять престол.

Джакомо растерянно смотрел на него, хлопая глазами.

– Не может такого быть, а как же королевские права? – жалобно спросил он, и его акцент стал еще сильней заметен.

– Брат королевы Анны Стюарт тоже имел права, – пояснил Иван, – но он был католиком, поэтому не смог взойти на престол.

– Видите, отец, – весело заметил Джако, – не бывать вам на троне. Перестаньте хотя бы смешить соседей своими разговорами.

Тонкие губы Катарины насмешливо дрогнули, Мария ласково провела ладонью по руке отца.

– Джако, сынок, – поспешно сказала хозяйка, – сходи в погреб за вином.

Иван смутился – ему показалось, что он совершил неловкость. Но что оставалось делать – нельзя же было вместе с сорванцом Антонио и его дедом издеваться над беднягой!

– Нет! – побагровев, Джакомо стукнул кулаком о стол. – Стой, Джако!

Юноша, уже направлявшийся к двери, чтобы исполнить просьбу матери, с недовольным видом остановился.

– Что еще, отец?

– Я вспомнил! – торжествующе проговорил Джакомо. – Пять лет назад сосед Пьеро посылал сына в Гамбург по торговым делам, а тот сошелся там с баптистами, окрестился в Эльбе на баптистский манер и отрекся от нашей святой католической веры, да простит ему Господь этот грех! – он набожно перекрестился. – Ты тоже поедешь в Гамбург, Джако, что нам остается делать? Прими баптистскую веру, я передаю тебе свой трон.

– Тьфу! – Джако повернулся к отцу спиной и продолжил свой путь в погреб за вином.

Кроткая жена Джакомо возмущенно посмотрела на мужа.

– Опомнись, Джакомо, муж мой, что ты говоришь?

– Знаю, что говорю! – кулак хозяина с грохотом опустился на стол, заставив подскочить стоявший перед ним стакан.

То ли от сытного ризотто, то ли от витавшего в воздухе напряжения, но жара вдруг показалась Ивану невыносимой, и он, задыхаясь, поднес руку к горлу, чтобы оттянуть мешавший дышать воротник. Голоса долетали до него будто бы издалека, и неожиданно вовсе стихли. Глаза его закатились, кровь отхлынула от лица, и он потерял сознание.