Читать книгу Охота на охотника. Детективные повести - Геннадий Васильев - Страница 21

…Володя бежал по шпалам. Хотя нет. То, как он передвигался, трудно назвать бегом. Он отталкивался, медленно взлетал – и так же медленно парил над землей, затем приземлялся – и снова отталкивался, и снова медленно парил. Так, наверное, ходят люди по Луне, где слабое притяжение. Но там, на Луне, некуда торопиться, а Володя точно знал, что он куда-то спешит, что ему срочно надо где-то быть. Вот только не помнил – куда спешит, где надо быть, кто ждет… По бокам тянулись бесконечные грязные, ржавые рельсы, а за ними, казалось, не было больше ничего – пространства, времени… Даже тумана, которым был укутан путь впереди, – даже его не было. Ничего.

Володя бежал или, вернее, передвигался, как люди по Луне, а это оказалось трудно, и поэтому он ужасно устал. Отталкиваясь из последних сил, он все же поднимался над землей, и парил, и снова опускался, и опять отталкивался. Двигало сознание того, что надо, НАДО бежать, надо где-то быть, кого-то, кажется, спасти.

Сзади раздался шум. Володя оглянулся. Сквозь туман, который сзади был не такой густой – будто бы Володя, передвигаясь, проделал в нем туннель, – он разглядел паровоз. Обычный, черный, старый, какие можно увидеть в больших городах на вокзалах. Они там поставлены не то как символы движения человеческой мысли, не то как простые памятники миновавшей эпохи. Был такой и в Краснохолмске, и Володя видел его не раз – как видел его любой, однажды побывавший на Краснохолмском вокзале.

Паровоз двигался. Володя неотрывно смотрел на приближавшуюся махину. Паровоз отчаянно грохотал колесами на стыках старых рельсов, пускал фиолетовый дым и надвигался неотвратимо, как грозовая туча. При этом не свистел сигналом, и похоже было, что машинист не видит впереди себя никакого человека.

Володя разглядел сквозь стекло кабины мужественное и неподвижное лицо машиниста. Паровоз приближался, и Володе некуда было деться от него. Он попытался, оттолкнувшись в очередной раз, изменить траекторию, отпрыгнуть вбок. Маневр не удался. Какая-то неведомая сила толкала тело обратно, на шпалы, между рельсов – туда, где через считанные секунды его должен был раздавить, размазать по рельсам механический зверь. Волосы на голове зашевелились. Володя закричал – но крика не было, он раздался только в его воспаленной голове. Не отрывая взгляда, он смотрел, как паровоз надвигается, и вот уже надвинулся, и вот…

Паровоз прошел сквозь Володю, так же отчаянно дымя и грохоча на стыках. Грохот этот стал невыносимым, от него ломило виски, от него голова вот-вот должна была лопнуть. Паровоз был бесконечным, он, казалось, никогда не кончится, хотя никаких вагонов за ним не было. Володя застонал. Если нельзя взлететь так высоко, чтобы кончился этот кошмар – может быть, можно остановиться? Он перестал отталкиваться от шпал и сел.

И открыл глаза.

Он сидел на чем-то мягком, даже слишком мягком. Его качало из стороны в сторону. Его никто не держал, он сидел сам. Сквозь туман, который сначала застилал взгляд, он разглядел круглый стол – такой был у его бабки в деревне, он сохранился еще от ее молодости, круглый, с толстой ногой посередине и крестовиной внизу. Правда, ноги и крестовины видно не было, стол был застелен большой, с бахромой, скатертью – такая тоже была у бабки в деревне, ею тоже застилали круглый стол. Над ним качалась электрическая лампа в старом абажуре. В углу, слева от кровати с продавленной панцирной сеткой, на которой сидел Володя, – огромная печь, сложенная на манер русской. У печи на металлическом листе – дрова, заиндевевшие – видимо, только с улицы. Несколько больших поленьев лежали прямо на печи. Было холодно, но сквозь щелки Володя разглядел занимавшийся в печи огонь. Только затопили, наверное.

Первая мысль, возникшая в слабо отзывавшемся на периферийные сигналы, вялом и не проснувшемся мозгу, была: «Господи, помер, что ли? Откуда эти умершей бабки стол и скатерть? Откуда русская печь?» Постепенно, однако, зрение сфокусировалось, пелена спала, и Свистунов разглядел многое еще. Но прежде многого – ласково улыбающуюся физиономию владельца кафе армянина, а рядом – непроницаемо холодное лицо Лидии Николаевны. Они стояли, как часовые, по обеим сторонам стола и молча наблюдали за пробуждением журналиста.

– Здравствуйте, – автоматически сказал Володя – и мгновенно снова провалился в пустоту, пронзенный острой болью в голове. Паровоз снова загрохотал по рельсам. Но рельсы, похоже, кончились. Паровоз врезался в глухую стену – и взорвался.

Очнулся он через некоторое время от того, что армянин заботливо тер ему виски нашатырным спиртом. Теперь Володя лежал – как он позже выяснил, лежал на продавленной, почти до пола провисшей панцирной сетке кровати.

– Очнулись, Владимир Николаевич? Вот и славно! – все так же улыбаясь, произнес владелец кафе. Слова звучали глухо, отдавались в голове болью. – Ничего, ничего, сейчас мы вас поправим, – армянин взял со стола разовый шприц с какой-то жидкостью в нем, бесцеремонно, но аккуратно задрал рукав водолазки на правой руке – и ловко вкатил журналисту содержимое шприца в вену. Оказать сопротивление Володя не успел, да и не смог бы. Зато уже через несколько минут ему действительно стало лучше. Толчками начала уходить боль из головы, пелена перед глазами стала понемногу развеиваться. Володя медленно сел, в первую очередь оглядел себя. Он был одет, как обычно, в джинсы и водолазку, в каких вчера… или не вчера?.. словом, в каких в последний раз он выходил от Магомеда. Даже обувь с него не сняли, он так и лежал на кровати поверх грязноватого старого одеяла в ботинках. Под голову была заботливо подложена его собственная куртка.

Как выходил утром из дома, Володя помнил. Помнил и некоторые последующие события – как ездили с телевизионщиками на место гибели Васина, как и что говорил в телекамеру. А дальше? Дальше был вечер, и он собирался поужинать и выпить как следует, потому что зверски устал – так, как давно, а может, как никогда в жизни еще не уставал. И он пошел в общежитие. И хотел поесть в кафе «Армения». Но там оказалось закрыто, и он… И он вспомнил улыбающееся лицо хозяина, вспомнил его слова: «Видели вас по телевизору… Вас теперь беречь надо…» Дальше что-то о программе защиты свидетелей – жаль, что ее нет… Он вспомнил и рулетики в горшочках, бутылку водки, которую почти успел выпить… Так вот в чем дело! Вот почему он увидел здесь, в каком-то странном помещении с круглым бабкиным столом, армянина из кафе и его жену, коменданта общежития. Армянин отравил его какой-то дрянью, но не насмерть, а так, чтобы можно было спокойно погрузить его и привезти сюда… Зачем? И при чем здесь его жена Лидия Николаевна? При чем здесь вообще они оба?

Напряженная работа мозга, очевидно, сильно отражалась на физиономии журналиста. Армянин внимательно наблюдал за выражением его лица. Понял, что Володя обрел способность оценивать происходящее адекватно. Улыбнулся по обыкновению.

– Ну что, Владимир Николаевич? Лучше вам?

Володя не ответил. Да тот и не ждал ответа.

– Наверное, вас интересует, где вы и зачем вы здесь?

Володя снова промолчал.

– На первый вопрос если бы мог, ответил бы непременно. Но – увы! Не могу, – сокрушенно развел руками армянин. Говоря, он все время двигался вокруг стола туда-сюда, как лектор на лекции перед студентами. Жена его продолжала стоять неподвижно, молча глядя на приходящего в себя Свистунова. – Не велено. Вы же понимаете, что не по своей воле мы вас сюда привезли – ну, догадываетесь, по крайней мере. Лишнее это – знать вам, где вы и что с вами будет. Да по правде говоря, о том, что будет, мы и сами не знаем. Наше дело – доставить, привести в чувство, дождаться… скажем так – заказчика, получить свое и вернуться к любимой работе.

– Кто заказчик-то? – спросил Володя. Слова выходили из горла нехотя, сухой язык едва ворочался во рту. Армянин догадался, кивнул Лидии Николаевне, та все так же молча подала воды. Володя хлебнул.

– Скоро сами увидите. Он с вами и будет беседовать. О чем, какие вопросы станет задавать – знать не знаю. Но догадываюсь, что они непременно как-то связаны с телесюжетом, где вы героически изобличаете областную мафию и утверждаете, что с вами что-то может случиться, – армянин улыбнулся особенно очаровательно. – Нельзя так, Владимир Николаевич! Напророчили. Сказали – «может случиться», вот оно и случилось. Вот вы и здесь.

Володя осторожно взялся за голову. Она уже почти не болела, но все еще оставалась ватной. Хотя сознание возвращалось, и осознание остроты происходящего постепенно обретало черты реальности.

– Кто вы? – держась за голову, спросил он. Армянин удивился.

– Помилуйте, Владимир Николаевич, да ведь мы с вами знакомы! Впрочем, действительно, я вам никогда не представлялся, в отличие от моей дражайшей Лидии Николаевны. Зовут меня Сурен, отчество необязательно.

– Кто вы? – повторил Володя. – Вы киллеры? Вас наняли, чтобы меня убить?

– Ну, если бы так, убили бы! – снова очаровательно улыбнулся Сурен. – Хотя мы и не киллеры. Так, заработок подвернулся не очень пыльный. Попросил хороший человек – почему не помочь? Я в прежней жизни, в первой своей профессии – фармацевт. Поверьте: если бы я хотел вас отравить – никто никогда не догадался бы, чем именно. Я хороший специалист. К некоторым…. назовем их так: ухищрениям в отношении вас пришлось прибегнуть просто для того, чтобы, во-первых, миновать стадию уговоров – вы ведь добровольно не поехали бы никуда, да еще, чего доброго, наделали бы ненужного шума. Во-вторых, это нужно было, чтобы вы не знали, кто и куда вас везет.

– Чем это вы меня шарахнули? – показал на голову Володя.

– Вам правда интересно? – оживился Сурен. – Извольте. Все очень просто. Если большое количество спиртного смешать с небольшим количеством фенобарбитала, случится то, что случилось с вами. Вы ведь ничего не помните, что с вами было после того, как отключились в кафе? Ну, вот видите, какой эффект. А к водочке вы – так уж удачно вышло – неравнодушны. Вот все и сложилось. Хотя, – поднял он палец, – все могло кончиться раньше и намного печальнее. Вот Лидия Николаевна – она в прошлом пиротехник, работала в цирке, готовила разные уличные массовые представления в праздники. Вот у нее с вами не очень получилось.

Свистунов вопросительно уставился на жену Сурена. Та по-прежнему молчала и, казалось, не проявляла никакого интереса к разговору.

– Ну, помните взрыв в вашей комнате? Взрывное устройство сработало прекрасно, но вышла ошибочка: никто не мог предположить, что друг у вас случится, и вы окажетесь в это время у него. Взрывчатка должна была взорваться в назначенное время, когда вы, по нашим расчетам, точно должны были находиться дома. Вышло, что вы нас обыграли, хотя и не зная того. Вот в то время у нас действительно было задание ликвидировать вас.

Володя невольно поежился. И этот бандит в смокинге и бабочке так непринужденно, почти по-дружески рассказывает ему, что его стерва-жена не сумела убить его вовремя! Хорошенькое дело.

– А звукорежиссера того в гостинице тоже вы зарезали?

– Ну что вы! Не наши методы. На это есть другие специалисты. Я с ними, к счастью, не знаком.

До журналиста стало доходить, что такая откровенность означает только одно: его отсюда не выпустят. Его убьют непременно. Внутри сделалось тоскливо, пусто. Опять же понятно, что убьют не прежде, чем приедет заказчик. Когда это случится? Сколько времени у него в запасе? И что, интересно, сейчас делает Магомед? Ведь он должен был приехать в кафе, вспомнил Володя. Скорее всего, не успел. Если бы успел, сумел бы как-то отбить друга. Но хозяин не знает, что Магомед должен был приехать, Володя звонил, когда тот ходил на кухню. Больше в кафе никого не было – значит, после того как его увезли, кафе закрыли. Магомед, увидев закрытую дверь, должен был удивиться. И встревожиться: Он вспомнил, каким взволнованным голосом говорил с ним по телефону чеченец. Похоже, он узнал что-то, чем спешил поделиться с другом. И что само по себе представляет какую-то опасность.

– Какое сейчас время суток? – спросил Володя. Окна были тщательно занавешены чем-то плотным, и было непонятно, день на улице или ночь.

– Ночь, Владимир Николаевич, глубокая ночь.

– А почему вы меня не связали? Чтобы уж совсем, как в боевиках: похищение, связанные руки, еще лучше – похищенного привязывают к водопроводным трубам или, на худой конец, к спинке кровати.

– О, вы уже способны на иронию! Замечательно. Только зачем вас связывать или привязывать к чему-то? Сил у вас не так много сейчас, после дурмана. А против этого, – Сурен достал из кармана брюк изящный маленький пистолет неизвестной журналисту системы, – против этого что вы сможете? Такой же есть у жены, так что если вдруг вы надумаете захватить ее, прежде взвесьте все хорошенько. Нам дано указание поберечь вас до приезда… хорошего человека, но нет указания – беречь как зеницу ока. В случае сопротивления или опасности здоровью одного из нас мы можем защищаться, – Сурен снова улыбнулся.

– Когда же приедет ваш хороший человек?

– Думаю, скоро.

– Раз я все равно его увижу, может, скажете, кто он такой?

– Вообще-то я хотел оставить его для вас сюрпризом. Но, может, вы и правы: многовато сюрпризов для одного дня. Да вы его знаете! Могли бы сами догадаться.

В это время у Сурена в кармане зазвонил мобильник.

– Да. Конечно. Мы на месте. Все получилось. Он здесь. Деньги?.. При вас. Хорошо. Как договаривались? Хорошо. Ждем, товарищ майор! Да шучу я, кто тут услышит, кроме него? Ладно, не буду больше звать майором – буду полковником, – Сурен сунул телефон в карман.

И Володя догадался.

– Господи, ну конечно же! Майор этот самый… гражданский.

– Совершенно верно! Майор Мичурин, собственной персоной. Только он не гражданский, конечно. Гражданских майоров, как вы догадываетесь, не бывает. Он – из ФСБ. Он уже едет. Кстати, надо бы печь раскочегарить – думаю, разговор у вас с нашим майором будет долгий и, надеюсь, продуктивный. Дальше, – Сурен развел руками, – как судьба распорядится, – он обошел стол; небрежно положив рядом с собой пистолет, присел около печки, открыл дверцу. Стало видно, что огонь уже разгорелся как следует. – Вот и славно, сейчас у нас будет тепло…

Володя окончательно понял, что жить ему осталось немного. Во рту снова противно пересохло. Он сделал движение к столу – там стоял стакан с водой, – но его сильно качнуло в сторону печки. Рука непроизвольно ухватила толстое полено, лежавшее на краю. На принятие решения ушло мгновение. Сурен, подняв голову, успел понять, что задумал журналист, успел протянуть руку к пистолету… Больше он ничего не успел. Володя ухватил полено и что было сил ударил армянина по голове. Тот хрюкнул и сел на зад, скребя по деревянному полу и пытаясь дотянуться до пистолета. Володя ударил еще раз с той же силой. Сурен как-то по-детски жалобно посмотрел на него, что-то попытался сказать, потом из виска, сперва чуть помедлив, затем как-то сразу широкой лентой хлынула кровь – и он, закатывая глаза, завалился набок. Кровь, вытекая из свежей раны, дымилась. В доме было по-прежнему довольно холодно.

Свистунов схватил пистолет, резко обернулся – и упал раньше, чем осознал, что надо упасть. В ту же секунду раздался выстрел. Точнее, самого выстрела Володя почти не услышал, он щелкнул сухо, как выстрел из пневматической винтовки в тире. Похоже, пистолет был с глушителем.

Возможно, она была неплохим пиротехником. Но стрелком никудышним. Пуля, отколов от края стола щепку и порвав скатерть, попала в кирпич. Некогда было смотреть, куда именно. Его осыпало кирпичной пылью и штукатуркой. Он взвел курок маленького пистолета Сурена. С этим оружием он сумел бы справиться даже в таком состоянии, в каком находился сейчас: пистолет – штатное оружие механика-водителя танка. В армии на стрельбище Свистунов неизменно бывал первым. Он неплохо стрелял из армейского ПМ. Теперь оружие было другое, но вряд ли сложнее.

Второй выстрел прозвучал так же сухо. Лидия Николаевна вела себя, как испуганная женщина: она боялась подойти ближе, потому стреляла наугад. Вторая пуля, отрикошетив от кровати, вошла в деревянный пол рядом с Володей. Внизу через стол были видны ноги Лидии Николаевны. Она медленно приближалась. Подойдет ближе – хана. С расстояния полтора метра попадет даже слепой. Володя колебался: женщина все же. Третий выстрел развеял сомнения. Ноге стало горячо. Свистунов выстрелил чуть выше видневшихся ног. Пистолет Сурена стрелял так же бесшумно. Сочный «чмок», слабый не то стон, не то хрип – и Лидия Николаевна улеглась. С мужем их разделял стол.

Володя встал, опираясь на стол, и огляделся. Его по-прежнему покачивало, одна штанина была мокрой от крови. Он посмотрел внимательно на пистолет – никакого глушителя на нем не было, оба пистолета были одной модели: ПСС с патроном СП-4 особой конструкции, ему не требовался глушитель, он и без него стрелял бесшумно. Раньше Володя такого изящного оружия в руках не держал, но читал о нем. Как многие мужики, питал инстинктивную слабость к оружию, оттого держал дома энциклопедию.

Отбросив пистолет, бегло осмотрел ногу – пуля лишь слегка задела ее, оцарапав, порвав кожу. Кровь сочилась, но времени проводить медосмотр и оказывать себе первую помощь не было. Вот-вот сюда должен был пожаловать майор. Он церемониться с журналистом не станет.

Володя еще раз осмотрел жертвы – точнее, тех, чьей жертвой он сам почти стал. Сомнений не было: у Сурена проломлен череп, он мертв, а Лидию Николаевну пуля поразила, видимо, в живот. Женщина, кажется, еще дышала, но теперь, после того как она снова пыталась его убить, ему это было безразлично. Он взял свою куртку, пошел к двери – и вернулся. Как ни противно было шарить в кармане у мертвеца, забрал у Сурена мобильник, заодно вынул из его нетонкого бумажника деньги: у самого Володи карманы были пусты. Видимо, похитители-убийцы были слишком жадны до бумажек. Что ж, это их и погубило.

Володя еще раз глянул на издававшую тяжелые хриплые звуки Лидию Николаевну. Ничего, сейчас приедет ваш майор, пусть он и спасает. А нет – так и ладно. Жалости не было. Он толкнул дверь – она оказалась заперта. Ключа, как ни старался, он найти не смог. Выругавшись, он единственной табуреткой выбил узкое окно и с трудом вылез.

Стояла и правда глубокая ночь. Судя по всему, дача находилась довольно далеко от города. Зарево на небе от городских огней виднелось, но вдалеке. Небо же над поселком (дом, где журналиста чуть не убили, стоял на самом краю дачного поселка) было звездным, щедрым. Перед дачей на дороге виднелась припорошенная снегом серая «девятка» – та самая, на которой его привезли сюда. Мелькнула мысль – воспользоваться – и сразу же пропала. Первый же гаишник, пожелавший тормознуть Свистунова, арестует его непременно. Просто за странный диковатый вид, сочащуюся кровью ногу. Выяснит, что машина чужая – и привет. Потом объясняй, откуда ты и куда, и как к тебе попала чужая машина. Меньше всего сейчас ему нужна была встреча с милицией в любом ее обличье. Да и, откровенно говоря, сев за руль «короллы» с автоматической коробкой передач, он очень скоро забыл, как управляться с коробкой механической. Словом, придется звонить Магомеду.

Он уже взялся за мобильник – вдруг из дома раздался выстрел, затем еще один, еще… Больше выстрелов не было. Значит, пистолет у Лидии Николаевны был шестизарядным. Стреляя, она, очевидно, пыталась звать на помощь. Он чертыхнулся – женщину все же стало жаль. Снова пошел к окошку – в это время внутри рвануло. Посыпались стекла, а через мгновение в доме полыхнуло как следует. Володя вспомнил: рядом с кроватью со стороны печки стояла какая-то канистра. Очевидно, в ней был бензин или что-то подобное.

Лидия Николаевна достигла цели. Теперь ее обязательно найдут – только вот в каком виде? Пол, наверное, занялся не сразу, но он хорошо представил себе, как пламя мгновенно охватило высохший старый стол, скатерть, накинулось на одежду Сурена и его жены. Спасать было некого.

Володя в смятении еще раз глянул в сторону Краснохолмска – и вдруг увидел быстро приближающиеся фары автомобиля. «Черт, теперь не хватало еще этому майору Мичурину в лапы попасть!» Он кинулся было в огород – вовремя спохватился. По свежим следам на снегу его мгновенно найдут. Он выскочил на дорогу, где все было изрядно изъезжено, обежал дачу вокруг – и зашел со стороны огорода. Там стоял крохотный фанерный туалет. За него и спрятался.

Опасения оказались не напрасными. Черная новенькая «хонда» подъехала к дому через пару минут. Водитель заглушил мотор, потушил фары.